По последним данным ООН, около 54 тысяч украинских граждан были вынуждены покинуть свои дома из-за войны на востоке страны
Жажда выживания вынуждает десятки тысяч людей оставлять свои дома, вырываться из родного и привычного ритма жизни, устремляясь навстречу неизвестному. Официально количество выезжающих с юга и востока Украины превышает на сегодняшний день 50 тысяч человек (по неофициальным данным, их в два раза больше). Жители других регионов помогают переселенцам чем могут: жильем, вещами и едой, устройством детей в садики и школы.
Сложный период для всех — и для тех, кто принял решение бежать, и для тех, кто принял решение приютить. По-человечески сложный: обилием противоречий, несовпадением ожиданий, столкновением менталитетов.
Стараясь понять, что чувствуют переселенцы, чего ждут от будущего, как переживают адаптацию, и параллельно выясняя, как грамотно вести себя с ними, отправляюсь в координационный центр при Министерстве социальной политики. Ежедневно здесь становятся на учет десятки беженцев. А всего в столице и Киевской области зарегистрированы девять тысяч переселенцев.
…В помещении многолюдно и душно. Люди в очередях тяжело дышат, не улыбаются, но и не ропщут. На выходе из комнаты регистрации — горячий бесплатный чай. Здесь я и останавливаюсь пообщаться с теми, кто уже выстоял свое и вышел перевести дыхание.
— У нас на доме повесили инструкцию по выживанию: «Зашторьтесь, к окнам не подходите, запаситесь едой на три дня и приготовьтесь в любой момент спуститься в подвал», — рассказывает пенсионерка Людмила из города Дзержинск в Донецкой области. — В село рядом с нашим городом приехали сторонники ДНР и заставили живущих в нем мужчин копать окопы.
Моя подруга в Молодогвардейске Луганской области трое суток просидела в подвале. В город въехали танки с российскими флагами, начался перекрестный огонь, жители спустились в подвал. Но дом не предусмотрен под убежище, и выход из подвала завалило плитой, люди долго не могли выбраться. Я перестала спать совершенно, и мы с мужем решили оставить все и уехать. Заблаговременно и по завышенным ценам купили билеты на поезд — и вот уже неделю мы в Киеве. Живем в домике у евангелистов, с которыми познакомились прямо на вокзале.
Вы знаете, что самое страшное? Информационный вакуум! У нас ведь отключили все украинские каналы, а узнать правду о том, что происходит в нашей стране, в нашем городе, — из российских телеканалов невозможно. Большинство соседей, знакомых хотят присоединиться к России, а таких, как мы, осталось мало. Проукраинских активистов или похватали, или они уехали первыми. Представьте, до чего доходит, если бабушки во дворе на скамейке обсуждают, что знают, кто стоял на Майдане, и если эти люди вернутся в Дзержинск, то они их… немедленно «сдадут». Мне муж запрещает свои взгляды высказывать прилюдно, потому что опасно это. Но я женщина эмоциональная, не могу молчать. Выйду во двор: слово за слово, все вроде хотят мира, а как копнешь глубже — столько ненависти к украинцам! Я им говорю, что, мол, надо уезжать, жизнь спасать. А они не понимают куда. Спрашиваю: как куда, у нас страна огромная, вы где вообще живете? Знаете, что они мне на это отвечают? «Ты что, бандеровка?»
— Вы оставили квартиру, друзей… Что для вас самое тяжелое в этой ситуации?
