После длительного перерыва культовый режиссер приступил к работе над новой картиной, главную роль в которой играет известная актриса Моника Беллуччи
В 1980 году после шумного успеха фильма «Помнишь ли Долли Белл?» о проблемах боснийской молодежи
— Эмир, вы с детства мечтали стать режиссером?
— Мама рассказывала, что в раннем детстве я хотел быть дворником — нравилось мести улицы. В Сараево это до сих пор незазорная профессия, город очень чистый. Видимо, оттуда, из чистого детства, тяга к совершенству.
Когда учился в последних классах гимназии, играл в футбол и даже собирался подписать контракт с профессиональным клубом. Но из-за болезни суставов с этой мыслью пришлось расстаться. Хотя к футбольной теме вернулся многим позже — снял документальную ленту «Марадона». Снимал легендарного футболиста в один из самых сложных периодов его жизни, когда он пытался избавиться от своих вредных пристрастий. Четыре раза ездил в Буэнос-Айрес, но два из них напрасно: у Диего был запой. В жизни он такой же неуловимый, как и на футбольном поле. З
*«За Диего Марадоной трудно угнаться, — смеется Эмир Кустурица. — В жизни он такой же неуловимый, как и на футбольном поле» (фото с сайта www.filmofilia.com)
В школе я учился средне, а когда закончил ее, друг отца — режиссер, снимавший хорошие военные фильмы, приобщил меня к кино. Я поехал учиться в Прагу, на факультет кино и телевидения Академии исполнительских искусств. И не пожалел — в культуре чехов сильны гуманистические традиции. Там же создал свои первые фильмы «Часть правды» и «Осень». За короткометражку «Герника» — дипломную работу — получил главный приз на фестивале студенческого кино в Карловых Варах. Позже мне прочили даже карьеру преподавателя в области киноискусства.
В тридцать лет удостоился в Каннах главного приза за фильм «Папа в командировке». Привез награду в родное Сараево. Ходил счастливый, а потом заметил, что становлюсь чем-то вроде живой достопримечательности. Это не по мне. Начал играть на гитаре в «Zabranjeno Pusenje», чтобы все увидели, кто я на самом деле. Тогда мне и запретили в киношколе преподавать. Как это так: профессор — и вдруг рокер?!
— Слышал, как о вас говорят: «Он снимает кино в перерывах между концертами и после каждого фильма клянется, что это последний».
— Давайте по порядку. Музыка и кино для меня одно и то же. Ощущения и образы, которые порождает музыкальная композиция, могут быть спроецированы на любое изображение. Когда жил Моцарт, например, все восхищались новизной его музыки и теми эмоциями, которые он доносил до слушателя. Если бы Моцарт был жив сейчас, он бы снимал кино. Мне скоро шестьдесят.
*«Жизнь — это чудо, о ней так интересно снимать кино», — говорит Эмир Кустурица (фото автора)
Основным в своей кинокарьере считаю то, что я не ждал никаких статуэток, призов и наград. Просто хотел снять фильм и был доволен, если конечный результат меня не позорил. Никакая награда не может изменить моего видения кино. Сейчас я нахожусь в самой гуще съемочного процесса и ловлю себя на том, что вообще не понимаю, как снимать фильмы. Удивляет, как сложно делать кино. Тарковский говорил, что кино — это скульптура времени. Каждую секунду на съемочной площадке нужно делать что-то очень значимое, то, что может тронуть любого зрителя. Чем больше думаешь о Каннах, тем меньше думаешь о съемках. Я пришел к выводу, что миру нужны фильмы о каких-то фундаментальных, базовых, библейских вещах. Такое кино и снимаю.
После пятилетнего перерыва делаю новый фильм — On the Milky Road («По Млечному Пути»). Столь долгий тайм-аут был связан с концертной деятельностью группы «No Smoking Orchestra». Мы давали по 150 программных выступлений в год. Помимо прочего, я поставил панк-оперу «Время цыган» (премьерный показ состоялся во время рок-фестиваля «Кубана», который прошел на черноморском побережье под Анапой 1 августа. — Авт.). Справедливости ради замечу, что последние 14 лет я больше музыкант, нежели режиссер. Быть режиссером — это сродни тому, что быть инфицированным. Поскольку кино больше, чем жизнь.
— О чем же ваша новая лента?
— Это трилогия, которая входит в так называемый мексиканский проект, состоящий из девяти разделов. Достаточно подробный, эмоциональный и в то же время философский рассказ о монахе, несущем свое бремя.
