Львовскому журналисту, дважды (!) побывавшему в плену у сепаратистов — в Славянске и в Луганске — и выбравшемуся оттуда живым, дали прозвище «Вторая ходка»
В первый раз в плену у «народного мэра» Славянска Пономарева Юрий Лелявский пробыл 15 суток. Позже, приехав в освобожденный город, Юрий нашел на развалинах сборник фантастических рассказов «Объятия страха». Тогда подумал — символическое напоминание о пережитом. А оказалось — пророчество… 50 дней плена в Луганске оказались намного страшнее. О своем печальном, но уникальном опыте Юрий намерен снять документальный фильм.
— Скажи, ради Бога, какие сегодня день недели и число? — огорошил меня вопросом Юрий Лелявский. — Я в какой-то момент «потерялся» в датах. В Луганске был слишком долго и там довелось пережить намного больше, чем в Славянске. Мы могли погибнуть и от рук ополченцев «ЛНР», и от осколков снарядов, залетавших в наш подвал и «танцевавших» по полу.
— Как ты умудрился второй раз попасть в плен? — интересуюсь у коллеги.
— Священник, отец Валентин (Серовецкий), вез в Луганскую область гуманитарную помощь и собирался отправлять службы на позициях наших воинов. Батюшка пригласил меня сопровождать его. С нами была волонтер гуманитарной миссии из Крыма Гайдэ Ризаева.
Первый «дээнэровский» блокпост волонтерский бусик успешно миновал. Капеллан благословил постовых, те осмотрели гуманитарный груз: вода, еда, средства гигиены — и пропустили. Мы продолжали движение по блокпостам «ДНР», пока не оказались на территории Луганской области. И здесь наше везение закончилось — встретили казаков. Те, услышав украинскую речь, велели нам ехать за их автомобилем. Нас заподозрили в шпионаже в пользу украинской армии.
Юрий успел сбросить sms-ки друзьям и родным: «Везут в Перевальск, к Козицыну». Вскоре перед заложниками предстал сам российский атаман, который уже успел объявить Перевальск «станицей Козицына».
— Я видел казачьего атамана на снимках и видеоматериалах в Интернете, поэтому искренне удивился встрече с такой знаковой фигурой: «Вы и есть Николай Козицын?!» — рассказывает журналист. — Он явно был польщен: «Да, это я!» Внешне он очень напоминает актера Павла Луспекаева в роли таможенника из кинофильма «Белое солнце пустыни». Тельняшка, кубанка, маузер, кинжалы и нагайка… Подчиненные обращались к нему исключительно «Батя».
Пленников отправили в Дом культуры. Там толерантное отношение закончилось — казаки избили всех арестантов. Сутки не давали воды.
— Так я попал в «знакомую стихию»: руки связали скотчем за спиной, на голову намотали флаг… Партии регионов и вместе с другими заложниками долго везли в какой-то городишко, не давая пошевелиться, — продолжает Юрий. — Похоже, что нас доставили на границу с Россией, потому что сквозь грохот канонады (вероятно, рядом шел бой), я услышал: «Граница — не проходной двор». Нас не пропустили, и это очень разозлило охранников.
Заложников сначала привезли в какой-то маленький городишко на Луганщине, где мы пробыли около десяти дней. Трое суток хоть раз в день кормили. А потом, после первого ночного допроса, в течение пяти дней еды не давали. Затем перевезли в Луганскую облгосадминистрацию, где обосновались сторонники так называемой Луганской народной республики. Там пленников разделили, разместили в подвальных помещениях. Только спустя сутки стали давать воду и водить в туалет, а через пять дней начали кормить.
— Заложников били, пытали?
— Я регулярно получал на допросах подзатыльники, но, слава Богу, меня не пытали. Лишь однажды «следователь», явно бывший милиционер, хотел разрезать мне кожу между пальцами. Поднес нож к моей руке: «А давай мы тебе „ласточку“ сделаем?» И сделал небольшой надрез. Но остановился, когда я сказал ему, что журналист и оговаривать себя не стану ни под какими пытками.
Юрию удалось убедить «хозяев» не убивать священников и журналистов, чтобы не ставить «черных пятен» на репутации «ЛНР».
— Когда меня посчитали подходящим для обмена, пришел надзиратель и, увидев текущую из моего носа кровь, чуть всех заложников в камере… не перебил! — вспоминает собеседник. — Я пытался объяснить, мол, это из-за гипертонии, но он был непреклонен. Со словами: «Кто ударил журналиста?!» вывел меня из камеры и принялся проводить там свое «расследование».
Под арестом держали не только патриотов-активистов и корректировщиков (людей, помогающих нашей артиллерии), но и совершивших уголовные преступления. Например, в одном из подвалов находился извращенец, изнасиловавший свою сестру. Его, как я слышал, расстреляли. Некоторое время со мной в камере сидел луганчанин, задержанный за «мародерство». Парень шел мимо магазина бытовой техники, в который попал снаряд, и соблазнился газонокосилкой с разбитой витрины.
— А тебе самому угрожал расстрел?
— Поскольку нас заподозрили в шпионаже в пользу армии, могли расстрелять всех. Однако, когда за священника пообещали выкуп, отца Валентина быстро «амнистировали» и отпустили, едва получив нужную сумму.
Мне спас жизнь Интернет: ополченцы нашли подтверждение тому, что я журналист. К тому же и российские журналисты признали во мне коллегу. Вспомнили, что вместе освещали события на Майдане.
После этого Юрия прекратили допрашивать и отправили на кухню чистить картошку.
— Там я был недолго — не сработался с поварами, и меня выгнали, — говорит он. — Но это и к лучшему: буквально на следующий день в каптерку, где я чистил картошку, попали осколки мины.
