В нынешнем году весь мир отмечает 150-летний юбилей выдающегося еврейского писателя
Если нельзя, но очень хочется, то можно…
Эта полная глубокого юмора фраза как нельзя лучше подходит к жизни ее автора — замечательного еврейского писателя Шолом-Алейхема.
Ему, сыну мелкого торговца, казалось, самой жизнью была уготована отцовская судьба. Но он мечтал стать писателем, и это осуществилось. В молодости Шолом влюбился в свою ученицу Ольгу Лоеву. Но брак с ней представлялся нереальным. Он ведь был бедняк, а Ольга — дочь богатого предпринимателя. Но молодые люди очень хотели соединить свои судьбы, и таки совершили это.
Шолом-Алейхем родился в Переяславе (теперь Переяслав-Хмельницкий) под Киевом в 1859 году. Город над Днепром писатель любил, и в его произведениях он постоянно упоминается как Егупец. Романы, пьесы и многочисленные рассказы Шолом-Алейхем писал на идише — языке европейских евреев. Он был мастером ярких образов, удивительных сюжетов и в особенности тонкого юмора, одновременно грустного и оптимистичного. Не случайно же его называли еврейским Марком Твеном. Но, что любопытно, сам автор «Тома Сойера» при их личной встрече сказал, что считает себя «американским Шолом-Алейхемом».
Писатель прожил в Украине почти всю свою жизнь. Однако спровоцированная царизмом волна погромов заставила его, спасая семью, в 1905 году покинуть родные края. Умер он в Америке в 1916 году.
До сих пор в США жив человек, с которым Шолом-Алейхем не просто общался, но которого очень любил. Это внучка писателя Бел Кауфман.
Бел Кауфман — это как раз тот случай, когда природа не отдыхала на родственниках великих. В 60-х годах минувшего века мировым бестселлером стал ее роман «Вверх по лестнице, ведущей вниз». Он переведен на многие языки и неоднократно переиздавался. Писательница также является почетным профессором Колумбийского университета.
С Бел я познакомился десять лет назад, когда она приезжала в Украину на празднование 140-летнего юбилея своего знаменитого деда. В те дни в Киеве проходил международный театральный фестиваль «Блуждающие звезды», названный так в честь одного из самых известных произведений Шолом-Алейхема. Киев, который Бел не видела очень много лет, чрезвычайно понравился ей. С достопримечательностями столицы писательницу и ее мужа Сиднея Глака я знакомил вместе с главным организатором фестиваля генеральным директором Еврейского фонда Украины Аркадием Монастырским. Помню, как тогда нас удивила энергия и молодая походка Бел Кауфман. Она объяснила нам, что уже много лет регулярно посещает танцкласс и поэтому чувствует себя «немножечко за тридцать».
В предпоследний день визита супруги посетили музей Шолом-Алейхема в Переяслав-Хмельницком. Экспозиция Бел понравилась. Но самым впечатляющим был момент, когда к Кауфман подошли несколько пожилых евреев. Они никак не могли поверить, что внучка Шолом-Алейхема до сих пор жива, и пытались дотронуться до нее рукой.
А вечером состоялся ужин в ресторане гостиницы «Русь». Меню было чисто украинское. И Бел призналась нам, что борщ с пампушками с чесноком — одно из ее самых любимых блюд. Прощаясь, писательница подарила моей дочери свой роман с автографом и сказала, что очень бы хотела приехать в Киев на 150-летний юбилей деда…
Увы, нынешнее состояние здоровья Бел (все-таки уже 97 лет) не позволило ей посетить Украину в первые весенние дни нынешнего года. Тем не менее 2 марта — в день 150-летнего юбилея Шолом-Алейхема — мы с Аркадием Монастырским позвонили в Нью-Йорк и поздравили Бел Кауфман с торжеством не только как внучку великого писателя, но и как почетного президента Мемориального фонда Шолом-Алейхема.
Поблагодарив нас за поздравления, Кауфман рассказала, что к нынешнему юбилею возглавляемый ею фонд выпустил полное собрание сочинений Шолом-Алейхема на английском языке, а в Нью-Йорке состоялся торжественный юбилейный вечер. Ну, а я, воспользовавшись случаем, задал Бел вопросы, ответы на которые могут быть интересны почитателям великого писателя.
- Бел, насколько я знаю, среди потомков Шолом-Алейхема не только вы оказались творческой натурой.
- Это действительно так, — говорит Бел Кауфман. — У дедушки было четыре дочери — Эрнестина, Ляля, Эмма, Маруся — и два сына — Миша и Нума. Миша скончался, когда ему было всего 25 лет. И дедушка в завещании о нем написал: «Умер и внес свой гроб в мое сердце». Думаю, что смерть сына укоротила ему жизнь.
