Україна

Богдан Лу: "Боевики избивали меня за житомирскую прописку и работу в "ФАКТАХ"

1:00 — 30 липня 2014 eye 4527

Внештатному корреспонденту «ФАКТОВ» Богдану Лу 48 лет. У него трое детей. Богдан — талантливый журналист и человек с активной жизненной позицией. Лу от начала до конца прошел Майдан. Когда в Крым вторглись «зеленые человечки», сразу же поехал туда и подготовил репортаж для газеты. Недавно журналистская судьба забросила его на восток Украины, в Донецк, где наш коллега оказался в плену у сепаратистов. Благодаря волонтерам через трое суток его отпустили. О том, что пришлось пережить Богдану за эти три дня, он рассказал читателям «ФАКТОВ».

Глаза заклеили скотчем, положив на лицо кусок газеты «Новороссия» с портретом Стрелкова

Первый удар я получил кулаком в горло. Затем меня начали бить по голове. Причем избивала не какая-то там гопота в грязной подворотне, а бескомпромиссные борцы с «киевской хунтой», патриоты «Новороссии» — сотрудники организации под названием… НКВД. Нет, я не ошибся, именно того самого НКВД, недавно реанимированного в «Донецкой республике». НКВД «ДНР» — современная организация, главный офис которой находится по адресу: Донецк, ул. Пушкинская, 34, на десятом этаже здания областной администрации. Били меня в шикарном кабинете с евроремонтом. Во время экзекуции я сидел в дорогущем кожаном кресле-вертушке и в перерывах между ударами имел возможность любоваться пейзажем вечернего города. Сначала избивали за мою житомирскую прописку в паспорте, поскольку город сей, по мнению боевиков, один из рассадников «жидобендеровщины». Потом я получал за то, что «ФАКТЫ» необъективно освещают события на Донбассе: мирных ополченцев, которым «правосеки» подло подбросили «Грады», называют террористами. Короче, таким образом сотрудники НКВД долго выражали свое несогласие с редакционной политикой.

Последнего удара я не помню. Видимо, в какой-то момент энкавэдэшники устали, ведь большая часть личного состава — донецкие менты пенсионного возраста… Сели перекурить. Между затяжками было вынесено обвинительное заключение: «Похоже, бендеровский лазутчик. Нормальные украинские журналисты нашу территорию не посещают. Ни за какие гонорары».

А потом на десятый этаж неожиданно поднялся Заур (Заур — пророссийский осетин. Возраст — около 40 лет. Должность — начальник контрразведки батальона «Восток»). Заглянул в кабинет с евроремонтом. Энкавэдэшники скромно потупили глаза: «Заур, мы вот шпиона поймали».

— Шпиёна? Харашё. Я его забираю.

— Теперь тебе п… ц! — запрыгали вокруг меня милиционеры, едва Заур вышел в коридор. — А ну, встал, пшел, живо!

Но в ситуацию неожиданно вмешался хозяин кабинета, до этого молча наблюдавший за происходящим, — сам комендант «дома правительства»: «Подождите!» Он налил мне в чашку квас: «Пей». Получалось у меня плохо. Губы и руки не слушались. Квас разливался. «Не спеши. Они подождут», — сказал начальник. Налил вторую: «Пей!» — «Я больше не хочу…» — «Пей! Потом захочешь!» Вторая чашка пошла чуть лучше. Когда она опустела, комендант пристально посмотрел мне в глаза: «Это все, что я могу для тебя сделать. Иди!»

Мне заклеили глаза скотчем, положив на лицо кусок местной газеты «Новороссия» с портретом Игоря Стрелкова (чтобы мне стали ближе его идеи), связали за спиной руки. Вывели на улицу, подвели к машине. В этот момент к нам подошел какой-то прохожий: «Стойте! Кто вы? И куда везете этого человека?» Вокруг стало тихо, как на ночном кладбище. Заур процедил сквозь зубы: «Ми баталон „Восток“. Вэзем шпиёна в турму».

