34-летний киевлянин, никогда не служивший в армии, но добровольно воевавший три месяца в Дебальцево, накануне Нового года был награжден орденом «За мужество»
«У нас в подразделении есть уникальный боец — хотя он никогда не служил в армии, быстро стал командиром взвода охраны, — рассказывал мне во время очередной поездки в Дебальцево замполит батальона. — Его приказы беспрекословно выполняли не только подчиненные, но и старшие по званию. Причем долгое время мы считали, что ему лет 25—26 — он выглядит совсем юным. Удивился, когда Саша сказал, что ему 34 года». С этим легендарным бойцом я встретилась в учебном центре «Десна» под Киевом, когда подразделение вернулось на ротацию. Руководство батальона еще летом подало документы на награждение Александра Олешко орденом «За мужество». Президент Украины подписал их 26 декабря. На днях доброволец снова уехал защищать нашу страну.
— У меня всегда было внутреннее предчувствие, что война будет и к ней нужно готовиться, — говорит киевлянин Александр Олешко. — И хотя в армии я не служил, основы военного дела изучаю с 2005 года, участвую в казацком движении.
*Александр Олешко: «После трех месяцев, практически безвылазно проведенных на блокпостах, в окопах, у меня жестко изменилось отношение к природе. Думаю, еще долго мне не захочется устраивать пикники, жарить шашлыки…» (фото автора)
— Кем вы работали до войны?
— Я получил инженерное образование в Киевском политехническом университете. Создал свою фирму по оказанию IT-услуг. Бизнес, которым сейчас занимаются мои друзья, кормит мою семью (жену и двухлетнюю дочку) и еще несколько киевлян, работающих в компании. Так как я окончил военную кафедру, автоматически получил офицерское звание, когда пришел добровольцем в батальон. Пойти в армию меня заставила безответная любовь к Родине. Да-да. Так и напишите.
— Что было самым страшным в зоне АТО?
— В тот же день, когда попали в засаду и погибли комбат и разведчик Корсар, в нашем батальоне была еще одна потеря — погиб 22-летний Женя Ермаков. Мы заехали в село Чернухино вместе с сумским «Беркутом». Перед нами стояла задача — взять под контроль дорогу, ведущую в село. Мы с несколькими бойцами останавливали машины. Внезапно одна резко развернулась, добавила скорость, из нее раздалась автоматная очередь. Стреляли не прицельно, но Женя упал, как подкошенный. Причем он был и в каске, и в бронежилете. Пуля попала в шею, отрикошетив от асфальта. Это страшно. Был человек — и вот его нет. Конечно же, эта машина не уехала — мы ее расстреляли. В ней оказались местные сепаратисты и донские казаки, которые перевозили оружие. Мы отомстили за Женю, но это его не вернет…
*Перекресток возле города Дебальцево не раз обстреливали боевики. Но Александр Олешко (второй справа) с другими бойцами не позволили его захватить
После гибели сразу троих ребят батальона мы были словно в ступоре. Моральный дух сильно упал. Мне казалось, погибнуть могут все… Позже случилось так, что от одного разрыва мины ранения получили сразу четыре человека. Морально это было очень тяжело перенести…
Знаете, какой возникает конфликт в батальонах территориальной обороны? Мобилизованных здесь гораздо больше, чем добровольцев. И у тех, кто принудительно призван в армию, чаще прослеживаются упаднические настроения, особенно на линии огня. Страшно всем. Но они, как правило, в открытую говорят: я из блиндажа не выйду, умирать не хочу. Ведь не раз были ситуации, когда на нас нападают, а подкрепления или огневой поддержки ждать не приходится. Мы малыми силами удерживали значительную территорию, в любой момент могли оказаться в окружении. Именно поэтому некоторые, приехав на ротацию, говорят: «Я свое отвоевал, хватит». И ищут причины, чтобы не вернуться в батальон. Я старался со всеми говорить максимально корректно. Объяснял, что только от нашего слаженного взаимодействия зависит, останемся мы живы или нет. До того как мы попали в Дебальцево, затем в Чернухино и Никишино, не раз пытался представить свое поведение в опасной ситуации. Был уверен: просчитаю каждое движение. На деле же не раз высовывался прямо под пули и осколки, вел себя чересчур самонадеянно. Но главное — не терял присутствия духа. Теперь понимаю: это самое важное.
— Что помогало не терять оптимизма?
— В окопах взгляд в небо гасил страх и тревогу, — продолжает Александр. — Помню, как однажды мне стало на душе так жутко, но увидел звезды — и все как рукой сняло, появилось ощущение светлого будущего. Знаете, когда лежишь в землянке, хорошо ощущаешь вибрации земли. Как-то мы отчетливо услышали звуки движения тяжелой техники. Казалось, она идет прямо на нас. Но поблизости ничего не было видно. После трех месяцев, практически безвылазно проведенных на блокпостах, в окопах, у меня жестко изменилось отношение к природе. Думаю, еще долго мне не захочется устраивать пикники, жарить шашлыки… Мы очень сильно устали — и морально, и физически, — ведь все время находились в напряжении. Нас передержали в зоне АТО. Есть же норма: на линии огня бойцы могут находиться 45 суток, не больше. В годы Отечественной войны солдат не держали на передовой больше месяца — давали возможность отдохнуть.
