Харьковчанка Марина, вырвавшаяся из рук мужа-тирана, рискуя жизнью, вернула семью на родину. В благодарность за это дети, обратившись в передачу «Все для мамы», устроили Марине настоящую новогоднюю сказку
Он был первым и единственным мужчиной в ее жизни. Как-то, когда она ехала в метро, встал в вагоне рядом, взял за руку.
— Я тогда была наивной 23-летней девочкой, — вспоминает 44-летняя Марина. — Воспитание строгое. Никаких дискотек! Папа не разрешал даже смотреть, как в кино целуются. А тут — красивый, обаятельный мужчина. Большие карие глаза. Веселые, живые. Он схватил меня за руку и не отпускал. Наверное, так меня только и можно было поймать. Я дергалась, пытаясь вырвать руку. Но он стал жалобно, на ломаном русском говорить: «Не уходи. Я из Марокко. Один в Украине. Мне трудно. Не знаю города, не знаю людей. Пожалуйста (тут он высыпал мне в ладонь целую горсть жетонов метро — на проезд), приходи завтра к памятнику Ленину, покажи мне город».
Во мне проснулась жалость. Один в стране! Надо помочь.
— До этого я ни с кем не встречалась, — продолжает Марина. — Была домашним ребенком: музыка, книги. Родственники ругали: «Останешься старой девой!» И когда я вдруг объявила, что один симпатичный иностранец назначает мне свидание, мама вздохнула: «Ну слава Богу». «Мама! — разволновалась я. — Либо я не пойду на свидание вообще, либо ты пойдешь со мной».
Когда Сабир увидел, что я пришла на свидание с мамой, он был сражен. Потом говорил: «Ты чистая, скромная, стыдливая. Настоящая мусульманка. Не думал, что такую найду». Мы стали встречаться. Я по-прежнему чувствовала неловкость, постоянно предупреждала: «Только ты меня не обнимай, не целуй…» Постепенно привыкала к мысли, что это мой суженый, мой будущий муж. Через год мы стали жить вместе в квартире моих родителей. Они были разведены и квартиру оставили в мое распоряжение.
Очень долго у нас не было близких отношений. Сабир не настаивал, понимал, какой это для меня серьезный шаг. Этим он меня и взял. «Если не торопит, если так уважает меня, значит, хороший человек», — думала я.
Однажды Сабир пришел пьяным, поднял на меня руку. Я тут же решила разорвать отношения. Он падал на колени, резал себе вены, умолял вернуться. Я сдалась… Забеременела. Мы поженились. С учебой (муж учился на подготовительном отделении филфака университета) у него не заладилось, и Сабир пошел торговать на базар.
Родилась дочь Илона. Мы поменяли трехкомнатную квартиру на худшую, на первом этаже хрущевки. Остаток денег я отдала мужу на развитие бизнеса и на то, чтобы он поехал в Марокко, забрал оттуда часть наследства и обосновался уже здесь окончательно.
Вернувшись, Сабир торговал то продуктами, то инструментами, то… вещами из дома, чтобы купить очередную партию товара, но бизнес не шел. Сабир часто приходил пьяным, бросался на меня с кулаками. Но я объясняла его агрессию пьянством и делала все, чтобы он бросил пить.
Как ни пыталась сохранить семью, уже понимала: Сабир не мой человек. Разные культуры, разные уровни воспитания. Поэтому, когда муж сказал, что полетит в очередной раз в Марокко за партией товара, я решила, что вызов в Украину делать ему не буду. Он просился назад, писал красивые письма, плакал. Но я больше не хотела его видеть.
Вскоре случилось несчастье: мама потеряла своего второго мужа (у моего папы, с которым она развелась много лет назад, была другая семья), у нее обнаружили онкологическое заболевание. Она сказала: «Марина, я не смогу тебе помогать, вызывай Сабира».
