Журналист канала СТБ вернулся из Мариуполя, где снимал серию сюжетов для программы новостей
Журналист «Вiкна-новини» Игорь Крымов работает в зоне боевых действий с начала противостояния на востоке Украины. Бывший луганчанин снимал сюжеты о Майдане и событиях в Крыму, а затем из горячих точек: Славянска, Краматорска, Луганска. Недавно журналист вернулся из командировки. Игорь находился в Мариуполе в тот момент, когда в Минске было подписано перемирие, и застал первые выстрелы, которые его нарушили.
— Игорь, ваша последняя поездка…
— Крайняя. У нас, телевизионщиков, не принято говорить «последняя поездка» — как-то не очень хорошо звучит. Моя крайняя командировка была в Мариуполь. Мы с оператором приехали туда 1 сентября снимать более или менее спокойную ситуацию в городе. Тогда шли бои в Новоазовске, это за 20 километров от Мариуполя, но никаких отголосков мы не слышали. В город прибыли на машине, заехав со стороны Бердянска. Проезжая блок-пост перед самым Мариуполем, услышали звук выстрелов, работал автомат Калашникова. Спросили у военных: «В чем дело?» Они показали в небо, где мигали яркие точки и сказали, что это вражеский беспилотник, который летает над ними уже три дня и они безрезультатно пытаются его сбить.
*Игорь Крымов работает в зоне боевых действий с начала противостояния на востоке Украины
— Что представляет сейчас из себя Мариуполь?
— Первые дни нашего пребывания были относительно спокойные. Город готовился к обороне. Люди копали рвы, обустраивали бомбоубежища. Хотя это спокойствие было какое-то настораживающее. В самом городе много украинской символики и проукраински настроенных людей. Однако все время не покидало ощущение беспокойства. В первый же вечер у нас было позднее включение в эфир новостей. Мы с оператором Романом Малко готовились выходить из центра города. Вдруг откуда-то выезжает микроавтобус без опознавательных знаков, останавливается возле Романа, и в одно из окон высовывается дуло автомата, нацеленное прямо на него.
Я находился в 30 метрах от этого места и не мог понять, что происходит. Видел лишь, как напрягся мой оператор. Потом так же неожиданно оружие спрятали, и автобус уехал. А через пять минут появился вновь, из него вышел человек в камуфляже с оружием и, размахивая им, стал рассказывать нам, какой он, дескать, молодец и с кем воевал. Было понятно, что мужчина находится в состоянии алкогольного опьянения. Он «общался» с нами около 15 минут. Спасибо «айдаровцам», которые случайно проезжали мимо и обратили внимание на нашу компанию. Они выскочили из авто, обезвредили человека с «калашниковым», затолкали его в машину. Дальнейшую его судьбу мы не знаем. На самом деле, после того, как ты уже не один раз столкнулся с военными и оружием, страх начинает исчезать.
— Приходилось попадать в сложные ситуации?
— Это было в нашу предыдущую поездку, когда мы отправились в направлении Луганска. Между блокпостами произошла какая-то неразбериха. Когда мы проезжали один из них, нашу съемочную группу захватили, приняв за сепаратистов. Честно говоря, ощущение было не из приятных. На тебя наставляют автомат, завязывают глаза и везут в неизвестном направлении. Как потом выяснилось, нас доставили в штаб, который располагался в 10 километрах от Луганска, на Веселой горе. Ехал с завязанными глазами, вокруг работали «Грады», и от этой какофонии становилось жутко. Два часа проверяли наши документы, пока не поняли, что мы свои, не сепаратисты. Нам сразу развязали глаза — ребята из 12-го батальона теробороны оказались киевлянами. Даже предложили съездить на околицу Луганска — Вергунку. Мы «не раздумывая» согласились. Сели в УАЗик: три бойца и мы с оператором. Было понятно, что любой въезд в зону, контролируемую сепаратистами, чреват последствиями. Но ребята совершают такие поездки каждый день, выполняя гуманитарные рейсы. Они привозили людям, которые прятались в ближайших луганских санаториях, еду и воду. Те, кто хотел, могли с ними уехать в безопасное место.
— Было страшно?
