Режиссер фильмов «Секретный фарватер», «Всадники», «Квартет Гварнери» отметил 80-летний юбилей
Восьмидесятилетие режиссера и оператора, профессора культурологии, директора Музея кино, единственного в Украине, Вадима Костроменко отмечали, по нынешним временам, широко. В недавно открытом на базе одного из старых цехов киностудии арт-центре имени Веры Холодной собрались коллеги, ученики, зрители. Вадим Костроменко снял 12 фильмов как режиссер, а в 13 картинах был оператором-постановщиком. Попробовал себя и на актерском поприще.
— Первый скромный актерский опыт я обрел на съемках фильма «Ликвидация», — рассказывает Вадим Костроменко. — В процессе монтажа оказалось, что нужно доснять несколько кадров в один из эпизодов. Актер, задействованный там, уже уехал из города. Я на него немного похож, и меня попросили сняться. Поставили в кадр вместе с другими исполнителями и сказали: «Вам нужно смотреть в ту сторону, где маршал Жуков стоит».
— В ваших фильмах снимались Юрий Соломин, Михаил Кузнецов, Вацлав Дворжецкий, Лариса Гузеева, Сергей Чонишвили…
— Юрий Соломин сыграл одну из главных ролей в фильме «Квартет Гварнери», хотя, приглашая его, серьезно сомневался относительно положительного ответа. Тогда Соломин был уже звездой экрана, а я — начинающим режиссером. Он согласился и, как выяснилось позже, отнюдь не из-за денег. Хотя ставка у него по тем временам была немаленькая — сорок гривен за съемочный день. Юрий Мефодьевич признался, что ему очень понравился сценарий. Во время съемок представительницы прекрасного пола буквально сходили с ума от Соломина. Наш оператор Коля Ильчук сочинил частушку: «Ой, товарищ Соломин, не тащи меня в овин, я сама к тебе приду, двух подружек приведу…» Но актер практически не реагировал на поклонниц. Когда нужно было сыграть сцену с девушкой, к которой вспыхнули чувства, актер заявил, что не может играть любовь. Он не умеет врать, ведь искренне любит лишь свою жену.
Сережа Чонишвили снялся у меня в фильме «Дезертир», потом я позвал его в картину «Высшая истина бомбиста Алексея». Это были его первые большие роли в кино. Мы до сих пор сохраняем хорошие отношения. И не только с ним. Лариса Гузеева, сыгравшая в «Секретном фарватере», приезжала в Одессу спустя почти четверть века после съемок фильма и сочла необходимым повидаться со мной.
— «Секретному фарватеру» уже почти три десятилетия, но когда его показывают по телевидению, многие смотрят, не отрываясь.
— Пробуя себя в режиссуре, я понимал, что рассказывать в фильмах нужно о том, что хорошо знаешь. Поскольку я мальчишка времен войны, меня привлекала тема детей на войне. Первая моя режиссерская лента «Всадники» рассказывает о детях-партизанах. Затем снял фильм «Сто первый» — о сыне полка. Это удивительная история детства и юности моего друга Владимира Наумцева — сына полка, ставшего впоследствии театральным режиссером. Сценарий фильма мы писали вместе. Сейчас Володи, увы, нет в живых.
Собственно, и в «Секретном фарватере» один из главных героев — мальчишка на войне. Основная мысль этой картины сейчас, на мой взгляд, очень актуальна. Чем заканчивается фильм? Фашизм не добит. К сожалению, это получает сегодня подтверждение. Фашизм возрождается в новом качестве. В начале девяностых снял картину «Высшая истина бомбиста Алексея» — о том, как ужасен и античеловечен терроризм. Когда снимали, то и предположить нельзя было, в каких масштабах расцветет терроризм в скором времени. Сегодня это как никогда актуально.
— В особенности в тех краях, откуда вы родом.
— Я уроженец Артемовска, небольшого города в Донецкой области. То, что там происходит, просто в голове не укладывается! Помню начало Великой Отечественной. Я бежал по улице, размахивая руками, и кричал: «Ура, война!» Чему я так радовался? Во-первых, возраст был ничтожный, во-вторых, на меня, как и на многих тогда, оказала влияние пропаганда. Даже песни были такие, очень бодрые: «Если завтра война, если завтра в поход — будь сегодня к походу готов!», «Когда нас в бой пошлет товарищ Сталин…» Но уже через месяц на Донбассе начали затемнять окна от бомбежек, стали прибывать эшелоны с огромным количеством раненых. Их ночью везли в госпиталь на машинах, у которых на фарах были специальные насадки с щелочками, чтобы не видно было с воздуха. Тогда даже мне, пацану, стало страшно.
