«Ангел войны» — так называют медика-волонтера Армена Никогосяна бойцы на передовой, передающие из уст в уста невероятные истории о его подвигах. Этот полноватый мужчина яркой кавказской внешности приехал в зону АТО по собственной инициативе. Пригнал реанимобиль и вместе с двумя помощниками — водителем Ильей и медсестрой Аленой уже четыре месяца оказывает помощь раненым в самых горячих точках. Армен не ведет счет, скольких ребят он вынес из-под огня, а потом прооперировал прямо в машине. Но держит в памяти лица, ранения, имена бойцов. И, звоня в госпитали, куда он доставляет раненых, лично справляется о состоянии того или иного воина.
— Работу в Тюмени я бросил, как только увидел новости о событиях в Украине, — рассказывает «ФАКТАМ» 49-летний нейрохирург Армен Никогосян. — Примчался в Киев. У меня здесь семья, дети. Сразу отправился на Майдан. Пару дней было спокойно, а девятнадцатого января, на Крещение, начался бой на улице Грушевского… Раненых было — сотни! Один случай не забуду никогда. Пуля зашла в плечо и через шею попала в череп. Однако мне удалось извлечь ее и реанимировать пациента. Все обошлось: парнишка живой, часто звонит мне.
— Вы прибыли в зону боевых действий в качестве врача Первого батальона Нацгвардии Украины, а стали ангелом-спасителем всех солдат сразу.
— Когда только формировали Первый батальон, врачом назначили другого специалиста. А он… испугался. В батальоне оказались добровольцы с Майдана, у каждого — проблемы со здоровьем. Всю зиму хлопцы спали в палатках, питались чем придется, их травили газом, обстреливали из снайперских винтовок… В общем, тот доктор уволился, и Первый батальон остался без врача.
А я как раз в Межигорье познакомился с двумя волонтерами. У нас получилась славная команда: водитель Илья, я и моя помощница Алена. Узнав, что Первый батальон отправили в зону АТО, мы с ребятами без спроса взяли стоявший в Межигорье немецкий реанимобиль, укомплектовали его и рванули в Донецкую область. Как можно было оставить ребят без медицинской помощи? Я ведь знаю всех майдановцев: сам им раны зашивал, лечил воспаления легких… Хозяину реанимобиля позвонили уже с передовой, повинились. Он рассмеялся: «Раз вы там, так и быть, пользуйтесь машиной».
— О вашей команде ходят легенды. Якобы ваш реанимобиль проезжает там, где не могут пройти БТРы.
— Наверное, имеют в виду, что наша небронированная машина проезжает под градом осколков. А вот бронированные БТРы, точнее, их экипажи боятся ехать туда, где стреляют из тяжелых орудий. На войне никто не застрахован. Убить могут в любую минуту. Но раненых надо вынести из-под огня и доставить в госпиталь. По гороскопу я Козерог, поэтому перед трудностями не останавливаюсь. Есть места, куда, казалось бы, невозможно добраться. А мы пробиваемся — по полю, в дождь. Бывает, загрузнем в болоте, буксуем, выталкиваем машину и дальше едем. Вот ребята и говорят трусливым командирам: «Армен на „скорой“ приезжает, а вы на БТРах не можете!»
— Но как же вас боевики пропускают?
— По реанимобилям стреляют только отморозки. А профессиональные военные — среди террористов много российских военнослужащих — уважают труд медиков. Однажды еду за ранеными, и вдруг нас останавливают на блокпосте сепаратистов. И вежливо так просят таблетку от зубной боли. Ну, я дал лекарство. Они говорят: «Ты бы, Армен, с украинской символикой не ездил, а то наши точно пристрелят». У нас на реанимобиле украинский флаг, на мне бейсболка с двуколором и футболка с гербом Украины. «Ездил и ездить буду, — отвечаю им. — Потому что нахожусь на территории Украины!»
*От национальной символики Армен Никогосян отказываться не собирается, несмотря на «пожелания» сепаратистов
— А что это за история, когда вы под гранатометным обстрелом вытащили с поля боя 24 раненых бойца?
