Культура та мистецтво

«Несмотря на неизлечимый недуг, Леся Украинка не готовилась умирать. И завещания не составила»

6:30 — 3 серпня 2013 eye 9555

Сто лет назад ушла из жизни гениальная украинская поэтесса

Принцесса поэзии — так назвал Лесю Украинку ее современник в посмертной статье: «С нею случилось, как в страшной сказке... Ей при рождении добрые феи дали могучий талант и высокую творческую силу, а злая колдунья наслала неизлечимую болезнь. Эта болезнь (туберкулез) приковала ее к постели с молодости, сократила ее земную жизнь...»

Поэтесса творила вопреки недугу — на пределе физических возможностей и признавалась близким людям, что буквально «горит», когда пишет. Этим неугасаемым жаром проникнуты и ее тексты. «Рукописи Леси Украинки обладают удивительной энергетикой», — говорит научный сотрудник Института литературы имени Т. Г. Шевченко Национальной академии наук Украины Татьяна Третьяченко, свыше 40 лет работающая в отделе рукописных фондов и текстологии. Мы беседуем с Татьяной Григорьевной о раритетных автографах Леси Украинки, связанных с важными моментами в судьбе поэтессы.

«Из стихов, записанных в подаренном мамой альбоме, выросла первая поэтическая книга»

— Соприкосновение с документами, обладающими особой аурой, со временем перерастает в общение с живым человеком, — замечает Татьяна Третьяченко. — Архив Леси Украинки дает драгоценную возможность почувствовать масштаб ее личности. У каждого из хранящихся здесь раритетных автографов своя творческая история...

На обложке небольшого изящного альбома — тисненая надпись «Poesie».

— Этот альбом для стихов 19-летней Лесе подарила ее мама Олена Пчилка (литературный псведоним Ольги Петровны Косач. — Авт.), — объясняет Татьяна Григорьевна. — На первой странице она напутствовала дочь. Написав по-французски четверостишие знаменитого поэта, от себя добавила: «...Форма вiршiв, зложених найвеличнiшим, незрiвнянним митцем Вiктором Гюго, нехай буде тобi зразком, бо оцю книжечку призначаю для твоїх писань. Розглядайся навколо, де не будеш, i пиши. Я впевнена, що тодi в цiй книжцi з’явиться немало Poesie».

Леся очень любила этот альбом, он был своего рода талисманом. В него переписывала набело свои стихи. Видите: вслед за ранними идут более зрелые, уже лирические шедевры: «Contra spem spero», «Досвiтнi огнi», «Сiм струн»...

*В четыре года Леся научилась читать, в пять — играть на рояле, в восемь стала писать стихи (фото 1878 года)

— Такое впечатление, что на глазах «взрослеет» почерк поэтессы.

— Да. Она с детства писала без завитушек, а затем почерк обрел и свои особенности: стал стремительным, «летящим»... Из стихов, записанных в подаренном мамой альбоме, выросла первая поэтическая книга «На крилах пiсень» Ларисы Косач. Литературный псевдоним она выбрала себе, будучи еще совсем юной: Леся Украинка.

— Выходит, мамино напутствие было вещим?

— Олена Пчилка прекрасно понимала, кто такая Леся, и заботилась не только о ее здоровье, но и о таланте.

— Известно, что поэтесса обладала музыкальным даром. А еще ей удивительно легко давались языки: с детства знала латынь и греческий, переводила мировую классику с немецкого, французского, итальянского, английского...

— Но, возможно, не все знают, что она проявила себя и в роли историка-исследователя. Представьте: в 19 лет Леся написала учебник «Стародавня iсторiя схiдних народiв». Сколько труда в него вложено! Учебник при жизни Леси Украинки был издан репринтным способом. А сейчас в архиве хранится рукописный оригинал. Это пособие поэтесса написала для своих младших сестер, чтобы помочь им в учебе. (В семье Косачей было шестеро детей — четыре дочери и двое сыновей. — Авт.)

— Интересно, своим характером Леся Украинка пошла в маму или в отца?

— Пожалуй, это сплав фамильных черт Косачей и Драгомановых (Олена Пчилка — родная сестра ученого и общественного деятеля Михаила Драгоманова. — Авт.). У отца Петра Антоновича Косача характер был мягче. И его старшая дочь Леся, при всей своей воле, решительности, была более толерантной, а в кругу близких людей — нежной. Сколько тепла, искренности в ее письмах к родным!

«Не можна, грiх бути iнвалiдом, коли так багато роботи»

Из письма Леси Украинки брату Михаилу: «...Чи то ми побачимось до осенi? Бо в Київ менi вже годi. Невже ти так-таки й не приїдеш до нас, а вже в нас позюмки настали! Лiси нашi гомонять, жита наши хвилюють, садки буйно зеленiють, у нас тепер чистий рай!.. Ой не втерплю — заспiваю!..»

В детстве старшие дети Косачей Михаил и Леся были неразлучны, и родители ласково называли их общим именем «Мишолосiє». Именно от брата Леся Украинка услышала слова горячего восхищения ее стихами. Михаил смастерил для сестры переносной письменный столик с полукруглой выемкой — чтобы она могла писать, не сгибая пораженного туберкулезом сустава, причинявшего ей нестерпимую боль. Столик максимально экономил силы, столь необходимые для творчества.

