Спустя почти полвека после тяжелейшей травмы, полученной в аварии, благодарная пациентка отыскала хирурга, спасшего ей жизнь
Беда с сельской школьницей Галей Гаращук произошла в ноябре 1964 года. Водитель рейсового автобуса, на котором Галя возвращалась домой после занятий, не справился с управлением, и автобус врезался в стоящий на дороге грузовик с кирпичом.
— Мне тогда было 18 лет, я училась в 11-м классе ямпольской средней школы-интерната Сумской области, — вспоминает Галина Алексеевна. — После уроков мы с подружкой поехали домой. Говорят, водитель автобуса просто заснул за рулем. В результате аварии травмы получили много пассажиров, но я пострадала больше всех. Я сидела на переднем пассажирском сиденье, а основной удар пришелся как раз туда.
Попутной машиной истекающую кровью девушку отвезли в ямпольскую районную больницу. Сопровождающие боялись, что живой ее не довезут. В селе, где жила Галя, даже разнесся слух, что школьница скончалась по дороге в больницу.
— Но меня спасли! — улыбается Галина Алексеевна. — Жизнь мне сохранил талантливый хирург Леонид Ситар. Тогда ему было 25 лет. Такой молодой симпатичный доктор. Позже я много раз хотела отыскать своего спасителя. В больнице говорили, что он уволился. Поговаривали даже, что уехал за границу. Я нисколько не удивлялась — с его талантом, думаю, за рубежом приняли бы с распростертыми объятиями. Так и осталась бы моя мечта увидеться с доктором Ситаром нереализованной, если бы случайно я не увидела его по телевизору. В новостях был сюжет о сложной операции, сделанной молодой женщине в столичном институте имени Амосова. Выступал проводивший операцию кардиохирург. Это и был мой доктор. Конечно, если бы я встретила его на улице, не узнала бы, все-таки годы берут свое. Но имя помнила всегда.
Пенсионерка тут же собралась в Киев. С замирающим сердцем пришла в кабинет заведующего отделением хирургии патологии аорты Института имени
— Заглянула в кабинет: «Доктор, можно к вам без записи?» — вспоминает Галина Гаращук. — Он улыбнулся: «Пожалуйста!» Я представилась: «Я ваша бывшая больная, которой вы спасли жизнь в ямпольской больнице». Он сначала не вспомнил меня. Тогда положила перед ним номер районной газеты «Колхозное слово» за 19 декабря 1964 года с заметкой «Галя будет жить!», где была описана моя история. Почти пятьдесят лет я хранила два экземпляра этой газеты. Один оставила себе, второй берегла специально для моего врача. И удивительно: едва глянув на пожелтевшую страницу, Леонид Лукич воскликнул: «Конечно, вот теперь вспомнил!»
*Эту вырезку Галина Гаращук хранит долгие годы
— Я ведь тоже долго хранил этот номер газеты, потом он пропал во время переезда, — рассказывает кардиохирург Леонид Ситар. — Я очень хорошо помню эту пациентку. Это был один из самых сложных случаев в моей практике. По распределению после института я работал в больнице поселка Свесса Сумской области. Так случилось, что в момент трагедии в ямпольской больнице отсутствовал хирург. Поэтому срочно вызвали меня и еще одного хирурга из Шостки.
Красивую молодую девушку привезли после аварии без сознания, почти без пульса. Лицо бледное, как полотно. У нее был перелом руки, ноги, но главное — массивное повреждение внутренних органов. Кровоточащая рваная рана печени, разрыв селезенки. Кровопотеря около трех литров — практически смертельная. Срочно нужна была кровь. А группа крови у пациентки редкая, четвертая. Первым донором стала мать ее подружки, с которой они вместе ехали в автобусе. Подружка, кстати, отделалась лишь ушибом.
Операция шла несколько часов. Селезенку удалили, а вот с печенью было сложнее. Рана была огромная, с деформированными краями. Надежда была на молодость пациентки, на то, что организм будет сам активно бороться за жизнь. Поэтому печень — как бы вам проще объяснить? — просто обложили тампонами, придав ей правильную форму, чтобы остановить кровотечение и травмированная ткань срослась. К счастью, так и случилось. Спустя десять дней тампоны нужно было вынуть. Это заняло больше времени, чем сама операция. Тампоны необходимо было удалять очень аккуратно, чтобы не повредить внутренние органы. Кровь для переливания требовалась длительное время. Многое тогда для привлечения доноров с редкой группой крови сделал главврач ямпольской больницы Иван Гоцка. На проверку приходили Галины одноклассники, преподаватели школы. Все тщетно. Наконец-то подошла кровь одной из учительниц, потом сдала кровь врач-стоматолог и две медсестры.
