Сегодня легендарному разведчику, ставшему прототипом майора Вихря из одноименного фильма, исполнилось бы 100 лет
Герой Украины, заслуженный учитель УССР Евгений Березняк, часть военной биографии которого Юлиан Семенов положил в основу романа «Майор Вихрь» и сценария к одноименному фильму, не дожил до своего 100-летия всего три месяца. 20 ноября 2013 года Верховная Рада приняла постановление о праздновании на государственном уровне векового юбилея Евгения Степановича, а через три дня его не стало.
Уроженец Днепропетровска Евгений Березняк до июня 1941-го работал учителем, директором школы, затем руководил Львовским городским отделом народного образования. Во время войны стал активным участником днепропетровского подполья. Пройдя обучение в разведшколе в Москве, в ночь с 18-го на 19 августа 1944 года вместе с двумя коллегами десантировался на территорию оккупированной немцами Польши. Шансов выжить у советских разведчиков практически не было… Тем не менее все трое чудом вернулись домой, а напичканный взрывчаткой древний прекрасный Краков был взят нашими войсками в целости и сохранности.
Разведгруппу «Голос» легендарный командир Евгений Березняк превратил в большой разведывательно-диверсионный отряд и 156 дней командовал им во вражеском тылу.
Своими воспоминаниями о Евгении Степановиче с «ФАКТАМИ» поделились его сыновья Виктор и Василий.
— Папа скончался 23 ноября 2013 года в республиканской больнице «Феофания». У него случился обширный инсульт, — рассказывает 57-летний Виктор Березняк, младший сын разведчика. — Некоторые газеты писали, что отец «умер после долгой и продолжительной болезни», но это неправда. В последние годы отец потерял зрение, тем не менее максимально старался все делать без посторонней помощи: одеваться, бриться, звонить по телефону. Он чувствовал себя здоровым, полным энергии человеком, встречался с ветеранами, студентами, журналистами… Причем отговорить его от этих встреч было практически невозможно. А «сгорел» очень быстро. В начале ноября вдруг почувствовал себя плохо, «скорая помощь» увезла его в больницу, где через три недели он и умер.
— Евгений Степанович мечтал дожить до 100-летнего юбилея? В семье строили планы по поводу празднования этой даты?
— Мы не сомневались, что его юбилей отметим вместе. Отец любил жизнь, боролся за нее до последнего момента, и она долгие годы отвечала ему взаимностью. Конечно, понимал, что возраст уже очень почтенный и с ним в любой момент может что-то случиться. Поэтому еще несколько лет назад съездил во Львов, где живет мой старший брат Василий, чтобы навестить могилы всех своих друзей. А что касается самочувствия, то оно у отца было вполне сносным. Все лекарства принимал вовремя, но никакой диеты никогда не придерживался. Обожал блюда с белыми грибами и в свои 99 лет запросто мог «под грибочки» и рюмку водки выпить. Кстати, до того как начал терять зрение, папа был заядлым грибником. И на реке с удочкой любил посидеть…
Кстати, у него в паспорте датой рождения значилось 25 февраля, хотя в метрике было указано 11 февраля 1914 года, по старому стилю. А разница между новым и старым календарем составляет ровно 13 дней, поэтому свой день рождения отец всегда праздновал 24 февраля. Этот день непременно становился семейным праздником, на который к отцу в его квартиру на Печерске съезжались близкие родственники. Раньше, когда была здорова, приезжала и моя старшая сестра Валентина — дочь отца от первого, еще довоенного брака. Затем война свела его с Елизаветой Вологодской.
Елизавета работала в разведгруппе «Львов», а когда ее командир оказался предателем, она под псевдонимом Ольга Комар стала радисткой отцовского отряда «Голос». Как и Евгений Березняк, была схвачена гестапо. Бежать ей помог начальник третьего отделения военной контрразведки (абвера) Курт Гартман. Он попросил Елизавету передать, что предлагает советской разведке свои услуги. Конечно, наши согласились: Курт Гартман был человеком с очень широкими возможностями…
После Великой Отечественной войны отец вместе с Елизаветой, которая была на седьмом месяце беременности, попали в лагерь НКВД под Москвой. Вскоре их освободили, и у них родился сын Василий. Когда ему исполнилось десять лет, супруги развелись. Отца из Львова перевели на работу в Киев, и там он полюбил другую женщину, мою мать — учительницу Екатерину Кузьминичну.