— Страшно, что в своей стране, в своем городе ты чувствуешь себя изгоем, — вступает в разговор Владимир, муж Людмилы. — Вот это страшно. А еще кота оставлять пришлось, хоть и на соседку, но все равно больно: вдруг не увидимся больше, а он ведь часть моей жизни! По остальному — даже не скучаю. Понимаете, у нас в городе очень много пенсионеров, и установки — просоветские и антиукраинские — в них так глубоко проросли, что не уверен, можно ли вообще выкорчевать. Эти люди не хотят альтернативной информации в Донбассе. Им она не нужна. Будь у нас один российских канал и сто украинских, они бы все равно смотрели российский и верили только ему. Помню, в день псевдореферендума смотрел в окно на то, как медленно, переваливаясь с ноги на ногу, один за другим шли голосовать старики. И в голове промелькнуло сравнение: словно зомби. Увы, эти люди так и не перестроились, они — потерянное поколение, жертвы экспериментов меняющихся режимов. Они не настроены жить, все время твердят: «Хотим умереть в Советском Союзе», «Никуда не поедем и останемся умирать тут»…
— Хотя, вы знаете, после бомбежек сдвиг все-таки произошел, — продолжает Людмила. — Люди стали задумываться, что лучшей жизни не таким способом достигают. Я каждый день всем своим знакомым в Донбассе звоню и рассказываю, как хорошо в Киеве. Сначала не верили, сопротивлялись. Потом стали молча слушать. А сегодня разговаривали — уже вопросы задают. Думаю, сейчас очень важно государству этот момент не упустить.
— Не ожидал, что в Киеве совсем другие люди, — на лице Владимира появляется улыбка. — Интересные, увлеченные, жизнелюбивые. Есть с кем в футбол поиграть… Точно глоток свежего воздуха! Хочется копить не на пятый подряд телевизор, а на билет на поезд и — путешествовать. Мы уже думали с женой, что если квартира наша уцелеет, то мы ее продадим и купим уголок в Киеве.
— А вот мою квартиру ограбили, перевернули все вверх дном, — вступает в разговор еще одна беженка из поселка Червоногвардейска Луганской области. — Мне соседи сегодня по телефону сообщили…
Услыхав наш разговор, многие переселенцы проявляют интерес, останавливаются. Очевидно, что людям хочется выговориться. Вот только фамилии свои никто называть не спешит: «Не хотим неприятностей, от греха подальше». И практически каждый признается, что возвращаться в родной город… не хочет!
— Потерянное состояние: что брать, куда идти, стоит ли делать этот серьезный шаг? — описывает свои переживания 33-летняя Елена, приехавшая из Славянска. — Когда соседний дом обстреляли, мое терпение лопнуло. Пошла на автовокзал, записалась в очередь на билет до Харькова, купила его вдвое дороже и на следующий день мы с дочкой уехали через Харьков в Киев.
— Сколько дочке лет и как она реагирует на такие кардинальные изменения в вашей жизни?
— Дочери шесть, ее садик разбомбили, остались развалины… Не может спать, если меня нет рядом, и вообще от меня не отходит никуда, все время держится за руку, льнет. А мне кошмары долго снились после обстрела домов. Хорошо еще, что мы успели убежать до самых страшных атак. Мама вот осталась в Славянске и говорит, что несколько раз попадала на улице под обстрел. Слава Богу, жива. Она своими собственными глазами видела, что стреляли из черты города по жилому району террористы, а не украинская армия. А брат мой старший уехал в Россию…
— Как в такое напряженное время общаться с родным человеком, не разделяющим твоих взглядов в остром гражданском вопросе?
— Я с ним не спорю: не пробиться. Он настроен пророссийски и сейчас живет там, где мечтал. Правда, шокирован, что цены в России в два раза выше, чем у нас. Что пенсии выше не у всех. Что денег хватает только на то, чтобы снимать три комнаты на десятерых. Я не злорадствую, это его выбор. Мы в Киеве месяц. Живем у родственников, они сказали: «Живите сколько хотите». Я записала дочку в садик. И… знаете что? Не хочу возвращаться. Не потому, что обстрел. Не потому, что город разрушен. А потому, что надоела очень эта ненависть ко всему украинскому.
Большинство вынужденных переселенцев, приехавших в столицу, — проукраински настроенные люди, бежавшие не только от ужасов войны, но и от холода непонимания. Есть и такие, кто запутался и мечется меж двух огней. Пророссийски же настроенные переселенцы бросают якорь в Днепропетровской, Харьковской, Запорожской и Одесской областях или едут в Россию.
