54-летней Ирине Рабченюк, вышедшей вместе с семьей на мирную демонстрацию на столичной улице Институтской, сотрудники спецподразделения дубинками разбили голову и лицо, повредили глаз и сломали нос. Ирине предстоит длительное лечение и операция, после которой она собирается… снова выходить на евромайдан и защищать свои гражданские права
После разгона евромайдана и последующего избиения «Беркутом» студентов в больницы Киева поступили несколько десятков митингующих. Неотложную медицинскую помощь раненым пришлось оказывать даже медсестрам и врачам роддома № 1 на Печерске — мест в травматологических отделениях больниц в центре города катастрофически не хватало. После кровавой зачистки на Банковой, когда под дубинки сотрудников спецподразделения, кроме провокаторов, попытавшихся взять штурмом Администрацию Президента, попали еще и сотни мирных жителей, раненых стало столько, что бригады скорой помощи и врачи приемных отделений просто не справлялись с работой. Шутка ли — журналистов было госпитализировано более сорока человек. Пострадали даже те, кто не принимал участия в протестах и штурмах, а просто имел несчастье оказаться в этот момент на улицах Банковой или Институтской. Одна из таких невинных жертв — 54-летняя Ирина Рабченюк — сейчас находится в отделении торакальной хирургии 17-й больницы. Женщина в тяжелом состоянии: она не может встать с кровати, ослепла на правый глаз, вместо лица — кровавое месиво. В тот день, 1 декабря, бойцы спецподразделения избили дубинками всю семью — ее с мужем и двоих детей…
— Знаете, я всю жизнь считала себя слабой и трусливой, — рассказывает Ирина Рабченюк. Из-за сильнейшего отека лица, сломанного носа и постоянного головокружения женщина говорит с трудом — тихо, медленно, с остановками. — Никогда не лезу на рожон, ни с кем не выясняю отношений, не скандалю. Но есть моменты, когда молчать невозможно. В 2004 году мы всей семьей выходили на Майдан, поддерживая «оранжевую революцию». Хотя сами из Донецкой области. Я там выросла, но всю юность мечтала уехать — жить в том регионе мне было очень некомфортно. В магазинах, на улице, в коллективах, в домах — везде на Донбассе люди безразличны друг к другу, живут обособленно. Я чуть ли не единственная из всех своих знакомых говорила дома на украинском языке. Так приучили родители, которые родом тоже из Восточной Украины. Это была их гражданская позиция. С другими людьми из уважения мы общались на русском, но дома — только по-украински. До сих пор помню свой спор по этому поводу с соседкой. Спор закончился ее словами: «А мне все равно, Ира. Это ты украинка, а я — никто…»
Высшее образование я решила получать в Киеве. На собеседовании в педагогическом институте меня спросили, почему я приехала учиться в столицу, и я честно ответила: здесь люди хорошие. По распределению попала на работу к себе на родину, но при первой же возможности уехала из Донецкой области. Уже семнадцать лет мы живем в Киеве. Я очень люблю этот город, его отзывчивых порядочных жителей. А во время «оранжевой революции» увидела, насколько все эти люди дружные, сердечные и сплоченные.
— Конечно, сейчас, как и тогда, у нас не было сомнений — выходить на Майдан или нет, — вступает в разговор муж Ирины, Петр Витальевич. — Дело было даже не в провале евроинтеграции. Мы вышли выразить гражданский протест против избиения студентов. Потому что бить детей недопустимо никогда и ни при каких обстоятельствах. Этому нет и не может быть оправдания. Мы несколько раз выходили на Майдан в знак протеста. В воскресенье, 1 декабря, тоже пошли — я, жена и двое наших детей, 33-летняя дочь Лариса и 27-летний сын Ярослав. Какое-то время походили по улице Институтской, где мирно стояли обычные люди — без всяких выкриков и тем более камней, баллончиков или еще чего-то противозаконного. Потом прошли к Национальному банку и еще чуть выше. И тут началось что-то несусветное — крики, вопли. Повалил дым.
— Мы не понимали, что именно происходит, — говорит Лариса, дочь Ирины и Петра. — Но стало страшно. Чтобы узнать, в чем дело, мы с братом отвели родителей подальше (они оба астматики, им нельзя дышать газом), а сами пошли на Банковую. Там творился настоящий кошмар. Ехал бульдозер, какие-то люди в масках швыряли в милицию камнями, кидали шумовые гранаты, в ответ милиционеры распыляли слезоточивый газ. Люди, которые, в отличие от провокаторов, не собирались драться, не были агрессивны, они развернулись и попытались уйти, но зачинщики им не давали, кричали: «Стойте, не уходите!» Мы с Яриком поняли, что нужно скорее уводить родителей из этого опасного места. Бросились к ним, но не успели — на нас понеслась толпа. Оказывается, «Беркут» пошел в наступление. Спецназовцы оттеснили людей от Администрации Президента и начали беспощадно избивать. Бегущие впереди кричали: «Уводите девушек и женщин, скорее!» Я тоже бежала, переживая, что в дыму и панике потеряла брата. За мной гнался «беркутовец». Догнав, со всей силы ударил дубинкой по спине. Спасло только то, что на мне был рюкзак. Я остановилась, обернулась к обидчику и спросила: «За что?» Но он мне не ответил, а поднял дубинку и замахнулся для следующего удара. Пробегающий мимо парень закричал ему: «Не смей! Ты что, не видишь, что перед тобой девушка?» Спасибо ему, он меня спас, — не в силах говорить, Лариса плачет, закрыв лицо руками.