В подвал, где на полу «штабелями» спали 22 человека, Юрия уже не вернули. Перевели в «VIP-камеру» — в довольно большом помещении находилось всего семь-восемь человек, в распоряжении которых были двухъярусные кровати.
— Кормили нас один раз в сутки, на ночь, — продолжает свой рассказ Юрий. — Но голод — не самое страшное. Хуже всего жажда, к ней не привыкаешь. Поэтому, когда арестантов отправляли на работу, старался пристроиться водоносом, таскал воду из больших баков на кухню и в другие помещения. Благодаря этому мог не только напиться вдоволь, но и умыться, облиться водой, ведь в душ или баню нас не водили.
Пленников постоянно использовали как рабочую силу. Мне частенько доводилось быть грузчиком. Разгружал и вещи из разбомбленного гипермаркета «Метро». Часть арестантов в магазине складывали их в машины, а я с другими пленниками сносил в помещение обладминистрации. Тогда же получил от надзирателей футболку, которой я был рад, ведь к тому времени вещи, в которых попал в плен, превратились в лохмотья.
И еще в наших «VIP-апартаментах» стоял телевизор и видеоплеер. Ребята, которых отправляли на работу в гипермаркет, привозили оттуда диски. Так я впервые посмотрел «Дьявол носит Прада» и другие модные фильмы. Дома времени на это не хватало.
Меня собирались обменять на российского журналиста Андрея Стенина — фотокорреспондента информагентства «Россия сегодня». Он работал в Украине с 13 мая, а пятого августа пропал, появилась информация, якобы его задержала СБУ. Но 12 августа под Снежным Донецкой области будто бы нашли обгоревший труп Стенина. Подтверждения тому не было, но мой обмен надолго отложили.
Возобновили переговоры только после объявления очередного перемирия, когда за дело взялся руководитель объединения «Офицерский корпус». Также об освобождении пленных стал хлопотать второй президент Украины Леонид Кучма.
После того как Юрия внесли в списки на обмен, с него сняли охрану и дали возможность сообщить о себе близким. Разрешали иногда выходить в город.
— Луганск напомнил мне кадры из кинохроники времен Великой Отечественной войны, — говорит журналист. — В разрушенном городе нет НИЧЕГО — ни магазинов, ни банков, ни аптек! По пустынным улицам носились стаи бездомных контуженных собак, которые жались к людям, как кошки. Но были три точки, где горожане собирались. Первая — место раздачи питьевой воды. Вторая — точка получения гуманитарной помощи, она напоминала очередь за хлебом в блокадном Ленинграде. Но больше всего меня поразило место, где можно было «поймать» мобильную связь. Группа из человек двухсот двигалась по площадке, завороженно глядя в экраны телефонов и водя ими из стороны в сторону, как металлоискателями. «Со мной все нормально», «Я жив» или «Пополни мне счет» — зачастую были единственным, что люди успевали сказать.
*Так сейчас выглядит Луганский аэропорт (фото Рейтер)
А в Хрящеватом, поселке под Луганском, я увидел массу могильных крестов прямо во дворах частных домов. Погибших при артобстрелах или умерших от голода хоронили возле хат. Ботинки буквально скользили по гильзам и осколкам, в воронках торчали неразорвавшиеся снаряды. На кустах — растяжки. На улицах — трупы убитых животных: свиней, коров, собак. Масса сожженной военной техники. Ветер разносит по земле бинты, письма, фотографии родных и близких погибших солдат. И тут же — на танках и в машинах… тела наших бойцов. Один был убит, когда высунулся из окна кабины автомобиля. Так и застыл. Я боялся узнать в ком-то из них своих знакомых из Львова.
Живых жителей я там тоже встречал, но редко. Они неожиданно появлялись на развалинах, как привидения. Похоже, приходили на пепелища в поисках своего уцелевшего имущества. Общаться опасались, и я их понимаю. В Славянске, куда я приехал спустя два месяца после своего освобождения, люди тоже боялись разговаривать с незнакомыми. Объясняли: «Вдруг украинские войска уйдут? А мы тут вам наговорим сейчас…»
— А бежать из плена ты не думал?
— Опыт, полученный на Майдане и в Крыму, уберег меня от этого шага. Без документов я мог бы снова попасть в плен какому-нибудь полевому командиру или быть расстрелянным прямо на блокпосту. Рисковал напороться на мину… Выжить в городе, где сразу видно, что ты не местный, а люди озабочены лишь тем, где бы добыть кусочек хлеба и бутылку воды, нереально. Поэтому я возвращался к «хозяевам»…
Кстати, перед обменом охранники меня переодели в вещи, «реквизированные» из «Метро».
— После первого плена ты читал в Киеве студентам лекцию «Как правильно себя вести в зоне боевых действий». Сейчас бы к ней добавил что-то новое?
— Да, тогда я говорил, что к мобилизованным солдатам боевики относятся терпимее. Но теперь понял — это не распространяется на саперов, артиллеристов и корректировщиков. Им, попав в такую ситуацию, лучше уничтожить свои документы. И еще: парни из Западной Украины пытаются скрыть свое происхождение совершенно напрасно. Среди ополченцев «ЛНР» и «ДНР» много бывших правоохранителей, и через свои базы они легко узнают, кто где живет. Так что будет только хуже…
*"Этот шарфик я нашел в камере СБУ в Славянске и взял его на память, когда вышел на волю, — говорит Юрий Лелявский. — Второй почти такой же шарфик со словами: «Приедешь домой, тебе это пригодится», — подарил мне чиновник Луганской облгосадминистрации, работающий на «ЛНР»
P.S. Как стало известно, 27 октября была освобождена из плена волонтер Гайдэ Ризаева, которую захватили вместе с Юрием Лелявским. Остается в заложниках водитель волонтерского бусика Сергей Захаров.