— Ночью сепаратисты атаковали первый блокпост возле рыбхоза и танками сравняли его с землей. Хлопцы позвонили: «Нас обстреливают! Много раненых!» Я, как положено, доложил о ситуации руководству штаба АТО и в медслужбу. Кареты скорой помощи боялись туда ехать, ждали милицейский БТР. Ну, а я ждать не мог. Запрыгнули в нашу машину, примчались туда, я вытащил пацанов, загрузил в реанимобиль. Посчитал — 24 десантника! Кому-то пришлось оказывать первую помощь прямо по дороге в больницу Изюма. Иначе не довезли бы. Потом комбат подошел ко мне, пожал руку и говорит: «Армен, я в своей жизни много сумасшедших видел, но ты вообще дурной — полез в самое пекло!»
— Вы не раз вытаскивали бойцов с того света, буквально вырывали из лап смерти.
— Мы на вертолете летели на гору Карачун, везли ребятам продукты. Приземлились на четвертом блокпосту, а там суматоха, крики: «Давайте медика, давайте медика!» Оказывается, снайпер ранил молоденького десантника. Сквозное ранение, пуля вышла через легкое. Я выпрыгнул из вертолета, побежал туда, где боец лежал. Над ним фельдшер склонился, хочет капельницу поставить и не может — руки дрожат. Я быстро воткнул иглу в вену, а фельдшер говорит: «Да все уже. Он двухсотый…» Мертвый, значит. Я поднес раненому под нос свой телефон. Смотрю, экран запотел — дышит! Оттолкнул фельдшера: «Не вмешивайся! Он еще жив, и я его живым доставлю в больницу!»
Мы перевязали парня, погрузили его в вертолет и сразу в госпиталь. Летели 45 минут. Все это время я крепко, с двух сторон, зажимал пальцами дырки от пули, чтобы в легкие не попал воздух и парнишка не истек кровью. Доставили в Изюм, а там раненого забрала «скорая». К тому моменту я уже не чувствовал рук.
Вообще я помню каждого раненого или убитого, к которому прикасался. Хотел бы стереть это из памяти, а не могу… Бывают моменты, когда вдруг перед глазами всплывают страшные эпизоды: у одного руки оторвало, у другого — ноги. А третий кричит: «Доктор, я умираю!» Однажды вытаскивал бойца из горящего БТРа, а он мне так спокойно: «Доктор, я, наверно, после этих ожогов останусь уродом»…
Но больше всего меня поразила семья, которая подорвалась на мине между селами Семеновка и Николаевка.
Ночью пятого июля позвонил заведующий хирургическим отделением больницы Красного Лимана и сообщил, что к ним поступили два раненых десантника и девочка десяти лет. Попросил приехать. Иногда местные хирурги приглашают меня на консультацию. Бывает, если просят, помогаю во время сложной операции. Я приехал в хирургию, сначала осмотрел бойцов. У одного были ампутированы кисти рук, у второго — легкое ранение, касательное. Потом зашел к девочке Маше.
Ее семья — родители и бабушка — ехали в машине, спешили эвакуироваться. Боевики заминировали дорогу, и легковушка подорвалась на фугасе. «Я спала у бабушки на коленях, — рассказала мне Маша. — А когда проснулась, то уже лежала на руках у дяди Олега». Дядя Олег — это гаишник, который нашел девочку и доставил ее в больницу. Во время взрыва Машу выбросило через открытое окно в сторону на двадцать метров. Это и спасло ей жизнь. У девочки открытый перелом на левом голеностопе и отсечена левая бровь.
Маша не знает, что произошло на самом деле, что вся ее семья погибла. Думает: папа неправильно повернул, и они попали в аварию… Я не смог сообщить девочке правду, не хотел ее травмировать. Сказал, что родители и бабушка живы, но находятся в другой больнице. Девочка переживала, что во время аварии потеряла свой мобильный телефон. Чтобы утешить Машу, я купил и подарил ей хороший сенсорный телефон.
Потом связался с губернатором Харьковской области, попросил, чтобы Машу поместили в местный ожоговый центр. Организовал транспортировку с охраной. В Харькове живет Машина родственница, она собирается оформлять опеку над сиротой.