У остальных детей судьбы сложились неплохо. Они были яркими личностями, их жизнь тесно связана с творчеством Шолом-Алейхема. Например, Ляля, моя мама, тоже была писательницей, опубликовала более тысячи рассказов. Когда мама умерла, газеты еще продолжали печатать ее рассказы, но имя «Ляля Кауфман» было заключено в черную рамку. А мой отец Михаил Кауфман, хоть и был врачом, писал стихи и поэмы на идиш, переводил Шолом-Алейхема.
Тетя Маруся обладала удивительным чувством юмора. Как самая младшая из сестер опекала всех детей. Она вышла замуж за Бенциона Голдберга, который писал на идиш и очень любил своего тестя. Помню, у Маруси в доме на стене висела картина Марка Шагала. В один из приездов Шагала с очередной женой в Нью-Йорк, тетя Маруся устроила в его честь прием. Пришло много людей. Шагал увидел на стене свою картину. Сразу к ней направился, снял, прижал к груди и сказал: «Маруся, я тебе отдам за эту картину любую свою другую». Но Маруся уже знала его привычки (художник часто забирал свои картины, обнаружив их в других домах) и совсем по-одесски сказала: «Шагал, повесьте это обратно».
- Вот вы сказали: «по-одесски». А ведь в детстве сами жили в Одессе.
- Это правда. Причем в весьма непростые времена, и поэтому мое детство было не очень светлым. Родилась я в Берлине, отец изучал там медицину. Мне было три года, когда наша семья приехала в Одессу. И вот грянула революция 1917 года. Помню, как я, восьмилетняя, стояла в очереди за зеленым хлебом. Почему зеленым? Его делали из гороха, не было муки. Еще помню, как везла в коляске моего братика, он только родился. Ко мне подошли две молодые женщины в кожаных чекистских куртках, вынули Шервина, положили на мои худые ручки и со словами «У нас тоже есть дети!» увезли коляску. Я шла домой и плакала так, что одеяло, в которое был завернут Шервин, стало мокрым. Мама спросила: «Что случилось?» Первое, что я ответила: «У них тоже есть дети!»
- В своем знаменитом романе «Вверх по лестнице, ведущей вниз» вы с таким знанием дела рассказываете о школьных проблемах, что у читателя создается впечатление — в нем много автобиографического.
- Я никогда не скрывала, что это именно так. Хотя в «Лестнице» много и фантазий. Я была, как у вас говорят, «училкой». Но одновременно сочиняла рассказы. Один из них понравился даме, редактировавшей журнал, в который я послала этот свой опус. И она предложила мне «слегка» расширить рассказ до романа. Я было начала отказываться. Но мне предложили весьма неплохой гонорар. А надо сказать, что после развода с мужем я испытывала серьезные материальные затруднения. И рискнула, села за работу. Правда, когда роман был написан и издан, очень опасалась литературных критиков. Боялась, напишут, что внучка Шолом-Алейхема тоже возомнила себя писательницей, а таланта нет. К счастью, все вышло по-другому. Меня признали. Роман переиздают до сих пор. И, знаете, он покупается. Выходит, я дедушку не подвела…
- А что вы рассказываете людям о своем знаменитом деде?
- Самый любимый рассказ такой. Он мне прислал письмо из Америки в Одессу, когда мне было четыре года. «Дорогая внучка, я пишу тебе, чтобы ты поскорее выросла, выучилась писать и мне писала письма… Чтобы стать взрослой, надо есть побольше фруктов и конфет… Надо пить молоко… «Я ему, как могла, ответила. Вот уже более 90 лет я помню это письмо своему «другому папе». Он был мой «другой папочка»… Вот я и выросла. Научилась писать…
Помню, как однажды рассказывала о деде в огромном театре. А когда закончила, то к сцене подкатили коляску с инвалидом, который произнес: «Я слепой — вас не вижу. Но я попросил меня сюда привезти, чтобы дотронуться до вашей руки». И я прослезилась… И всюду, где бы я о деде ни говорила, любовь к нему изливалась на меня.
Мама рассказывала мне, с какой ностальгией дедушка вспоминал Украину и особенно Киев, где он долго жил и где написал немало своих произведений. В одном из писем он прямо сказал: «Киев — это ведь мой город». А в другом написал: «Как скромно выглядит Киев после блестящего Парижа и после чистенького Берлина! И все-таки, если бы мне предложили выбрать один из трех городов, я остановился бы только на Киеве, хотя он не так благоухает и не так благоустроен».
Когда я была в Киеве последний раз, один из местных литераторов подарил мне книгу стихов великого Тараса Шевченко. Он попросил, чтобы я поставила ее на полку рядом с произведениями Шолом-Алейхема, «чтобы они подружились». Я так и сделала. И, надеюсь, они подружились.
- На прощание хотелось бы вам пожелать традиционное: дожить до 120!
- Ой, не надо, не надо. Я всегда была реалисткой.
- Хорошо, тогда мы приглашаем вас на ваше столетие приехать в Киев и побывать в открытом сегодня музее Шолом-Алейхема.
- Спасибо! Обязательно приеду…