Боец украинской армии, который, будучи в плену у сепаратистов, три недели жил в четырехметровой яме с отрезанным ухом и простреленной ногой, рассказал «ФАКТАМ» страшные подробности своих злоключений
Как и многих других заложников, военнослужащего Олега (мужчина попросил не называть его фамилию) освободили 8 сентября. Он пробыл в плену у сепаратистов три недели и был одним из участников парада военнопленных, который боевики проводили в День независимости Украины.
Олег — офицер. Служил в одной из частей в Донецкой области. Родом он тоже из Донбасса, здесь жили его жена и двое детей. В середине лета Олега и его сослуживцев из части направили в зону АТО. Видя, что в регионе началась полномасштабная война, Олег успел вывезти родных за границу.
— Сам же продолжал служить, — рассказывает Олег. — На Донбассе остались только мои пожилые родители. В их населенном пункте пока не стреляли, но мне все равно было неспокойно. Поэтому, когда меня отпустили в увольнение, я первым делом поехал к ним. Понимая, что на блокпостах сепаратистов в военной форме лучше не показываться, переоделся в «гражданку» и поехал на автобусе. Но на блокпосту возле Макеевки наш автобус остановили. Мужчинам «дэнээровцы» приказали выйти и предъявить документы. Военный билет я им, естественно, не показал. Надеялся, что все обойдется, но вдруг увидел свою старую знакомую Марину. Она работала поваром у нас на полигоне. Мы много общались, можно даже сказать, дружили. Но теперь у нее на руке был шеврон «Макеевская полиция». Она тоже меня узнала, и сепаратисты это заметили. «Что, Марина? — спросили. — Это он?» Марина посмотрела мне прямо в глаза и сказала: «Да. Я его знаю, это украинский военный».
Меня тут же поставили на колени, начали пинать и обыскивать. Забрали, все что было: мобильный телефон, деньги, документы… И, затолкав в машину, сказали: «Мы тебя убьем. Ты понимаешь, что ты — не жилец?» Я молчал и не сопротивлялся. Марина сообщила, что я знаю город, поэтому сепаратисты приказали мне опустить голову — чтобы не видел, куда меня везут. Но я понял, что меня привезли в здание, где раньше находилась макеевская прокуратура. Там была толпа «дэнээровцев» и их приверженцев. Это и пенсионеры, и здоровые мужики, и молодые женщины… Услышав, что привезли «укропа» (так они называют украинских военных), толпа в одночасье набросилась на меня и начала бить. Помните страшный рассказ Ирины Довгань, которую привязывали к столбу в Донецке? Я оказался примерно в такой же ситуации. Разъяренные сепаратисты били меня ногами, женщины кричали, что убьют, плевали…
В здании прокуратуры чеченец, крупный такой, накачанный, с ходу объявил, что я — зенитчик. «Это неправда», — говорю. «Я все о тебе знаю, поэтому признавайся, — взяв нож, чеченец начал тыкать лезвием мне в голову. — Ты — зенитчик и ты убиваешь наших братьев». Я продолжал это отрицать. Тогда меня стали пытать электрошоком. Потом чеченец сказал: «Я обещал своему отцу принести ухо «укропа». Взяв садовые ножницы, он стал отрезать мне ухо. Боль была адская. На шею начала капать кровь, и я решил, что ухо уже отрезали. Но чеченец отрезал только его часть. После чего позвал какого-то парня и приказал: «Зашивай». Тот молча стал выполнять приказ.
Чеченец тем временем кому-то позвонил: «Красавчик, приезжай, у меня для тебя подарок». Вскоре он приехал — крупный, бородатый мужик по прозвищу Красавчик. «Это «укроп"-зенитчик, наших лупит», — быстро объяснил ему чеченец. Они вдвоем начали меня бить. Били руками, ногами и резиновыми дубинками. А после пыток электрошоком я несколько раз терял сознание. Но меня обливали холодной водой, приводили в чувство и продолжали пытать. Потом надели наручники, закинули в багажник машины и опять куда-то повезли. По дороге несколько раз останавливались на блокпостах. Так называемый Красавчик кричал: «Посмотрите, что у меня есть, мне «укропа» подарили!» И заставлял меня поднимать голову, чтобы на меня смотрели другие. Я поднимал. «Дэнээровцы» — девчонки, парни — кричали, что я урод, приехал их убивать…
В другом здании, куда уже ночью привезли Олега, Красавчик сказал сепаратистам, что сам поговорит со своим пленным.