В тюрьме, которая располагалась, как выяснилось позже, на территории захваченной воинской части в Донецке, меня со связанными руками и скотчем на глазах толкнули прикладом в подвал: «Иди, привыкай к земле!»

Возле камеры в коридоре несколько суток лежал человек, прикованный наручниками к батарее

А начиналась моя командировка на Донбасс просто замечательно. В СБУ я получил журналистскую аккредитацию на освещение АТО. Приехал под Славянск, тогда еще занятый «железными русскими» — так называют в газетах «ДНР» группировку Стрелкова. Пожил несколько дней с украинскими бойцами на блокпосту. Услышал, как свистят пули и рвутся снаряды. Поговорил с десятками подавленных, напуганных беженцев. В принципе, материала на репортаж было более чем достаточно, но хотелось показать, что происходит сейчас и в «Донецкой республике». Но как это сделать? Украинских журналистов, я знал, боевики арестовывали на первом же блокпосту. И тогда родилась идея сделать себе «крышу» в… самом правительстве «ДНР». Я позвонил «министру информации» «Донецкой республики» Елене Никитиной, представился и сказал, что хотел бы написать несколько непредвзятых материалов о жизни сегодняшней «Новороссии». Как ни странно, предложение Елене Николаевне понравилось. Она пригласила меня в Донецк, пообещала вооруженную охрану, транспорт, всестороннюю поддержку и полную свободу действий. В Донецк я мчался, ощущая себя самым хитрым и удачливым журналистом Украины. Однако по приезде мне не были предоставлены ни охрана, ни машина. А самое главное: под страхом расстрела запретили писать обо всем, что связано с боевыми действиями.

— Тогда о чем же писать? — спросил я у Елены Николаевны. — О работе донецких жэков?

— Напишите, что правительство ДНР почти каждый день выплачивает семьям погибших разовую помощь в размере 800 тысяч гривен. Представляете, какая сумма?! Или о том, как недавно к нам в министерство пришла девушка и попросилась работать — бесплатно, между прочим. Патриотка, о таких людях нужно писать! Или вот, донецкая община в Москве сегодня передает Артемовскому детскому дому гуманитарную помощь (На тот момент Артемовск еще контролировался «ДНР». — Авт.). Кстати, можете туда поехать.

Я поехал. Десяток ящиков с продуктами, одеждой, игрушками и конфетами представители общины выставили на ковер перед трехлетними карапузами. Воспитатели и нянечки застыли с каменными улыбками перед объективом российского телевидения. Одна из воспитательниц, улучив момент, шепнула мне на ухо: «Мы только сегодня закончили оборудовать в подвале бомбоубежище. Страшно. Очень боимся и за детей, и за себя. Только, пожалуйста, я вам ничего не говорила!»

Едва я вернулся в Донецк, позвонила «министр»: «В Славянск едут волонтеры, вывозить из города детей. Не хотите поучаствовать?» — «Конечно, хочу!» — «Тогда быстрее ко мне в кабинет!»

И вот мы сидим в просторном кабинете Никитиной на седьмом этаже «дома правительства» и обсуждаем технические детали вывоза детей из Славянска. Присутствуют хозяйка кабинета, ее заместитель, два волонтера и я. Один из волонтеров предлагает договориться с руководством АТО о коридоре для безопасного вывоза ребятишек. Министр ему возражает: «А если в это время „Правый сектор“ сделает провокацию и перестреляет детей?» «Я могу договориться и с ними тоже», — отвечает один из волонтеров.

После этих слов «заместитель министра» — рыжий здоровый детина — взял со стола мобилку и выскользнул из кабинета. Через несколько минут в комнату с карабинами наперевес ворвались энкавэдэшники. Волонтерам вменили в вину то, что они якобы связаны с «Правым сектором» и являются «голимыми эсбэушниками». Мне — то, что имею житомирскую прописку, сотрудничаю с «ФАКТАМИ» и вообще шпион. А госпожа «министр» сразу же… уничтожила все документы о моей аккредитации, дабы не бросать на себя тень за связь со шпионом.