Муж приехал на костылях. Сказал, что в Марокко попал под машину. У него стала чернеть нога. Я попросила папу помочь. Он дал деньги на аппарат Илизарова, оплатил лечение. Я растила ребенка, разрывалась между больной мамой и больным мужем. Когда выхаживала Сабира, забеременела второй раз. Это был 1998 год. Безденежье, безработица. Родилась дочка Ксюша. Она долго не садилась, врачи заподозрили у нее ДЦП. Нужны были деньги на массажи и процедуры. «Что будет дальше?», «Как мы будем жить?» — спрашивала мужа, который перебивался случайными заработками. Однажды вместо ответа он схватил меня за горло и стал душить. Смотрела в его глаза и думала: «Я сейчас умру и попаду в рай, а он будет мучиться». От жалости я погладила Сабира по щеке. Его так потрясла моя реакция, что он разжал руки…
— Жизнь не ладилась, — рассказывает Марина. — Скандалы не прекращались. Особенно Сабир зверел, когда видел, что я читаю Библию. «Жена мусульманина должна читать Коран!» — говорил он. Запрещал держать дома святую воду, отмечать Пасху. Как-то увидел меня с Библией, приставил нож к горлу. Сказал, будто шутя: «Если еще раз увижу, что у нас в доме Библия, я имею право перерезать тебе горло». От этих слов у меня мороз по коже пошел. Чтобы как-то защитить детей, я отправила старшую дочку, пятилетнюю Илону, на карате. Мужу моя идея понравилась. Он тоже стал тренировать Илону, довольно жестко и требовательно. Супруг мечтал о мальчике, а поскольку родилась девочка, хоть таким образом реализовал свое желание.
— Почему вы не развелись?
— Я пыталась его исправить, изменить. Но думать, что мужчина изменится — самая большая и самая глупая женская иллюзия. Я уже была беременна третьим ребенком. Сабир увяз в долгах: бизнес давал слишком маленькую прибыль. Нас осаждали кредиторы. Муж прятался в детской, просил, чтобы мы с дочками говорили, что его нет. Накапливались долги за коммуналку, я боялась, что когда-нибудь кредиторы придут и кого-то из нас убьют.
Ситуация казалась безвыходной. Работы нет. Сплошные долги. Маленькие дети. Поэтому, когда Сабир предложил мне уехать в Марокко, я ухватилась за идею, как за соломинку. «Там начнем все сначала! — убеждал муж. — Там у меня дом, поможет родня». Воспрянув духом, я продала нашу квартиру, не зная в тот момент, что совершаю глупость, если не сказать преступление. Я хотела детям лучшей жизни, а в результате лишила их собственного дома, за что себя до сих пор корю.
Африка стала для меня клеткой. Когда мы прилетели в Марокко, оказалось, что дома у Сабира там нет. Он давно получил свою часть наследства, пропил ее и прогулял. Мы поселились в доме его брата, единственного из всех, кто относился с сочувствием ко мне и детям. Ведь мы с Сабиром не заключили брак по исламским правилам. Поэтому и дети, и жена-украинка были в этой стране вне закона.
Сразу появилось много запретов. Нельзя подходить к окну — грех. Снимать платок с головы — тоже грех. Ходить можно было только в хиджабе. Я задыхалась, изнемогала от жары, но жаловаться не могла. Средства от продажи нашей квартиры растаяли быстро: ушли на подарки для родни Сабира, установку памятника его маме (я сама предложила это сделать), на развитие его очередного бизнеса. Нас с детьми в списке Сабира не оказалось.
— Вы приняли ислам?
— По своей воле, еще в Украине, чтобы бороться с его привычкой пить. По моей инициативе мы читали молитвы пять раз в день, соблюдали пост рамадан. Думала: не важно, какому Богу молиться, ведь Бог един. Я знала 99 имен Аллаха, чтила все религиозные заповеди. Хотя часто во сне меня преследовал запах ладана. А перед отъездом в Марокко даже приснился сон: я шла по коридору, вдоль которого стояли иконы Божьей матери, и они смотрели на меня с болью и любовью… Мои усилия не оказались напрасными. Муж перестал пить.
В Марокко я супруга практически не видела. Он приходил в два-три часа ночи. Вскоре мы сняли отдельную квартиру. Сабир арендовал кафе, где готовил блюда украинской и арабской кухни. Дома его халат, измазанный жирами, томатным соусом, я стирала вручную. Денег на стиральную машинку не было. Нам с детьми муж приносил какие-то объедки, которые я умудрялась перерабатывать в более или менее сносные блюда. Однажды муж принес недоеденный хлеб, в котором кто-то погасил окурок.
— Чтобы не сойти с ума, я придумывала детям сказочный мир, — вспоминает Марина. — Мы изготавливали какие-то поделки, бросали в океан монетки. Когда мужа не было дома, тайком ходили гулять по городу и придумывали волшебные сказки о восточных чудесах. Часто с детьми смотрели на заходящее солнце и хором говорили: «Господи, только бы вернуться домой».