— А вы лично когда узнали о роли отца в спасении Кракова?
— Мой дед, проживший после Победы девять лет, был уверен, что во время войны его сын где-то партизанил. Я же знал только, что отец был активным участником днепропетровского подполья. В 1965 году «Комсомольская правда» опубликовала статью под названием «Город не должен умереть!» — вот тогда-то и я, и вся страна узнали настоящие имена, а также подлинную историю разведчиков группы «Голос». Через два года на экраны вышел фильм «Майор Вихрь» по одноименному роману Юлиана Семенова. Мне тогда было 11 лет, и я знал, что в основу фильма положены события, происходившие непосредственно с группой «Голос» под командованием моего отца. Правда, меня немного смущала любовь Евгения Березняка и радистки, хотя это и было правдой. После статьи в газете и выхода фильма письма отцу приносили мешками. Несмотря даже на то, что адрес, как правило, был указан просто: «Город Киев, майору Вихрю».
Всю корреспонденцию почтальоны несли отцу либо домой, либо на работу — в главное управление школ Министерства просвещения УССР, где он работал. Отца благодарили за подвиг не только ветераны, но и студенты, и школьники, и даже заключенные. Папа по мере возможности отвечал на письма. Но поскольку писать всем просто физически не мог, правдивую историю своей разведгруппы он изложил в книге «Я — Голос».
— Признайтесь, в детстве вам удавалось обхитрить легендарного «майора Вихря»? Например, притвориться больным, чтобы не идти в школу или переложить вину за разбитую вазу на кошку?
— Как курсанта разведшколы, отец меня не муштровал. Он вообще практиковал щадящий режим воспитания. Может, потому, что я был поздним, так сказать, осознанным для родителей ребенком, меня чаще баловали, чем наказывали. Хотя неприятностей я доставлял немало. Помню, однажды к отцу в гости приехали его польские друзья. Я у них стащил сигарету с фильтром и пытался выкурить ее под кроватью… Разговор был очень серьезный, но руки на меня отец не поднял. И никогда не поднимал. Да, кажется, и желания такого у него не возникало. Кстати, о сигаретах. Сам отец бросил курить в один день, хотя всегда был заядлым курильщиком. Рассказывал, что однажды зимой свою единственную фуфайку променял на махорку…
*Евгений Степанович Березняк с сыновьями Василием (слева) и Виктором. 2013 год
— После войны отец возглавлял Львовский горотдел народного образования, избирался депутатом Львовского горсовета, — рассказывает «ФАКТАМ» старший сын легендарного разведчика 68-летний Василий Березняк. — Они с мамой жили в коммунальной квартире с львовянами, которые, как оказалось впоследствии, были из ОУН-УПА. О «партийной» принадлежности своих соседей отец узнал, случайно наткнувшись в квартире на сумку с листовками. «Агитки» он сжег, а 18-летней соседке Лиде сказал, чтобы подобных вещей в доме больше не было.
— Неужели член Львовского горкома партии, советский разведчик не сообщил об этом куда следует?
— Думаю, что человеческие отношения для отца были важнее идеологических разногласий. В голодные послевоенные годы они с соседями делились продуктами и чем могли помогали друг другу. Я в детстве постоянно болел. И Лида сказала моим родителям: «Это потому, что ваш сын некрещеный». Мама (кстати, уроженка России) вместе с отцом «сдали» меня на милость Лиды, и активисты УПА окрестили сына советского разведчика и члена КПСС в греко-католической церкви! Но самое интересное, что после крещения я действительно перестал болеть. Впрочем, если бы о факте крещения и о политических взглядах моих «крестных» узнали власти, то в лучшем случае я бы воспитывался в каком-нибудь интернате, да еще и под чужим именем. А мать с отцом наверняка бы просто расстреляли, поскольку они как потенциальные шпионы долгие годы находились под пристальным наблюдением органов госбезопасности.