…Из подвала меня вскоре перевели в камеру на третьем этаже здания одной из воинских частей. Камера представляла собой бывшую оружейную комнату размером 4 на 4 метра. К моему приходу ее уже обжили пленный украинский вертолетчик Валерий Виноградский, донецкий бизнесмен Юра и «и. о. министра культуры» «ДНР» Юрий Легсутис. Благодаря «министру», которого боевики по несколько раз в день выпускали в город, питались мы сносно. Нас даже не били. В других камерах к задержанным относились гораздо хуже: по несколько дней не кормили и не выводили в туалет. Калечили, отбивая внутренние органы. Возле нашей камеры в коридоре несколько суток лежал без движения человек, прикованный наручниками к батарее. Всего под арестом в камерах «Востока» находились около 50 человек. Среди них были: охранник сельхозпредприятия, ехавший на работу в камуфляжных брюках, водитель маршрутки, проходивший возле блокпоста с подозрительной сумкой, молодой фотограф из Горловки, решивший запечатлеть красивые виды Донецка (его обвинили в том, что снимки он якобы делал для украинских корректировщиков огня), и прочая «шпионская» братия. Местное население было представлено в основном мародерами, дезертирами и бандитами, которых периодически отправляли в штрафные батальоны — рыть окопы под Славянском.

На третий день после ареста одному из волонтеров, с которым меня взяли, объявили о том, что вечером он и его группа, то есть мы, будем расстреляны. Заранее сообщать о расстреле — обычная психологическая практика патриотов «Новороссии». Считается, что «шпион», услышав новость, сразу же начнет признаваться во всех преступлениях. Расстреливают людей, как правило, поздно вечером. Приговоренного со связанными руками бросают в багажник автомобиля, вывозят за город в лесопосадку, выкапывают могилу и убивают.

Страшно ли было ожидать расстрела? Сейчас очень хочется сказать, что нет. И это будет неправда. «Страшно» — тоже не совсем точное слово. Состояние перед расстрелом похоже на ожидание боя с противником, многократно превосходящим тебя в силе. Ты знаешь, что боя не избежать, ты внутренне сосредоточен, ты ушел в себя. Но иногда нет-нет, да и прорвется досада: еще столько в жизни не сделано, а я попался так по-глупому.

Вечером двери камеры открыл охранник: «Богдан (к задержанным в камерах „Востока“ обращаются только по имени. — Авт.), с вещами на выход». Я попрощался. Меня вывели в коридор, где уже стояли улыбающиеся волонтеры: «Нас освобождают!»

Вернули нам все вещи, за исключением денег. На КПП нас остановил пьяный худой осетин. Достал из кармана жменю мятых гривен: «Возьмите, вы из тюрьмы, вам деньги нужны. Мне уже не нужны. Вернетесь домой — скушайте за меня балшой люля-кебаб! Нет, лучше шашлык из баранины. Слишите? Я очень люблю шашлык!»

Мы вызвали такси. Водитель отвез нас на вокзал. По дороге волонтеры рассказали причину освобождения. В списке задержанных мы значились как «шпионы». И нас действительно планировали расстрелять. Но неожиданно приехал боец «Востока», позывной Одесса, и увидел в списке фамилию своего давнего приятеля — одного из волонтеров. Одесса пригласил друга к себе в кабинет и распорядился его немедленно освободить. Но тот ответил, что без второго волонтера и журналиста никуда не пойдет. Так освободили и меня. Одесса, кстати, и распорядился выдать нам липовые справки о том, что мы являемся жителями Донецка.


*Богдану Лу удалось вырваться из плена благодаря волонтерам (на фото журналист с дочерьми)

Собираясь на восток Украины, откажитесь от военного стиля одежды и не берите с собой ничего ценного

Несмотря на полномасштабные боевые действия на востоке Украины, мирные граждане иногда вынуждены ехать в зону проведения АТО. Кого-то отправляют в командировку, кто-то намерен вывезти оттуда своих родственников…

Не стоит воспринимать нижеприведенные рекомендации как незыблемые правила. Это скорее наблюдения и выводы, сделанные мной и другими узниками, сидевшими рядом в подвалах «новороссийских» спецслужб.