— Мне пришлось провести в больнице почти полгода, — продолжает Галина Алексеевна. — Помню, как сначала лежала на специальном деревянном валике, чтобы рана не затягивалась. Операция осложнилась воспалительным гнойным процессом. Несколько раз выкачивали скапливавшуюся в брюшной полости жидкость. В канун Нового года, 31 декабря, пришлось делать вторую операцию. Гной скапливался над печенью под диафрагмой, его удалили через разрез под грудью.
Когда прощались, мой врач пошутил: «Ну, Галя, глядишь, лет через пятьдесят встретимся!» Он имел в виду, что жить я буду долго. Шутка оказалась пророческой.
За время, прошедшее со дня последней встречи, пациентка и врач успели многое: Галина Олеговна, закончив педагогический институт, всю жизнь до пенсии работала учителем младших классов в Кременчуге. Вышла замуж, вырастила сына, который сейчас тоже работает учителем.
Профессор Леонид Ситар стал основателем в Украине отделения хирургии аневризмы грудной аорты, первопроходцем в решении многих кардиохирургических задач. Ученик академика Николая Амосова, он первым в СССР в 1979 году провел сложнейшую операцию по замене дуги аорты у больного с огромной аневризмой. Сегодня Леонид Лукич возглавляет отделение хирургии патологии аорты, каждый день оперирует аневризмы и тяжелые приобретенные пороки сердца. За его плечами — более девяти тысяч операций на сердце и более тысячи общехирургических операций.
Время профессора Ситара расписано по минутам. Корреспонденту «ФАКТОВ» он выделил утром всего полчаса — до начала операционного дня.
— Хотя скоро мне исполнится 75 лет, я оперирую каждый день, — говорит Леонид Лукич. — С утра обязательно плотно завтракаю, а следующий раз ем, когда возвращаюсь домой. Иногда это происходит глубокой ночью. Съедаю ужин, приготовленный женой, потом часок гуляю на воздухе. А в восемь утра еду в институт. Я привычен к такому. Рос в бедной многодетной семье, был пятым ребенком из шести и рассчитывать на регулярные завтрак-обед-ужин в послевоенные голодные годы не мог. Никто со мной не сюсюкался. Родители привили мне трудолюбие, настырность, умение работать с утра до ночи, не обращая внимания на усталость. Это мне очень пригодилось в жизни. Без физических упражнений тоже никак нельзя держать форму. Не так давно я сам перенес операцию по шунтированию сердца. В молодости занимался с двухпудовыми гирями, летом помногу плавал, а зимой катался на лыжах. Сейчас делаю зарядку с гантелями, катаюсь на велосипеде.
— Вскоре после спасения попавшей в аварию школьницы вы уехали в Киев — проситься на работу к Николаю Амосову. Почему?
— Еще студентом я как-то увидел книгу Николая Амосова «Очерки торакальной хирургии». Полистал с интересом, правда, денег, чтобы купить, не было. Даже немного стеснялся показать однокурсникам, что я на такое замахнулся! Кардиохирургия считалась сложным, но очень перспективным направлением. В 1965 году, поступая сюда, я уже имел достаточно приличный опыт работы хирургом. После окончания института я жил некоторое время при больнице, поэтому мог и днем, и ночью участвовать в операциях.
Мои учителя видели, что у меня хорошая теоретическая подготовка, и помогли мне встать на ноги. Я самостоятельно начал оперировать самые различные случаи, в том числе связанные с травматологией, урологией, гинекологией. Мне очень везло, что не было смертельных осложнений у больных, и я обрел уверенность в своих силах. К тому же у меня хорошая память, я запоминаю все прочитанное. Например, когда лечил Галину, припомнил кое-что из книги «Опыт советской медицины в Великой Отечественной войне». Пригодилось.
К Амосову было трудно попасть — он все время был занят на операциях. Я встретил его в коридоре по дороге в операционную и сказал, что хочу поступить к нему в аспирантуру и ординатуру. Он говорит: «А докажи, что ты не дурак». Отвечаю ему: «Я окончил школу с золотой медалью, а институт с отличием». Он: «Такое бывает» — и идет дальше. Я с трепетом показываю ему список проведенных мною операций. А в этом списке многое выглядело даже неправдоподобным, потому что я делал очень широкий перечень операций. Амосов просмотрел его, а потом сказал: «Да небось привираешь, братец». И тут я выдал свой последний аргумент: «Николай Михайлович, у меня родители совершенно неграмотные!» Это, кстати, правда. Отец был путевым обходчиком, мать домохозяйкой. За всю жизнь я им ни одного письма не написал, потому что они не умели читать. Амосов остановился и сказал: «Ну, раз так — посмотрим, чего ты стоишь».