— Я назвал бы это очень яркими эмоциями. Мы вышли из УАЗика, решив снять мину, застрявшую в асфальте прямо посреди дороги. Только настроили камеру, как услышали легкий свист и шелест. Это означало, что по нам стреляют. Армейцы тут же крикнули: «По матрешкам!» На их языке это означает «в машину». Потом прозвучало еще одно грубое, но зато понятное слово, объясняющее, что нам надо делать, причем очень быстро. Мы буквально влетели в УАЗик, ребята смотрят на часы, командир, он же водитель, спрашивает: «Сколько секунд?» Они: «25». Мы резко остановились, потом так же резко рванули и опять вопрос: «Сколько?» — «40 секунд». И тогда бойцы выдохнули. Оказывается, у армейцев есть определенный секундомер, по которому нужно считать, чтобы не попасть под мину. Через 20 секунд сумасшедшей езды и минометного обстрела надо затормозить, чтобы понять, правильно ли мы двигаемся и не преследуют ли нас. Через 40 секунд при хорошем стечении обстоятельств на бешеной скорости можно выйти из-под обстрела.
— Если слышен свист, понятно, что это мина. А что означает шелест?
— Летящая мина свистит, потом глухо взрывается. Если это проходит в лесонасаждениях, то ее осколки идут по деревьям, и слышен шелест. Мы выучили еще одно правило: чем громче бахает, тем безопаснее. Когда стреляют наши ребята, кажется, что грохот раздается прямо над твоей головой. А когда глухо и со свистом — пришла опасность.
— Когда вы поехали впервые в зону АТО?
— Накануне освобождения Славянска и Краматорска от сепаратистов. Тогда первый раз побывал на блокпостах, услышал взрывы, свист. Поначалу очень страшно, но потом привыкаешь. Хотя все равно расслабляться нельзя. Вот самое главное правило спасения, которое нам преподали военные: если обстрел, падай и зарывайся в землю. Хоть зубами. Страшнее всего для армейцев установка «Град». Они говорят, что это большая лотерея. Если мина разрывается от тебя в четырех метрах, то ты наверняка выживешь. Ближе — уже мало вероятно. «Град» взрывается на высоте 20 сантиметров над землей и рассыпается на миллионы осколков. Тут уж как повезет, но в любом случае надо падать на землю. Если на асфальт — шансов выжить мало. Лучше всего земля, так как можно зарыться лицом. Руки-ноги обрубит, а жить будешь.
Знаете, что самое невероятное во всем этом ужасе? Бойцы, которые находятся на передовой, постоянно шутят. Иначе, наверное, морально им не выдержать. Как-то на одном блокпосту мы видели ребят возле «Градов» в одних плавках — стояла жуткая жара. Они шутили: «Сегодня мы в броне-трусах. Пусть тело загорает».
— Вы находились в Мариуполе как раз в тот момент, когда в Минске было подписано перемирие?
— За день до этого утром нас разбудила канонада. Со стороны сепаратистов работали «Гаубицы» и «Грады». Им отвечала наша артиллерия. И так целый день. За два часа до подписания перемирия в один момент все затихло. А поздно вечером мы вновь видели пролетающий над центром Мариуполя беспилотник. Уезжали из города в субботу поздно вечером. Перемирие вновь было нарушено и слышалось, как работает «Град».
— Какое настроение у жителей?
— К сожалению, нельзя сказать, что они единым фронтом выступили против российской агрессии. В Мариуполе очень активны волонтеры. Они помогают армии, собирают все необходимое и вяжут кикиморы — маскировочные халаты для снайперов. Благодаря волонтерам весь Мариуполь в сине-желтых флагах, их даже больше, чем в Киеве. А возле сгоревшей мэрии каждый день собираются бабушки-коммунистки, которые ратуют за Россию. С журналистами украинских каналов они разговаривать отказываются. Я не социолог, но по моим внутренним ощущениям, 30 процентов города настроены за Украину, 30 — за Россию, остальные — равнодушные граждане, которые живут по принципу: лишь бы не было войны. Из всех городов, которые находятся в зоне АТО, я бы отдал Мариуполю первенство за его патриотический дух. Вообще, для Донбасса украинский патриотический дух — дело очень сложное. Я сам из Луганска и знаю, о чем говорю.
— Ваша семья спаслась от войны?
— Я уже давно живу в Киеве, а родители приехали из зоны боевых действий. Они жили в панельной девятиэтажке. Буквально через неделю после того, как они уехали, к соседу этажом ниже залетела мина. Она лежала, а потом сдетонировала. К сожалению, я знаю очень много людей в Луганске, которые симпатизировали ополченцам, верят российскому телевидению и Путину. Поэтому то, что сейчас происходит в Мариуполе, действительно удивляет.
— Когда снова на войну?
— Как редакция пошлет, я отказываться не собираюсь. На самом деле военные не пускают журналистов в очень уж опасные места. Хотя порой они сами не знают, где будет атака противника. В общем, поскольку у меня такая работа, то каска и бронежилет всегда наготове возле моего рабочего стола.