Отец был на фронте, а нас с мамой, она была учителем в школе, эвакуировали в город Чимкент в южном Казахстане. В 1944-м, после освобождения Донбасса, мы возвратились на пепелище, нашего дома не было. Разрушения кругом страшные. По утрам шла по городу большая колонна немецких военнопленных — на восстановительные работы. Наши люди бросали немцам хлеб, картошку, какие-то овощи. Подкармливали тех, кого несколько месяцев назад выгнали с боями, тех, которые вели себя на нашей земле как звери. Но когда он пленный — его жалко.
— Как случилось, что судьба свела вас с Одессой?
— Я поступил на операторский факультет ВГИКа, где в 1957-м получил образование в мастерской Бориса Волчека, отца Галины Волчек. Борис Израильевич, помню, наставлял: «Если хочешь быть хорошим оператором, то должен быть как минимум на 50 процентов режиссером, понимать, что именно и зачем снимаешь. Иначе станешь просто хорошим фотографом». Поэтому многие, кто заканчивал его курс, в итоге становились кинорежиссерами. За пару лет до меня у Волчека выпустились Петр Тодоровский, Радомир Василевский, который вместе с Тодоровским приехал на Одесскую киностудию. Вместе же они снимали «Весну на Заречной улице», где режиссером был Марлен Хуциев. Именно Василевский взял меня вторым оператором в этот фильм.
Нисколько не жалею, что выбрал Одесскую киностудию, хотя на распределении мне предлагали и «Мосфильм», и «Ленфильм». Помню, как оторопел, впервые ступив на одесскую землю. Запахло морем! Сейчас так уже не пахнет. Вышел на Привокзальную площадь, а женщина, кормившая голубей, кричит: «Не топтайте мне на хлеб!» Я восхитился — какие словесные перлы. Разве можно услышать подобное в Москве? Тогда понял, что я в уникальном городе.
Было весело в прямом и переносном смыслах. Первый мой съемочный день завершился конфузом: вечером выяснилось, что я забыл снять крышечку с объектива камеры. Думал, выгонят с треском. Сжалились — оставили. Марлен Хуциев заканчивал работу над «Весной на Заречной улице». Режиссеру захотелось снять план-проезд индустриальных пейзажей для видеоряда к песне «Когда весна придет, не знаю…» Меня отправили в Запорожье, там железная дорога проходит в окружении огромного количества заводов, труб, кранов, всяких металлических конструкций. Я забрался на крышу вагона и поехал, снимая все на ручную камеру. Эти кадры вошли в картину.
*Несмотря на солидный возраст Вадим Костроменко и сегодня в строю — он директор единственного в Украине Музея кино
— Подлинным вашим дебютом стала «Улица молодости»?
— Это в какой-то мере тематическое продолжение «Весны на Заречной улице». Затем меня пригласил в свою дебютную картину «Верность» Петя Тодоровский. Съемки — очень сложные, актеры — все известные: Галя Польских, Евгений Евстигнеев, Володя Четвериков… Снимали в экспедиции месяца два и отправили в Одессу на проявку. И вот 8 марта позвонил мой ассистент Слава Бородай и сообщил, что пленка забракована. В этом никто не был виноват, просто мы снимали в районе, где было сильное радиоактивное излучение, и пленка оказалась засвечена. Мы об этих излучающих «спецобъектах», естественно, не знали. Самое обидное, что в брак попали зимние съемки в Саратове, где в ту зиму долго не было снега. Наконец, он выпал, мы успели все отснять, и тут — брак. Я переживал страшно. Переснять невозможно — снег растаял. Но Петя Тодоровский меня успокоил, сказав: «Вадим, ну не война же…» Пересняли все по новой, причем наша дирекция совершила подвиг — запорошили нужную натуру искусственным снегом. Хотя искусственного снега в современном понимании тогда не было — мы использовали пожарную пену, алебастр, соль — чтобы блестела в кадре, как снег на солнце. На Венецианском фестивале авторитетнейшее жюри подделки не заметило, по поводу операторской работы «Верности» было сказано: «Белиссимо!» Фильм, первым в те годы прорвавшийся за «железный занавес», завоевал приз за лучший режиссерский дебют.