— Я приехал месяц назад, из Краматорска, а сейчас вот пришел оформляться в центр занятости, — рассказывает 26-летний Григорий. — В Краматорске работал на фабрике грузчиком, в политику никогда не лез. Сейчас фабрика закрылась… Да не только фабрика — все вокруг остановилось. Воды в кранах нет, а как-то появилась — настолько черная, что пить невозможно, разве что пол ею пачкать. В магазинах купить ничего нельзя, полки пустые, дороги все перекрыты мешками, транспорт не ходит. Если таксист проедет по городу, то это уже событие. Раньше Краматорск кипел, а теперь вымер, будто смерч по нему прокатился.
Мама с двумя собаками осталась, потому что перевезти их сейчас невозможно. Живу тут у тети. Она гостеприимная, как и весь Киев, сказала, что могу жить, сколько мне нужно. Тетя добрая очень, мы общаемся с ней по вечерам, я ведь тут пока никого еще не знаю. Но злоупотреблять не хочу — вот найду себе работу, сниму квартиру. Правда, в центре занятости очень много беженцев, и я волнуюсь, хватит ли работы на всех.
— Как думаете, почему в вашем городе такое происходит?
— Не могу понять, кому может быть выгодно стрелять в простых людей. Даже Путин сказал в телевизоре: на кого вы направляете танки, пушки, автоматы — на мирных жителей? Я смотрел российский «Первый канал». Однако за отделение в отдельную республику я не голосовал. Я не разбираюсь в политике, но стараюсь чувствовать сердцем. И мое сердце мне говорит, что невозможно отделиться без крови. А крови я не хочу — значит, не отделяюсь. Хочу, чтобы было, как раньше, до войны, чтобы страна была единой.
— Что же нужно делать для этого?
— Пусть те, кто хотел отделиться, просят прощения у остальных украинцев. Люди хотели лучшей жизни, но пошли не тем путем. Мое сердце мне говорит, что не может тот, кто предает свое государство, быть прав. Каяться надо, и тогда война прекратится.
К сожалению, в последнее время неоднократны случаи, когда переселенцы не то что благодарности к тем, кто их приютил, не испытывают, но порой даже открыто демонстрируют неуважение к помогающим, винят их в своих бедах, в результате вообще отбивая у многих жителей спокойных регионов желание помогать людям с востока. Вспомнить хотя бы историю во Львове, когда местная женщина, приютившая мужчин с Донбасса, случайно прочла на экране оставленного ими на столе ноутбука письмо. Беженцы писали о том, какие во Львове живут «лохи», которые дали им квартиру в центре, и что нужно, чтобы «Путин захватил Львов, потому что город красивый, настоящая Европа».
«Что можно посоветовать людям, пускающим в свою квартиру беженцев, чтобы от этой помощи обе стороны выиграли, а не возненавидели друг друга?» — спрашиваю у психологов волонтерского проекта «Помощь переселенцам».
— Если быть честными, то всегда будет какая-то часть людей, которые в любой ситуации займут потребительскую, жертвенную позицию, находя для себя выгоды в подобном положении, — уверена координатор по восточным переселенцам Марина Бреславец.
— Хотите помочь переселенцу — делайте это только из чувства сопереживания, основанного на любви, а не из жалости, — рекомендует координатор по крымским переселенцам Марианна Мельник. — В чем разница? Жалость — это когда нет веры в силу человека, когда думаешь: «Лучше не трогать, не разговаривать, не лезть в душу, а вдруг сломается»… Паспорт не просить, селить, ничего не узнавая. Жалость — высокомерная позиция, и переселенец это чувствует, привыкая быть «бедным и несчастным». Если же вы помогаете из любви, то ваш интерес — чтобы выиграли и вы, и тот, кому вы помогаете. В этом состоянии вы будете рассуждать здраво и паспорт таки попросите. Желая человеку скорейшей адаптации, будете с ним общаться, задавать вопросы, сможете для себя многое выяснить. Вы будете хотеть, чтобы переселенец — для его же блага — быстрее устроился на работу.
— А сколько обычно длится адаптация переселенца к новым условиям жизни?