— Кстати, именно отец повлиял на мой выбор профессии, — продолжает Леонид Ситар. — Он твердил, что я должен стать доктором, судьей или прокурором. Но с преступниками возиться я был не готов — как человек доверчивый. Поэтому выбрал медицинское образование, чтобы выполнить волю отца.
Трудность состояла только в том, что я с детства боялся крови. Не мог смотреть, как отец режет кабана. Да и сейчас не могу видеть кровопролитие, насилие в кино. Припоминаю смешной случай. Как-то раз я приехал домой. Маме на тот момент было 90 лет, а мне соответственно — 52. Она попросила меня: «Зарежь петуха, а то я не осилю». «Мне совесть не позволяет, — попытался я выкрутиться. — Амнистию петуху!» В итоге маме пришлось каким-то образом самой одолеть этого петуха…
— Вы первым в СССР в 1979 году успешно провели замену дуги аорты с аневризмой. Я читала, что операция шла около 15 часов?
— С десяти утра до часа ночи. Моим пациентом был 50-летний мужчина из Черкасс. В то время аневризмы грудной аорты считались смертным приговором. В мире на тот момент было проведено всего 15 таких операций, и только три из них увенчались успехом. Большинство больных просто умирали от разрыва аорты и кровотечения, так как кровопотеря при операциях аневризмы часто несовместима с жизнью. Аорта — крупнейший сосуд, питающий все органы, в том числе и головной мозг. А мозг, как правило, выдерживает без кровоснабжения не более пяти минут.
Перед операцией я тренировал пациента. Каждое утро приходил к нему в палату, пальцем пережимал одну из сонных артерий и засекал время. С пяти секунд довел до десяти минут. И в результате все прошло нормально. Кровопотеря была небольшая для такого случая — в пределах одного литра.
Амосов велел обязательно позвонить ему домой после завершения операции. Я выполнил его просьбу, хоть это было уже глубокой ночью. Амосов спросил: «Ты жив?» — «Да». — «А твой пациент?» — «Да». — «Тогда до утра!» Тот первый пациент потом приезжал ко мне на проверку на протяжении 25 лет. Он полноценно жил и работал.
— Наверное, зная, насколько была сложная операция, Николай Амосов гордился вами?
— Он в своем стиле сказал тогда: «С нашим оборудованием и возможностями оперировать аневризмы — все равно что на медведя с рогатиной ходить. Я, откровенно говоря, думал, что у тебя ничего не получится, но ты как настоящий упрямый хохол справился». Я ответил: «Не хохол, а украинец, и не упрямый, а настойчивый». Сам Николай Михайлович тоже пытался оперировать аневризмы и не раз терпел неудачи. Но он был очень честный человек и, если видел, что кому-то удается делать лучше, признавал это. С конца 70-х годов Николай Амосов доверил мне направление операций аневризмы. А в 2005 году было создано отделение хирургии патологии грудной аорты, которое я возглавляю. Это сложнейшие операции с риском смертельной кровопотери, которые длятся от пяти до двенадцати и более часов.
— Как же вы отдыхаете? Например, Амосов в своих книгах не стеснялся признаться, что после тяжелого дня мог выпить рюмку-другую коньяка.
— Нет, я никогда этим не балуюсь. Один раз в жизни, после сдачи экзаменов на разрешение самостоятельно оперировать, по настоянию коллег выпил стакан водки. Сказали, так положено. Что со мной было! Ноги одеревенели, язык перестал слушаться. Едва пришел в себя через полчаса. И понял: это не мое. Редко-редко, по большим праздникам, могу чуть пригубить шампанского или коньяка. Хирург должен быть всегда наготове — если нужно, встать за стол и оперировать.
…Пенсионерка Галина Гарущак призналась корреспонденту «ФАКТОВ», что во время встречи с профессором он настоял на маленьком медицинском обследовании. Все-таки 68 лет — не восемнадцать.
— В общении он остался таким же, как раньше, — простым и сердечным, — уверяет Галина Алексеевна. — Расспросил о здоровье, о жизни. Позвал коллег, которые сфотографировали нас вместе на память. А потом предложил: «Давайте-ка послушаю ваше сердечко!» Я, конечно, не отказалась, хоть с сердцем, тьфу-тьфу, у меня проблем не было. Послушав, как оно бьется, доктор остался доволен. Сказал, еще много лет проживу…