Главную мужскую роль играю я, а женскую — Моника Беллуччи. В первой новелле ее героиня приезжает в центр для беженцев, чтобы выйти замуж за наемного убийцу. Мой герой — солдат, доставляющий молоко на эту базу. На обратном пути я понимаю, что вкус молока очень нравится змеям. Внутри конфликта, в центре которого оказалась героиня Моники, показывается, как змея спасает мою жизнь, задержав меня на 20 минут. Отсюда в фильме — курящие змеи. Согласно сюжету, двое парней развлекаются, взрывая рептилий в ходе свадебных процессий. Они ловят пресмыкающихся, вставляют горящую сигарету им в пасть, а ведь известно, что рептилии вдыхают в себя весь объем воздуха. Сигарета перекрывает дыхание, дым не выходит, и змея взрывается. Я знал, что реакция людей на курящих змей будет дикой. Не говоря уже о том, что во время съемок было страшновато.
— Почему решили взять главную роль себе?
— Монаха, речь о котором шла выше, я начинаю играть в третьей части фильма. Мой герой — монах-каменотес. Отработав, каждый вечер складывает
— Окружающим ваш новый имидж понравился?
— Не знаю, но Моника восприняла на ура.
— Говорят, у вас с ней давняя симпатия друг к другу.
— Если честно, мне это льстит. Моника такая очаровательная женщина, звезда экрана. Познакомились мы лет десять назад, причем абсолютно случайно. Я был на Каннском фестивале и, как выяснилось, проживал с Беллуччи в одном отеле. Как-то столкнулись в лифте, посмотрели друг на друга заинтересованным взглядом и разбежались в разные стороны. Когда недавно встретились на съемках, Моника призналась, что моя энергетика еще долго преследовала ее после той встречи. В общем, мы понравились друг другу с первого взгляда.
— Вы знаете, что нравитесь многим женщинам, включая кинозвезд. Пишут, что у вас роман с Ингеборгой Дапкунайте.
— Мы вместе снимались во Франции. О романе с Ингеборгой слышу периодически от журналистов и некоторых кинопредставителей. Даже брак прочили, но, наверное, нам хватило роли супругов в фильме режиссера Кристиана Кариона «Прощай».
— Хочу спросить вас о режиссере Алексее Балабанове. Правда, что незадолго до его смерти вы встречались и обсуждали совместную работу над фильмом о Сталине?
— Мне нравятся работы Балабанова, восхищен его самоотдачей в творчестве. Он один из тех режиссеров, чье значение со временем будет только возрастать. Снимал кино практически во всех существующих ныне жанрах. На одном из фестивалей мы обсуждали возможность сотрудничества. Балабанов предложил мне снимать вместе. Упомянул имя Сталина и спросил, готов ли я поучаствовать в таком проекте. Я ответил, что не могу снимать кино о человеке, которого не люблю. Сталин — тиран, убивающий людей, в том числе своих. Нужно помнить и о том, что такое восприятие истории. Ведь именно этот фактор сделал из Наполеона мирового преступника. Суть не в изменении истории, а в ее восприятии. Не уверен, что я режиссер, способный говорить на эту тему — я вижу проблему с разных сторон. Очень жаль, что Алексей ушел из нашего мира. Он оставил большое наследие. Думаю, найдется человек, способный воплотить то, что называется противоречивым подходом к личности, которую многие ненавидели.
— Не меняете свою позицию относительно Голливуда?
— Понимаете, кино снимать тяжело, в особенности плохое. Я не против Голливуда «второго периода», с его американской мечтой. Какие фильмы снимались в Америке в семидесятые! «Крестный отец», «Таксист»... А что сегодня осталось от тех идей? Ровным счетом ничего. Американская мечта превратилась в нечто иное. Современный Голливуд — просто ярмарка тщеславия, не имеющая никакого отношения к киноискусству.
Кино переживает тяжелый этап. Переход от
В то же время кино не утратило своей пропагандистской, гипнотической функции. Показывая фильмы с Анджелиной Джоли, киномагнаты хотят отучить публику думать. А то, чего доброго, додумаются до недовольства властями и потребуют перемен. Натурализм и искренние посылы французской «новой волны»
— Без чего вы не могли бы представить свою жизнь?
— Не представляю жизнь, в которой пришлось бы жить и поступать неестественно. Я привык делать только то, что люблю, умею, и лишь с теми, кого люблю. Потому и снимаю кино всей семьей. Жена Майя продюсер, сын Стрибор пишет музыку для фильмов. Подрастает внук — мое величайшее достижение. Ведь жизнь — это чудо, о ней так интересно снимать.