Інтерв'ю

Леонид Зорин: "Прототипом Костика в "Покровских воротах" был я сам"

8:00 — 11 листопада 2014 eye 4023

Известному писателю, драматургу и сценаристу исполнилось 90 лет

Леониду Зорину было всего шесть лет, когда он начал сочинять стихи. В девять с половиной уже увидел свет его первый поэтический сборник. Им заинтересовался Максим Горький, посвятивший юному Лене свою статью «Мальчик», вошедшую в полное собрание сочинений писателя. «Он благословил меня на писательское творчество, — говорит сегодня Леонид Генрихович. — Можно сказать, что я вошел в литературу на его плечах». В семнадцать лет Зорин стал членом Союза писателей, а когда ему исполнилось двадцать три года, его пьеса «Молодость» была поставлена на сцене Малого театра. На счету Зорина такие пьесы, как «Римская комедия», «Декабристы», «Варшавская мелодия», «Коронация», «Царская охота», «Медная бабушка», сценарии к кинофильмам «Леон Гаррос ищет друга», «Человек ниоткуда», «Друзья и годы», «Скверный анекдот» и, конечно же, «Покровские ворота» — знаменитый фильм, снятый по одноименной пьесе. В настоящее время Леонид Генрихович «изменил» драматургии и сочиняет прозу.

— Леонид Генрихович, как отпраздновали юбилей?

— Без особых пышностей. Конечно, собрались несколько старых друзей. Многих из тех, кого я хотел бы видеть на этом празднике, к сожалению, уже нет на свете. С некоторыми я дружил если не всю жизнь, то уж точно несколько десятилетий. Увы, далеко не все доживают до моего возраста.

— Тем более, не все доживают до него в здравом уме и светлой памяти. У вас есть особый секрет?

— Среди людей моего возраста не так уж много сумасшедших, как может показаться на первый взгляд. Тех, кто дожил, не потеряв разум, гораздо больше. А мой секрет — работа. Каждый день, без выходных и праздников, сажусь за рабочий стол и пишу, не ожидая озарения и вдохновения. В этой жизни чего-то может добиться только тот, у кого есть сила воли и характер. Я знаю многих писателей, которые начинали когда-то вместе со мной и были очень талантливы, но они не обладали этими качествами, и сегодня уже никто не вспомнит их имен.

— К формуле успеха, которая, как известно, состоит из пяти процентов таланта и 95 процентов трудолюбия, вы предлагаете добавить силу воли и характер?

— Как человек, который когда-то играл в футбол, могу сказать, что безногие на поле не выходят. Для того чтобы стать писателем, нужен талант, но без характера он очень мало значит. Только работа — ежедневная и упорная — позволяет достичь успеха. Нужно тридцать раз поправить текст, сорок раз его вычитать, и тогда, возможно, выйдет что-то стоящее.

— Вы пишете от руки?

— Только от руки. Когда текст полностью готов, отдаю его на компьютерный набор, а потом уже отправляю в редакцию.

— Легко удавалось отстаивать свои произведения в борьбе с цензорами советских времен?

— Ни одна моя пьеса не обходилась без их вмешательства. Советская цензура была очень суровой, приходилось бороться за каждую мелочь — могли, например, придраться к слову «смеркалось». Говорили, что оно навевает пессимизм, а советские произведения должны быть оптимистичными. В моей пьесе «Римская комедия» цензоры увидели сатиру на эпоху Хрущева, хотя ничего подобного там не было. Сейчас время более мягкое, когда позволено если не все, то многое, а о советском — особенно о правлении Сталина — лучше и не вспоминать.

— Но многие сейчас скучают по советской эпохе…

— Это, как говорится, их подробности. Я в своей жизни ничего страшнее не видел. Другое дело, что мы тогда были молоды, благодаря чему многие вещи воспринимались не так трагично, как с возрастом.

— Пьеса «Покровские ворота», по которой был снят культовый фильм, как раз о том времени, когда вы были молоды.

— Я никогда не скрывал, что пьеса автобиографична. Костик Ромин — это я, приехавший в Москву из Баку и снявший комнату у старушки (в пьесе она превратилась в мою тетушку Алису Витальевну), жившей в коммуналке на Петровском бульваре. Место действия я перенес к Покровским воротам.

— Почему?

— В то время люди, с которых я списал многих своих героев, были еще живы, и мне не хотелось, чтобы они себя узнали. Так что место их жительства я поменял в целях конспирации.

— В этом году фильму исполнилось 32 года, а его по-прежнему смотрят и любят. Как думаете, в чем секрет такого успеха?