После этого мне позвонили десантники из 95-й аэромобильной бригады: «Армен, та девочка, которую ты забрал… Мы нашли место аварии, там лежат тела». Ребята дали координаты, и мы с Аленой поехали в поле искать машину. Искали долго — четыре часа. Наконец увидели искореженный взрывом автомобиль. Тело бабушки лежало возле машины. Неподалеку — тело матери: без головы, без ног… А тело отца мы, сколько ни искали, так и не нашли. Я позвонил в местный райотдел милиции, попросил, чтобы забрали тела. Они приехали и забрали их. Но произошло это уже на восьмой день после взрыва.
В поле я нашел кулон и тапочки Машиной мамы. Помыл, почистил и привез в Харьков. «Это тебе мама передала», — сказал Маше.
За это время я вроде бы привык к тому, что бойцы погибают практически каждый день. Но дети… Это тяжело, это больно.
— Во время последнего визита Арсения Яценюка в зону АТО вас представили премьер-министру как героя, который два месяца возил воду и продукты украинским бойцам на гору Карачун, окруженную силами противника.
— Пока на горе не пробили скважину, ситуация была тяжелая. Ребята сидели вообще без воды. Летчики боялись летать на Карачун, потому что вертолеты постоянно сбивали. Экипажи БТРов тоже боялись ездить. А солдатам что, погибать? Я нашел нужных людей, они показали дорогу, по которой можно проехать через контролируемую врагом территорию. Собираясь в первую поездку, загрузил в реанимобиль 800 литров воды. Довез. Ребята, конечно, обрадовались. Но пообщавшись с хлопцами, я понял: это капля в море. Надо возить и возить.
— Во время Великой Отечественной войны ходили легенды о «заговоренных» солдатах: везунчиках, которых пули обходили стороной.
— Вот и меня не берут ни пули, ни осколки. Значит, мне еще надо пожить здесь, на земле, надо что-то важное сделать. В жизни было много опасных ситуаций, и каждый раз будто ангел на крыльях выносил. Мое детство прошло в Армении. Как-то я, мальчишкой, гонял пчел в винограднике. И вдруг меня сильно укололо в грудь. Подбежал к тете: «Меня, наверное, пчела укусила». Она посмотрела — аж зрачки расширились — и говорит: «Это не пчела, а шмель. Жало огромное». Тетя вытащила жало… и больше я ничего не помню. Сразу впал в кому. А потом, через полтора дня, вышел из нее.
Или еще случай. Будучи в Германии, я на машине спускался с горы Оберхоф. Крутая такая гора, там лыжные гонки проходят. И в этот момент отказали тормоза! Не знаю, какие чудесные силы плавно спустили автомобиль вниз и нежно поставили на обочину. До сих пор не понимаю, как машина смогла остановиться — без тормозов! Как будто ее удержал кто-то.
— Мне рассказывали, что вы не просто медик-волонтер. Вы — человек, который может решить любую проблему.
— У меня три телефона, и все разрываются от звонков. Люди постоянно просят о помощи. Мы ведь не только военным, но и гражданским помогаем. Сейчас я опекаю семью, где растут девочки-близнецы с ДЦП. Им постоянно требуются медпрепараты, и я привозил их в село даже во время бомбежек.
Кроме того, развожу продукты блокпостам, по освобожденным городам и селам. Некоторые командиры обижаются: мол, редко приезжаю в гости. А я не могу разорваться! Постов — тридцать, а я — один. И так кручусь, как белка в колесе.
А недавно решил самую приятную за последнее время проблему. К бойцам спецподразделения «Барс» обратились жители села под Славянском. У женщины начались схватки. Командир «Барса» попросил, чтобы я доставил роженицу в больницу. Вот врачи удивились! Обычно, если наш реанимобиль приезжает в больницу, медсестры сразу бегут во двор, думая, что я снова привез бойца с тяжелым ранением. А тут увидели беременную женщину и обрадовались: «Еще один украинец родится!» И я сказал: «Пусть этот случай будет почином. Чтобы отныне я возил только беременных женщин. Чтобы люди рождались, а не умирали».
Каждый вечер, ложась спать, молю Бога, чтобы это все закончилось. Чтобы ночью никто не позвонил и не сказал: мол, надо вывозить «трехсотого» или «двухсотого». Чтобы однажды меня разбудил звонок друга: «Армен, а давай-ка утром на рыбалку махнем?»
Фото со страницы Армена Никогосяна в Фейсбуке