— Боевики, которые меня избивали, как по команде, отошли в сторону, — вспоминает Олег. — А чеченец сел рядом со мной и сказал: «Вы, „укропы“, воевать не умеете, а только умеете хорошо бегать. Так вот, чтобы ты не бегал, я прострелю тебе ногу». Пристально посмотрев в глаза, он выстрелил мне в ступню. Нога вдруг окаменела. Потом начала жечь, как будто к ней приложили раскаленный металл. «Если ты и сейчас не скажешь правду, я прострелю тебе коленки, — сказал Красавчик. — Сделаю тебя инвалидом и отпущу». Позже он все-таки позвал женщину-врача, она сделала мне укол… Не знаю, что именно она вколола, но следующие два часа я вообще ничего не соображал. Помню только, как боевики вывели меня во двор (я почему-то уже не чувствовал обеих ног, но все еще мог ходить), подвели к глубокой яме, накрытой крышкой с надписью «Бильярдный стол» и… столкнули вниз.
— Глубина этой ямы — не меньше четырех с половиной метров, — продолжает Олег. — Я понял, что уже не первый, кого в ней держали. Там сильно пахло испражнениями. Мне сказали присесть и положить руки на голову: «Если встанешь — кинем гранату!» Я просидел на корточках до самого утра. Только на рассвете разрешили опустить руки. Все это время не давали ни пить, ни есть. Приходилось пить мочу. Там стояли пустые бутылки, писал в них и из них же пил — так и выживал.
Олега вытащили из ямы только на следующий день. Ненадолго — чтобы врач перевязала ему простреленную ногу. Но он успел осмотреть двор. Там было много людей.
— Как минимум человек десять, — говорит Олег. — Позже я узнал, что это тоже пленные. Но не военнослужащие, а люди, которых сепаратисты поймали прямо на улице. Кто-то не успел вернуться домой до комендантского часа, кто-то просто им не понравился. Этих людей не пытали — боевики использовали их как обслуживающий персонал. Они готовили им обеды, убирали, мыли машины, носили какие-то кирпичи. Боевики с издевкой называли их «наши персональные роботы».
На следующий день меня наконец покормили. Дали какую-то кашу, больше напоминавшую отходы. Но был рад даже этому. Потом боевики позвали Ящера — того, который угрожал бросить гранату в мою яму. Он приказал опустить меня обратно в яму, где я пробыл до утра. На следующий день подошел мужичок пенсионного возраста. Его называли Святой. Объявил, что будет моим начальником, а также папой и мамой. Скомандовал отвести меня в туалет, спросил, курю ли я. Дал сигарету.
Каждый раз, когда боевики открывали люк, я думал, что лучше бы они этого не делали. Тут же прибегала любопытная публика с криками: «Укропа» будут поднимать!" Боевики нацеливали на меня автоматы, а женщины обзывали, показывали фотографии мертвых детей и говорили, что это я виноват в их гибели. Боевики продолжали допрашивать, требуя признаться, что я зенитчик. Потом решили, что я не зенитчик, а корректировщик. Мне вообще показалось, что единственные слова, которые они знают: корректировщик, зенитчик и танкист. Боевик по кличке Святой и так называемый оперуполномоченный с шевронами «Батальона Донского казачества» сказали, что дают мне три дня на размышления — чтобы я все-таки сознался. Но не прошло и часа, как пришел Красавчик с другими чеченцами и приказал меня… расстрелять. Они вывели меня во двор, направили автоматы. Я мысленно попрощался с родными. Думал, сейчас убьют. Оказалось, они просто запугивали…
Утром Олега бросили в яму. Находясь там, услышал наверху пронзительный женский крик. Женщина кричала так сильно, как будто ее резали живьем.
— В какой-то момент крышку моей ямы подняли и ко мне бросили абсолютно голую женщину в наручниках, — вспоминает Олег. — На ней не было живого места. Лицо — сплошное кровавое месиво. Руки и живот в крови. Я такого еще не видел. Разве что в фильмах ужасов. «Вот невесту тебе нашли! — закричали чеченцы. — Мы вас поженим! Делай с ней, что хочешь!» И бросили ей брюки и пиджачок — красивый, но полностью изорванный. Женщина долго лежала, не говоря ни слова. Потом начала плакать. Я натянул на нее джинсы, отдал ей свою футболку. Утром явились чеченцы, бросили ключ от ее наручников. «Провели свадебную ночь с напарницей-корректировщицей?» — спросили с издевкой. Нам дали еду, но женщина не могла жевать — ее лицо было полностью разбито. Я поил ее водой, отрывал кусочки хлеба и клал ей в рот.