Но вырваться оттуда было невозможно. Билеты, которые я изначально на всякий случай взяла для себя и детей на обратную дорогу, муж порвал. Письма, которые я писала маме, проверялись. Перед отъездом мы договорились с мамой, что, если мне будет совсем плохо, я напишу условную фразу: «Какое небо голубое, какое все зеленое». Пришел момент ее написать. Прочитав эту фразу, мама связалась с папой, он — с посольством Украины в Марокко. Мне позвонили оттуда и сказали: «Возвращайтесь на родину, ведь вас никто сюда не тянул». А как возвращаться, когда нет денег, когда муж забрал документы, а если попытаешься бежать, будешь бита. По законам шариата разрешается наказывать непокорную жену.
— Детей Сабир любил?
— Он даже не знал даты их рождения. Воспитывал в строгости. Говорил: «Ноги оторву, если подойдете к окну». Учил их арабскому. Если произносили слова неправильно, бил линейкой по пальцам или лупил ремнем, натертым солью. Только Илону очень опекал: учил приемам карате. Часто возил ее ночью к океану, где бросал в воду, воспитывая бойцовские качества.
Стала умолять старшего брата Сабира Расима: «Я здесь погибну. Ты один можешь мне помочь. Помоги мне бежать». Он сказал: «Я тебя понимаю. Но не могу. Он мой брат». И… рассказал все Сабиру. От расправы меня спасло только то, что я в очередной раз была беременна. И Сабир надеялся, что хоть на этот раз родится мальчик.
Когда начались схватки, я стала звонить мужу. Он был недоступен. В больницу меня отвез Расим.
Это была больница для бедных — без воды, со старым оборудованием и дряхлыми кушетками. Разрывы после родов мне зашили по живому, без анестезии. После родов не помыли и не вытерли ни меня, ни ребенка. Положили его рядом на столик голого, без пеленок. Единственное — я смогла протянуть руку и накрыть малышку окровавленным полотенцем. Никто ребенка не осматривал, не взвешивал. Детский врач даже не подошел.
Нас отвезли в палату. Никто из родных к нам не шел. Ведь я опять родила девочку. Это были страшные минуты. К одной из родивших женщин пришли родные. В благодарность за рождение сына они стали обносить других пациенток духами, благовониями, мисками с супом. Этот суп меня и спас.
Наконец приехали Сабир и Расим. Муж привез одежду для меня и ребенка. Расим — большой букет цветов. На обратной дороге Сабир побежал и купил букет в два раза больше. «Господи, зачем он это делает?» — заметил Расим. Он и его родня не любили брата. Говорили, что если бы не мы, они бы с ним не имели никаких дел.
Малышку назвали Хадижей. К счастью, у меня было молоко (я всех своих детей кормила до двух лет). Сабир стал возить дочек в семьи друзей и родственников для знакомства с будущими женихами. Ведь в Марокко можно выходить замуж с малых лет, даже за двоюродных и троюродных братьев. За невест давали большой калым. На него Сабир собирался купить дом, открыть свое кафе. Это стало последней каплей. Я понимала: если хоть одну мою малышку выдадут замуж и возьмут за нее калым, я не смогу вырвать ее из страны.
Решила бежать. Чтобы вернуться в Украину, стала хитрить: «На четвертого ребенка в Украине дают помощь — восемь тысяч долларов. Надо поехать на родину, зарегистрировать там Хадижу», — сказала мужу. Обман сработал. Мы вылетели в Киев всей семьей. Поселились у мамы. Очень быстро Сабир понял, что мы его обманули, но… продолжал жить в однокомнатной квартире у моей мамы. Нас там было семеро. Однажды у нее пропало фамильное золото и сбережения. Я сказала Сабиру: «Если не хочешь попасть в тюрьму, уходи». Стала подводить его к мысли о разводе. Арабского мужчину женщина не должна бросать первой. Это смертельная обида. Пришлось постепенно отваживать его от семьи, таки уговорила на развод. Со временем он уехал в Киев и исчез из нашей жизни.
— Наконец-то мы смогли вздохнуть спокойно, — продолжает Марина. — Я очень переживала, что изменила веру. Поэтому, как только Сабир уехал, окрестила всех детей.
marian90@mail.ru