*"Пока я металась посреди того ада, молилась лишь об одном: чтобы моя семья не пострадала, — говорит Лариса, дочь Ирины Рабченюк. — Увы, не помогло: мама в больнице, да и отцу с братом досталось"
Родителей и брата Ларисе сразу найти не удалось. Она бежала к машине Ярика, которую тот оставил неподалеку, а вокруг творилось нечто невообразимое: «беркутовцы» нападали не только на участников митинга, но и на прохожих, которые просто шли навстречу или, стоя на обочине, говорили по мобильному телефону. Стариков, молодых девушек, пожилые семейные пары лупили дубинками по голове, упавших избивали ногами по почкам и в пах. Вся улица Банковая была залита кровью. Спасаясь из этого ада, Лариса молилась лишь об одном: чтобы ее семья избежала расправы. Но надежды не оправдались.
— Вот только что моя жена стояла рядом, и вдруг ее уже нет — Ирину просто снесла обезумевшая толпа, преследуемая «Беркутом», — вспоминает Петр Витальевич. — Внезапно на мой затылок обрушился сильнейший удар. Я упал, но боли в первую секунду не почувствовал — лишь ужас и страх за жену и детей. Какие-то ребята помогли мне подняться, но идти я не мог — меня шатало, как пьяного.
— Я увидела бегущего ко мне Ярика с флагом Украины, — рассказывает Ирина Васильевна. — Сын споткнулся о клумбу и упал. Я помогла ему встать, и в тот же момент ко мне подбежал сотрудник «Беркута». Посмотрел в глаза, замахнулся и со всей силы врезал дубинкой… по лицу! Потом развернулся к Ярику и начал бить его. Сын кричал: «Ты ударил мою маму!», а на него сыпались удары. Дальше я ничего не видела — кровью залило лицо. Незнакомые женщины оттащили меня на ступеньки цокольного этажа ближайшего дома. Пытались оказать какую-то помощь, но не могли. Мне становилось все хуже. Носа я не чувствовала, из ноздрей и рта рекой лилась кровь. Очень болели правый глаз и голова. Добрые люди увидели стоящую неподалеку «скорую» и отвели меня туда. В карете уже были девушка с окровавленной ногой и избитый журналист, но, увидев мое лицо, они в один голос начали говорить, чтобы медики не обращали на них внимания, а быстрее спасали меня.
— Дай Бог здоровья врачу скорой помощи, которая не отходила от моей мамы ни на минуту, — говорит Лариса. — Когда мы с папой и братом наконец встретились, то начали постоянно звонить маме, пытаясь ее найти. Безрезультатно. Какой это был кошмар — смотреть на людскую мясорубку вокруг и не знать, жива ли наша мамочка. К счастью, она смогла на ощупь набрать меня и сообщить, что ее везут в 17-ю больницу. Здесь прекрасные врачи. Они очень внимательны к маме, лечат ее, успокаивают. Спасибо им огромное!
— Ирина Рабченюк поступила к нам вместе с еще двадцатью пострадавшими, — сообщила «ФАКТАМ» начмед киевской больницы № 17 Татьяна Барановская. — Большинству мы оказали необходимую медицинскую помощь и отпустили домой. Четверо пациентов с политравмами, в частности с черепно-мозговыми травмами, находятся у нас в стационаре до сих пор. Одному из пострадавших — парню 23 лет — пришлось даже делать трепанацию черепа. Операция прошла успешно, сейчас больному предстоит длительное восстановление и реабилитация. Что касается Ирины Рабченюк, то у нее, кроме черепно-мозговой травмы, еще и сильное повреждение глаза, и перелом носа. Ей также необходимо будет оперативное вмешательство. Думаю, пациентка пробудет в больнице по меньшей мере несколько недель.
— Единственное, что нас удивило, — то, что врачи не стали вызывать милицию, когда к ним поступили раненые, — говорит Петр Рабченюк. — Хотя у них прописано в инструкции, что, если привезли человека с насильственными телесными повреждениями — побоями, огнестрельными или ножевыми ранениями, — медики сразу должны сообщать на 102. Вместе с моей женой и другими избитыми людьми в этой больнице лежал один «беркутовец». У него были очень «тяжелые» травмы: царапина на… шлеме (!) и разорванный рукав. Ни синяка, ни кровоподтека, ни ссадины. Так вот, к нему единственному сразу приехал следователь и в тот же день стал брать показания. Ни к Ире, ни к другим пострадавшим он даже не подошел. Но мы завтра сами пойдем в милицию и подадим заявление. Хотя, скажу честно, на то, что удастся добиться справедливости и привлечь к ответственности бойцов спецназа, которые избили людей, особо не надеемся.
— Я сегодня снова выходил на Майдан. Потому что прощать нашей власти случившееся нельзя, — Ярослав Рабченюк разворачивает тот самый флаг, с которым он бежал по Институтской. Знамя все в засохшей крови. — И остальные избитые люди, которые уже немного оклемались, не отсиживаются дома, а опять выходят на митинги.
— Я тоже, как только поправлюсь, выйду на Майдан, — тихо говорит Ирина Рабченюк. — Буду поддерживать других митингующих, которые борются за правду. А сейчас все — знакомые и незнакомые — поддерживают меня. Это трогает до слез. Совершенно чужие люди звонят, говорят слова поддержки, предлагают координаты врачей, деньги. Лишь одна моя знакомая из Донецкой области, услышав, что произошло, заявила, что… так мне и надо. Остальные начинают осознавать, что Майдан — это не политическая игра, куда ходят люди, которым нечего делать, а место, где мы ценой собственной жизни и здоровья отстаиваем будущее наших детей. Знаете, если после всего случившегося со мной мой родной Донбасс наконец-то поймет, что нельзя поддерживать убийц, которые нападают на мирных жителей, значит я пострадала не напрасно.
Фото автора