— А Евгений Степанович как-то рассказывал мне, что бойцы УПА приговорили его к расстрелу…
— Действительно, отец вспоминал, как ему на работу пришло письмо с приговором УПА. И та самая соседка Лида как-то предупредила его: мол, домой не возвращайся, хлопцы с оружием поджидают… Позже я разыскал свою крестную. Когда спросил ее о той истории, Лида сказала, что смертный приговор моему отцу был отменен. Ведь, возглавляя Львовский горотдел народного образования, отец открывал украинские школы.
Вообще, он почти всю жизнь находился под контролем КГБ и только под конец жизни рассказал некоторые малоизвестные факты. Например, о том, как в 1948 году со своим другом Павленко, в то время возглавлявшим финансовый отдел Львовского гороно, поехал организовывать колхоз в один из районов области. Остановились ночевать в доме директора сельской школы, сели ужинать. Вдруг прибегает дочь хозяина, кричит: «Батьку, з лісу хлопці з автоматами до нас в хату йдуть!» Мой отец, прошедший войну, сказал своему молодому коллеге, чтобы тот спрятал пистолет, и «что будет, то будет». Партизаны из УПА зашли в дом с приветствием «Слава Иисусу Христу!» Отец ответил: «Аминь!» Они рассмеялись, сели за стол, налили себе по чарке, выпили и говорят: вы, мол, нам ничего плохого не делаете, наоборот, детей учите…
— Ваш отец с матерью вместе прошли все ужасы войны, а в мирное время расстались. Почему?
— Что вам сказать?.. Любил папа жизнь и женщин. Я помню выражение лица Виктора Ющенко, когда он приехал к отцу на 95-летие вручать орден. Судя по всему, ожидал застать лежащего на диване дедушку с просьбами о субсидии. А увидел бодрого и энергичного ветерана, который представил президенту меня, невестку, а затем и свою супругу Екатерину Кузьминичну: «Это моя третья жена, Катерина. Думаю, что менять ее не буду». Юмор, неуемная жажда жизни поддерживали отца на протяжении всех лет. Помню, как в начале 1980-х годов у него отказали почки. В реанимации, придя в себя после тяжелой операции, первое, что он сказал медсестре: «Принесите мне, пожалуйста, бритву, не могу перед вами с такой щетиной лежать…»
Моя мама умерла в 2010 году в возрасте 88 лет. Это случилось 24 февраля — в день рождения отца, и я не сразу сказал ему об этом, за что он на меня еще долго потом обижался. Кстати, родители всю жизнь называли друг друга военными именами: отец маму — Ольгой, а она его — Василием. Они действительно много всего вместе пережили. Достойно пережили. Мама не предала отца ни во время пыток в гестапо, ни в лагере НКВД. А советская контрразведка все искала доказательства предательства моих родителей.
Поверить в их историю было и впрямь очень трудно. Побег из гестапо сначала отца, затем — матери, сотрудничество немецких контрразведчиков с группой «Голос», работа заместителя Евгения Березняка, Алексея Шаповалова по кличке «Гроза», в абвере — все это казалось невероятным… Из лагеря НКВД родителей выпустили лишь благодаря поручительству начальника отделения разведшколы Василия Евенко, у которого папа в свое время учился. А позже историю о том, как Евгений Березняк бежал, обманув гестапо, подтвердил начальник абверкоманды 305 подполковник Христианзен, попавший в руки советской контрразведки. А Курт Гартман, который к концу войны добровольно сдался в плен, рассказал, как содействовал побегу моей матери. Тем не менее родители еще очень долго были под пристальным вниманием органов госбезопасности.
В 1963 году польское правительство наградило отца высшим орденом — «Виртути Милитари» — и Партизанским крестом. Но поехать в Краков ему не разрешили. В отделе международных связей ЦК КПСС сказали, что в Польше, дескать, неспокойная ситуация. На что отец им сказал: «Можно подумать, в 1944-м, когда меня в оккупированную немцами Польшу забрасывали, ситуация была спокойной…» Окончательно же родителей реабилитировали только в 1965 году. Их стали награждать орденами и даже разрешили поездки за границу. Интересно, что, когда у отца появилась возможность ознакомиться со своим личным делом в КГБ, он отказался. Решил оставаться в неведении, кто писал на него многочисленные доносы. Чтобы ни в ком не разочароваться. Ни в друзьях, ни в коллегах, с которыми работал, кому доверял.