Говорить она начала только на следующий день. Сказала, что ее зовут Таня, ей 53 года, работала на вокзале в Донецке. Когда в очередной раз начался обстрел, она, укрываясь в бомбоубежище, обронила вслух что-то вроде: «И сколько еще будут стрелять эти русские фашисты?!» С ней в бомбоубежище были двое мужчин. Уже на улице на остановке один из них подошел к ней с молодчиками спортивного телосложения и сказал: «Это она. Она назвала наших фашистами». Молодчики затолкали ее в машину, начали бить. Несколько раз изнасиловали… И почему-то сказали, что она корректировщица.
— К тому моменту я уже потерял счет времени, — говорит Олег. — Сидел в яме, к ней подходили боевики, спрашивали, жив ли, и угрожали бросить гранату, если не отзовусь. Иногда приходил Святой. Мог дать поесть. А бывали дни, что он отвечал: «У меня нет настроения» — и я оставался без еды. Однажды пошел дождь, и в мою яму набралось воды по пояс. Было очень холодно. Днем Святой выпустил меня в туалет и погреться. Вечером он отвел меня на качели и пристегнул мою руку наручником: «Сегодня будешь спать здесь». Увидев, что я в шортах и футболке, мне вынесли фуфайку… Ночью ко мне выходила женщина. «Я тебе чаю принесла, — сказала. — Если замерзнешь, нас потом разорвут. Первый и, надеюсь, последний раз в жизни делаю чай «укропу».
На этих качелях я провел не одну ночь. Иногда во дворе по ночам собирались «дэнээровцы» в военной форме. Они выпивали, поднимали тосты за Русь, за… православие. Однажды один из них подошел ко мне со словами: «Сидишь, „укроп“? Мы сейчас ваших гоняли под Шахтерском. Не умеют ваши воевать, взяли пленных, взяли много техники. Что вам ваше руководство такую технику поставляет? Новые БТРы взяли, а они без рулей. И как вы только воюете?»
По словам Олега, за то время, пока находился в плену, он видел среди заложников много украинских военных. Неподалеку от ямы, в которой сидели Олег и Татьяна, велись боевые действия.
— Однажды боевик Святой показал разгрузочный жилет, весь в гранатах, — вспоминает Олег. — «Сейчас мы его на тебя наденем, и ты пойдешь к своим, — сказал он. — А в нужный момент нажмем кнопочку, и ты вместе со своими „укропами“ взорвешься. Если выживешь, все равно тебя убьем. Второй раз мы в плен не берем, а в живых тебя не оставим». С этими словами показал мне семерых убитых. Они лежали в ряд, накрытые тряпками. По словам Святого, в плен они попали во второй раз…
Но это были, как говорится, цветочки. Мы тогда еще не знали, что впереди нас ждет парад. 24 августа нам сказали: «У вас же праздник, вот мы и везем вас на парад». Потом меня и еще двоих военнопленных вывели за здание, прицепили к нам свои флаги «Восток» и приказали одному из нас стать перед боевиками на колени. «Нет, — покачал головой парень с полными ужаса глазами. — Я не буду этого делать». «Что ты сказал? Не будешь?!» — переспросил один из боевиков в маске и… отрубил парню голову. После этого мы все стали на колени.
*Кадры парада военнопленных, который в День независимости устроили в Донецке сепаратисты, потрясли всю Украину
Этот момент снится мне до сих пор. Вот сейчас говорю с вами и слышу крики. Крики пленных, вопли Татьяны, которую насиловали чеченцы… Надеюсь, ее все-таки отпустили. Но когда нас забирали на обмен, она еще оставалась в плену. Там были и наши военные, и так называемые роботы. Живы ли они сейчас? Боевики способны на все, я в этом убедился. И знаете, что самое ужасное? Они уверены, что делают доброе дело, спасают людей. Однажды один из них поделился со мной планами: «Прежде всего мы хотим отстоять нашу землю, наш Донбасс. Защитить наших граждан от таких, как ты. Пойдем ли мы дальше, в другие области? Пока не собираемся. Но если люди оттуда попросят у нас помощи, пойдем». Они считают себя героями, освободителями… И я не знаю, что может их переубедить.