— Прежде всего в том, что «Покровские ворота» снимал талантливый человек — Михаил Козаков. К сожалению, он рано ушел из жизни, но то, что успел сделать здесь, обязательно зачтется ему там, где он сейчас находится. С Мишей мы познакомились очень давно, еще когда он играл Александра I в спектакле «Декабристы», поставленном по моей пьесе в театре «Современник». До «Покровских ворот» Козаков поставил несколько моих пьес в разных театрах, а после этой картины экранизировал «Медную бабушку», которая, как мне кажется, является лучшей пьесой в моей творческой биографии. Козакову удалось собрать блестящий актерский ансамбль — сегодня уже невозможно представить себе в этих ролях других людей.

— Вы вмешивались в процесс подбора актеров?

— Нет, я отдал этот вопрос на откуп режиссеру, даже на пробы не ходил, хотя он меня и приглашал. Помню, Миша сначала хотел снимать в роли Маргариты Павловны Наталью Гундареву, а потом позвонил и сказал: «Я нашел потрясающую актрису!» «Кто она?» — поинтересовался я, на что Козаков ответил: «Ее имя тебе ни о чем не скажет, просто поверь мне на слово — это именно то, что нужно». Отказал Миша и Андрею Миронову, который очень хотел сыграть Хоботова и на пробах был убедителен и смешон. Но Козаков решил, что для коммунальной квартиры Андрей слишком знаменит — Миронова в Советском Союзе знали и любили все. Вместо него появился Анатолий Равикович, которого, как и сыгравшую Маргариту Павловну Инну Ульянову, в то время мало кто знал. Вообще, за исключением Софьи Пилявской и Леонида Броневого, все актеры были либо дебютантами, либо известными в театре, но не засвеченными в кино.

Для меня был важен только один актер — исполнитель роли Костика. Ведь это герой, прототипом которого был я сам. Перед нашими глазами прошло большое количество хороших актеров, претендующих на эту роль, но все они по разным причинам не подходили, и я все время говорил: «Нет, это не он!» Козаков уже начал на меня сердиться, не понимая, чего я добиваюсь. Но тут на пробах появился Олег Меньшиков и я сразу воскликнул: «Вот на этом мы остановимся. Это он!» Мне кажется, Костик — лучшая роль Олега в кино, именно она принесла ему всесоюзную известность.

— Вы с ним дружны?

— Мы в добрых отношениях. Сейчас Олег готовит в честь моего юбилея творческий вечер в Театре имени Ермоловой, главным режиссером которого является. Будут показаны отрывки из спектаклей по моим пьесам.

— А есть ли прототип у Савранского, догнать которого утопия?

— У меня было несколько знакомых мотоциклистов, таких же, как он, сумасшедших, но ни с одного из них я своего героя не списывал, Савранский — образ собирательный. Литературные герои далеко не всегда имеют реальных прототипов. Писатель общается со многими, от каждого человека берет что-то характерное только для него, а потом это, как по волшебству, преобразовывается в новый образ, который начинает действовать в твоей пьесе или повести.

— Герои, которых создаете силой своей фантазии, вас удивляют?

— Любые литературные герои, если они живые, поступают по-своему и удивляют авторов. «Моя Татьяна какой номер выкинула — вышла замуж за генерала», — писал Пушкин о любимой им героине.

— Вторая не менее известная ваша пьеса «Варшавская мелодия». У ее героев есть реальные прототипы?

— Они не столько реальные, сколько обобщенные образы. Такие любовные истории происходят каждый день в любой стране мира. В том-то и состоит секрет успеха этого произведения. Все мы в этой жизни кого-то любили, теряли любовь, поэтому история находила отклик в любом зрительном зале — люди ассоциировали себя с героями пьесы. Если вы намекаете на то, что и это произведение является автобиографическим, то ошибаетесь. Уже хотя бы потому, что я никогда не хотел жениться на иностранке. Моими женами становились только советские женщины. Всего за мою жизнь их было две. Одной, к сожалению, уже нет, вторая, слава Богу, со мной.

Вообще же, «Варшавская мелодия» — самая счастливая моя пьеса. Она шла на всех сценах Советского Союза и в семнадцати странах мира, включая США, поэтому я видел несколько сотен спектаклей. Первой актрисой, сыгравшей Гелену, стала Юлия Борисова. Никогда не забуду, как потрясла меня исполнением этой роли гениальная Алиса Фрейндлих. А какой нежной и одновременно трагичной была киевлянка Ада Роговцева — одна из лучших актрис, сыгравших в «Варшавской мелодии». Я ее обожаю и всегда вспоминаю с теплым чувством.

— Почему сегодня вы пишете не пьесы, а прозу? Ведь именно драматургия сделала вас известным.

— Драматургия — жанр лаконичный, емкий и сдержанный, там сильно не распишешься. Мне же очень хочется высказаться, и проза создает для этого необходимые условия — она более многословна. Но пьесы у меня тоже есть. В октябрьском номере старейшего литературного журнала «Звезда» вышли сразу два моих новых произведения — пьеса и повесть.