«Не можна, грiх бути iнвалiдом, коли так багато роботи... Коли не зараз, то через рiк, через два, через три, а все-таки треба вийти в люди! I я вийду, або пiд ножем пропаду», — писала Леся Украинка своей сестре Ольге. Ей, как и брату Михаилу (его безвременную смерть поэтесса тяжело переживала), она поверяла сокровенные мысли. Доверила на хранение и часть своего архива, дорогие сердцу письма и рукописи. Среди них был цикл стихов, посвященных Сергею Мержинскому. В марте 1901 года, получив известие, что ее любимый фактически обречен (у него была открытая форма туберкулеза), Леся Украинка поехала в Минск — ухаживать за умирающим. При этом подвергала страшному риску собственное здоровье, которое только-только улучшилось. Но поступить иначе она не могла. За одну ночь у кровати больного написала поэму «Одержима». А позже появились трагические стихи-шедевры. При жизни поэтесса их не публиковала.

— Черновики этих стихотворений попали в фонд Института литературы самым удивительным образом, — рассказывает Татьяна Третьяченко. — В 1943 году сестры поэтессы Ольга Косач-Кривинюк и Исидора Косач-Борисова, чудом выжившая в лагерях, выехали из Киева. С собой везли два мешка с Лесиными рукописями и письмами, семейными фотографиями. По дороге во Львове Ольга встречалась с литературоведом Марией Демьяновной Деркач — их давней знакомой, впоследствии исследовательницей творчества Леси Украинки. Она убедила сестер не увозить драгоценные мешки, и рукописи были переданы в НТШ («Наукове товариство iменi Шевченка». — Авт.) во Львове. А в 1950 году их передали в Киев, в Институт литературы. А вот эти автографы (Татьяна Григорьевна с величайшей бережностью демонстрирует стопочку листков, написанных «летящим» почерком. — Авт.) сестра Леси передала, буквально стоя на ступеньке вагона...

«Как знак дружбы Леся подарила мне манускрипт своего произведения»

— Татьяна Григорьевна, Лесю Украинку привыкли называть исключительно мужественной женщиной. А современники поэтессы говорили о ее женственности, об элегантном стиле одежды.

— Разумеется, в ее одежде присутствовали вкус и стиль. Леся, к слову, и сама любила шить, а вышивать умела с раннего детства. Носила красивые шляпы. Но дело, думаю, не в этом. Меня в свое время поразило замечание сына Ивана Франко: «Леся, попри хворобу, була якась дуже стихiйна». Что значит — стихийная? Порывистая, откликающаяся на живое чувство, устремленная ввысь («ins Blay» с немецкого — «ввысь!» — клю­че­вое слово Леси Украинки). Земную жизнь она знала: посмотрите, насколько точно описаны ею сельские нравы в «Лiсовiй пiснi»! Но не была приземленной, как и ее Мавка.

— «Лiсову пiсню» поэтесса создала за несколько дней, будучи уже неизлечимо больной...

— Драму помогал переписывать ее муж Климентий Квитка. Как заметила известный исследователь творчества Леси Украинки Лариса Мирошниченко, без Квитки не было бы «Лiсової пiснi». Их роднила музыка, стихия народной мелодии. Ведь Климент Васильевич, помимо юридического факультета Киевского университета, закончил училище имени Глиэра и был первоклассным музыкантом. Будучи рядом с Лесей, он окружил ее заботой, переписывал десятки ее произведений. К слову, в архиве Леси Украинки есть и переписанный Квиткой текст драматической поэмы «Айша та Мохамед», который поступил из военной Союзной контрольной миссии в Болгарии.

— И как это произошло?

— В 1946 году профессор Михаил Бредихин принес в миссию эту рукопись и передал уполномоченному — майору. Тот связался с нашим Институтом литературы. Рукопись передали в Киев вместе с письмом профессора: «Препровождаю при сем рукопись Леси Украинки в ваше распоряжение. В 1912 или 13 году я с покойной женой был в Египте в городе Хелуане, где жена лечилась от тяжелой болезни почек. Там же лечилась и Лариса Квитка, с которой мы очень подружились. Как знак дружбы Леся подарила мне манускрипт своего произведения, который я прошу передать по назначению. Я уже стар и не хотел бы, чтобы манускрипт потерялся».

Маленькая поэма «Айша та Мохамед» — это диалог между супругами. Молодая жена упрекает мужа в том, что он все еще любит свою покойную супругу: «За вiщо можна так любити стару, негарну, навiть мертву жiнку?» И следует поразительный ответ: «...В моїх очах вона нi гарною, нi молодою нiколи не здавалась. Але в нiй щось було... Щось вiчне, Айше....»

Лечение в Египте, предписанное Лесе Украинке, могло дать лишь временное облегчение — у поэтессы развился туберкулез почек... За несколько дней до смерти она пересказывала матери, приехавшей по вызову Климента Квитки, содержание своей будущей поэмы «На берегах Александрiї». А 1 августа 1913 года ее не стало. Из грузинского города Сурами (на Кавказе служил Климент Квитка) тело поэтессы привезли в Киев. 9 августа ее похоронили на Байковом кладбище. Ей было 42 года.

В 1958 году на могилу Леси Украинки пришел 87-летний Нестор Гамбарашвили. Поэтесса была влюблена в него в юности. Но он не ответил на ее чувство, они расстались. Старый человек стоял на коленях перед могилой и плакал. Как замечает Лариса Мирош­ниченко в книге «Леся Українка: життя i тексти», это были слезы Понимания. Поэтесса предвидела эту картину в одном из своих стихотворений.

— Леся Украинка оставила завещание? — интересуюсь у Татьяны Третьяченко.

— Нет. Она... не думала о своей смерти, и никаких распоряжений на этот счет не оставила. В одном из писем обмолвилась: «Вже, видно, менi на роду написано бути такою Princesse lointaine (далекою Царiвною). Пожила в Азії, поживу ще й в Африцi, а там... отак все посуватимусь далi та далi — та й зникну, обернуся в легенду...»