У нас был период, когда восемь дней на нашем опорном пункте постоянно шли бои и артобстрелы, после чего местность превратилась в лунный пейзаж. Когда приехало подразделение, которое должно было нас сменить, солдаты с боязнью оглядывались по сторонам: как вы здесь находитесь? А мы уже привыкли, не замечали расколотые деревья, повисшие в ветвях фрагменты снарядов… Одно могу сказать: перемирия никому не нужны. Разве это война, если сидишь и ждешь, когда придут тебя убивать? Ведь террористы не прекращают нападать на наши позиции, обстреливать из минометов, пушек и «Градов». Нам нужно наступать на врага — тогда и потерь с нашей стороны будет меньше.
— Родные знали о том, что вы находились на передовой? Многие ребята скрывают от близких правду.
— Рано или поздно правда выплывет, поэтому я сразу сказал, что иду на войну. Мои родные вынуждены были принять мое решение. Родителям, чтобы не волновались, два раза в день отправлял сообщения.
— Бойцы говорят: на передовой очень хочется домой. Но, получив отпуск, не могут расслабиться…
— Так было и со мной. Человек, вырванный из военного хаоса, подсознательно ждет чего-то плохого, находится в том же режиме, что и на передовой. Я для себя назвал это донбасским синдромом. Когда был дома, да и во время ротации регулярно видел во сне войну. Все бегу куда-то, отстреливаюсь… Когда приехал домой и зашел в квартиру, дочка меня не узнала… Друзья при встрече удивлялись: ну у тебя и загар, ты стал такой смуглый. Но оказалось, что это по большей части была грязь, причем она не сразу смывалась…
— В батальоне есть люди, которые вас удивили?
— Начальник службы радиохимической защиты. Он кандидат химических наук — выполнял задания, на которые подчас боялись выходить разведчики. У этого мужчины оказались удивительные способности к военному делу. Да в батальоне много замечательных людей, которые оставили бизнес, пожертвовали своим благополучием. «ФАКТЫ» рассказывали о нашем сапере Жене Небыбко — его вообще по состоянию здоровья не должны были брать в армию.
— Вы пытались хоть как-то обустраивать свой быт там, на линии огня?
— Я считаю, что на каждом блокпосту на передовой обязательно должен быть повар. Приготовление еды организует распорядок дня. Наш повар делал и жаркое, и супы. А какой плов готовил! Как-то на него попали разведчики нашего батальона, возвращавшиеся с задания, так они потом долго вспоминали: «Как будто дома побывали!» А еще нам в подкрепление прислали мобилизованного, который оказался шеф-поваром киевского ресторана, и они с нашим кашеваром устраивали целые состязания между собой. Когда мы стояли возле яблоневого сада, нам постоянно варили компоты.
— Как вы думаете, нам удастся победить?
— Конечно! Украинцы как нация уже пережили селекцию, когда сильнейших целенаправленно выбивали. А сейчас, как говорил Лев Гумилев, в нашей нации просыпается пассионарность. Нам история подбрасывает еще один уникальный шанс возродить боевой дух, одновременно преодолев советскую инерцию, которая была в нас сильна. Кроме того, если бы государство думало стратегически, воевало бы гораздо большее число мужчин, и мы уже выдавили бы эту погань.
Накануне отправки батальона в зону АТО его командир обратился к мужчинам страны с просьбой записываться добровольцами.
— В нашем подразделении должно быть более 700 человек, а в данный момент их около четырехсот, — говорит командир 11-го отдельного мотопехотного батальона полковник Алексей Савич. — Многие не вернулись на службу после тяжелых ранений. Девять человек из нашего батальона погибли в зоне АТО, четверо пропали без вести. Наше подразделение формировалось как батальон территориальной обороны. То есть мы должны были защищать Киев и Киевскую область, а фактически находились в зоне боевых действий. Пока были на ротации, руководство Министерства обороны решило переформатировать все подобные батальоны. После этого наша задача не изменилась: находиться там, где наиболее опасно. Тем более бойцы батальона отлично себя зарекомендовали, успешно вели оборону. Сейчас мы защищаем границу, которая в любой момент может стать перевалочной базой для российских военных. И хотя батальон уже ушел из учебного центра «Десна», там остались наши представители, которые работают с добровольцами. Кроме того, узнать, как попасть в наш батальон, можно у сотрудников волонтерской организации «Мега-Полиграф» по телефону (044) 581−68−15. Они помогают оформить необходимые документы. Особенно мы нуждаемся в саперах, артиллеристах и зенитчиках. Война еще не закончилась. Приблизить нашу победу можем только мы сами, встав с диванов, оторвавшись от телевизоров и записавшись в батальон.