Работать подчас доводилось далекой от совершенства техникой, в сложных условиях. Пришлось лететь спиной с башенного крана (спасла куча песка), пережить столкновение железнодорожного состава с операторским краном. К счастью, крановщик успел поднять стрелу чуть выше вагона, и мы с ассистентом оказались на крыше теплушки. А как-то я с камерой в руках вылетел из открывшейся двери самолета Як-12. Спасли ассистент, втянувший меня обратно за кабель аккумулятора, да пилот, заложивший резкий крен в обратную сторону.
— В итоге вы решили стать режиссером?
— Эта стезя давно влекла меня. Моей последней операторской работой стал фильм «Чертова дюжина», именно тогда я понял: надо «ломать карту». К тому времени я уже был тринадцать лет женат. Жена, помнится, возмущалась: «Ты с ума сошел? Оператор высшей категории, зарабатываешь 600 рублей в месяц, а на режиссуру — на самую низкую категорию. Даже не в том дело, а вдруг не получится — опозоришься». Я спокойно отвечал: «Не получится — вернусь в операторское дело». Премьерная моя режиссерская работа «Всадники» взяла сразу два приза на фестивалях. В операторство я, естественно, не вернулся. Так вот и набежало еще 12 художественных полнометражек.
— Возраст стал сказываться?
— Смеетесь?! Я и сегодня, слава Богу, его не очень-то и ощущаю, хотел бы снимать новые полнометражные фильмы. Просто я человек другой эпохи. В сегодняшних условиях творческому кинематографисту нелегко. Прежде всего, нужно иметь силы и желание искать деньги, а я никогда не умел клянчить. Поэтому пишу сценарии и книги, работаю в музее кино, где часто провожу экскурсии. Решил, что нужно спасать историю киностудии — многие годы собирал все, что есть сегодня в музее. В Одессе начинали свою карьеру мэтры отечественного кино: Александр Довженко, Василий Шукшин, Кира Муратова, Петр Тодоровский, Владимир Высоцкий… А сколько здесь снималось других выдающихся актеров!
Практически ежедневно приезжают в Одессу киноведы и историки кино из Англии, Германии, США, Израиля, Италии, Бельгии, Канады, Польши, Японии, Франции… Однажды, еще в советские времена, в Одессу из США приехала дочь Веры Холодной и попросила провести ее на могилу матери. А могила-то закатана в асфальт. Что делать? Никто не решается сказать правду — ни чиновники, ни работники культуры. Тогда я беру грех на душу: быстро заказываю надгробную плиту с датами жизни и смерти Веры Холодной и устанавливаю ее на Втором христианском кладбище, прямо в ограде могилы режиссера Петра Чардынина. Привожу туда дочь. Она с чувством говорит: «Ну теперь могу спокойно умереть, поскольку мечта моя сбылась — я побывала на могиле матери». Потом сделали капитальный памятник и поставили его вместо плиты. К нему и сейчас приносят цветы. А у нас в музее хранится перчатка Веры Холодной, увитая белой лилией — подарок нам от дочери. Это единственное, что осталось у нее от мамы.
Одна из жемчужин коллекции — документ о присуждении Сталинской премии режиссеру Михаилу Слуцкому и его команде. На постановлении от 1948 года личная подпись Сталина. Как полагается, синими чернилами. Сталинская премия первой степени — это 100 тысяч рублей. По тем временам целое состояние. Автомобиль «Победа» стоил 16 тысяч.
А вот — кожаный плащ, тот самый, в котором Володя Высоцкий (на фото) играл в «Место встречи изменить нельзя». Жеглов носил кожаное пальто, после войны они были в моде. Но когда подходящий по фасону плащ купили в магазине, Владимир Семенович наотрез отказался его надевать. Заявил, что после войны в таких новеньких кожанках муровцы не щеголяли. Костюмерам пришлось искусственно старить кожу. Пришили пуговицы, но они почему-то моряцкие, с якорем. Разгадка проста — других в тот момент на Одесской киностудии под рукой не оказалось. Признаюсь честно, этот плащ я украл для музея из костюмерной киностудии.