— На возвращение к привычному психоэмоциональному состоянию переселенцу требуется в среднем несколько месяцев (от полутора до трех), — продолжает Марианна Мельник. — Апатия, неконтролируемые вспышки эмоций, повышенная тревожность, депрессивные состояния — все это является реакцией на пережитый стресс. Но по прошествии трех месяцев большинство людей способны ставить цели, искать работу, строить планы на будущее. Вот, к примеру, у переселенцев из Крыма острая стадия стресса за три месяца пребывания на материке уже прошла, тогда как у приезжающих с востока она сейчас на самом пике. Многие из приезжающих — патриоты, у которых дома висел украинский флаг. Как только так называемую острую безопасность им обеспечили, они начали искать новые смыслы. Например, часть крымчан уехали работать в Польшу и другие страны. Но при всем том эти люди, конечно, тоскуют по родной земле, переживая, что их близкие и друзья, которых они оставили там, не принимают их гражданскую позицию.
— Желая помочь другому человеку, старайтесь взвешивать свои силы, — дополняет Марина Бреславец. — Прежде чем приглашать к себе переселенцев, подумайте, на какой срок вы готовы предоставить свой дом чужой семье: лучше это указать в заявке на поселение, а также оговорить заранее. Важно понимать, что зачастую нами руководят эмоции, и мы не всегда оказываемся готовы к длительному пребыванию чужих людей в нашем жилище, начинаем раздражаться, будучи лишенными привычных комфортных условий, и, сами того не ведая, провоцируем гостей на ответную агрессию. Необходимо отметить также подсознательное ожидание благодарности. Мы злимся, когда не видим от людей той реакции, на которую надеемся. Принимая переселенцев с востока страны, важно быть готовым к тому, что они не будут разделять ваших политических взглядов и убеждений. Готовы вы с этим мириться? Важно задать самому себе эти вопросы и честно на них ответить.
По словам Марианны Мельник, «в любом регионе, есть активные, добрые люди, которые берут судьбу в свои руки, а есть те, кто живет мыслью, что все ему должны и от него ничего не зависит. Тот, кто хочет зарабатывать, рано или поздно везде найдет себе занятие, а тот, кто хочет получать, — везде будет недоволен. Поэтому давайте человеку удочку, но не ловите за него рыбу. Помогайте людям возможностями, пониманием, но не взваливайте на себя их обязанности».
— Вы общались уже с сотнями переселенцев. Что запомнилось больше всего?
— Очень тронул один момент, — говорит психолог Леся Инжиевская. — Во время групповых занятий с детками переселенцев я, как обычно, разговаривала по-украински. И вдруг один шестилетний мальчик спрашивает: «А где ты научилась говорить по-английски?» Я на секунду замешкалась, а затем объяснила, что это не английский, а украинский язык, на котором разговаривают в нашей стране. Мальчик еще посидел какое-то время, слушая мою речь, а потом подошел, взял меня за руку и говорит: «Очень красиво ты разговариваешь. Научишь меня так же?..»
Информация для неравнодушных
Десятки психологов-волонтеров вот уже четвертый месяц оказывают помощь сотням переселенцев. Если ИХ труд вы считаете полезным и важным, то можете помочь проекту финансово. Благотворительные взносы позволят оплачивать проезд, мобильные переговоры, материалы, необходимые для работы психологов, а также их труд.
Получатель платежа — ГО «Українська асоціація фахівців з подолання наслідків психотравмуючих подій»
код ЕДРПОУ (ЄДРПОУ) 34493231
расчетный счет (розрахунковий рахунок)
р/с (р/р):
26009011266347 — UAH (в гривнях)
26005011266589 — EUR (в евро)
26004011266557 — USD (в долларах США)
у ПАТ «Укрсоцбанк» (в ПАО «Укрсоцбанк»)
UniCredit Bank МФО 300023Назначение платежа (призначення платежу) — «Благотворительный взнос на проект «Помощь переселенцам» (»Благодійний внесок на проект «Допомога переселенцям»)
Телефон офиса Психологической кризисной службы: +38-096-7-300-100