Накануне своего 70-летнего юбилея известный сатирик рассказал «ФАКТАМ» о том, как ему живется сегодня
Миллионам зрителей монологи Семена Альтова известны в исполнении Владимира Винокура, Клары Новиковой, Ефима Шифрина, Геннадия Хазанова, Яна Арлазорова. И, конечно же, в прочтении самого автора. Большим ценителем его таланта был сам Аркадий Райкин. Семен Теодорович стал автором последнего спектакля Аркадия Исааковича «Мир дому твоему».
— Семен Теодорович, с юбилеем вас и всего самого наилучшего! Как собираетесь отметить круглую дату?
— Спасибо. На свой день рождения я обычно уезжаю куда-нибудь с женой. В предыдущие годы мы отправлялись в Италию, Грецию… А вдали от дома я всегда записывал, сколько человек мне звонило с поздравлениями. В прошлом году насчитал 84 звонка! Приятно, когда о тебе помнят.
В этот же раз отпраздную в Питере. Мои близкие сказали, что такую дату «зажимать» нельзя. Отмечать ее буду в концертном зале «Октябрьский» и Театре эстрады, соберу друзей, и, конечно, посидим в семейном кругу. А потом поедем с женой куда-то. Быть может, в Эстонию — там у нас дом, или в Рим.
— На сколько лет себя ощущаете?
— Думаю, дал бы себе сороковник.
— Как держите себя в тонусе?
— Только гимнастику делаю. Пластических операций не было, диет не придерживаюсь.
— Какое блюдо у вас любимое?
— Драники со сметаной, такие, как делала моя мама. А еще обожаю вареники с вишней, которые готовят в Украине. Даже не знаю, сколько бы мог их съесть! Киев мне очень нравится. Андреевский спуск, музей Булгакова — все это приятные воспоминания.
— Верите в судьбу?
— Она не раз посылала мне знаки. К примеру, мы познакомились с женой еще в те времена, когда хорошие книги были дефицитом. И однажды, разговорившись, обнаружили: из пятитомника Бунина мне удалось приобрести только первые четыре тома, а ей — один, причем именно пятый. Могли ли мы после этого не пожениться, как вы думаете? Как еще хотел намекнуть Бог, скажите? Нашему браку вот уже 42 года. У нас есть сын, две внучки и внук.
К слову, был и еще один знак свыше. До сих пор помню: меня, шестилетнего, родители вывезли на дачу к морю. И вот я в слезах вбегаю в дом, где мы снимали комнату, и жалуюсь маме: «Шнелька (собачка) не дает мне взять червячка!» Мама выходит во двор, а там лежит… гадюка, вокруг которой бегает песик. Кто знает, если бы судьба меня тогда не уберегла, вряд ли я давал бы вам сейчас юбилейное интервью.
— То, что вам посчастливилось работать с Аркадием Райкиным, ведь тоже большая удача. Каким вы запомнили Аркадия Исааковича?
— Это был великий артист. Помню, как Аркадий Исаакович, будучи уже очень пожилым, сидел в кресле, придерживая дрожавшую левую руку правой, и тихо рассказывал мне анекдот о том, как мужчина входит в помещение, раздевается, потом одевается и уходит… И вы знаете, вдруг я будто наяву увидел: человек зашел, снял шляпу, бросил — она повисла на вешалке, потом снял туфли и пошевелил затекшими пальцами. Невероятная магия перевоплощения! Просто что-то волшебное.
В последние годы своей жизни Аркадий Райкин болел, но продолжал выходить на сцену. В день концерта берег силы: отдыхал, разговаривал очень мало. А на сцену вечером вылетал! И зал вставал. И пять минут до начала спектакля гремели овации.
Вспоминаю, как сдавался последний его спектакль «Мир дому твоему». Зима. Огромный пустой и холодный Дом культуры. В зале лишь несколько человек приемной комиссии, практически все с оловянными лицами. Райкин на сцене волновался, забывал текст. Я сидел в первом ряду и по бумажке подсказывал ему слова.
Когда закончилась вся эта «экзекуция» и мы вышли из Дома культуры, у входа ждала черная «Волга». Аркадий Исаакович, глядя своими выразительными темными глазами сквозь меня, сказал сыну Косте, который тоже играл в спектакле: «Ты знаешь, худшей программы в моей жизни не было».
А через три недели — премьера в московском концертном зале «Россия». Полный зал, море цветов. После выступления Аркадий Исаакович, уже глядя прямо на меня, говорит сыну: «Костя, лучшего спектакля в моей жизни не было!» Он был счастлив, когда видел полный зал зрителей, чувствовал их дыхание, слышал смех.
— Знаю, вы бывали и дома у Аркадия Райкина. Как он жил?
— В Ленинграде у Аркадия Исааковича была замечательная квартира. В ней — со вкусом подобранный антиквариат: мебель, фарфор, живопись. Он разбирался в этом. К слову, и одевался потрясающе, обладал талантом носить одежду. Помню: будучи на гастролях в Венгрии, мы шли с ним и его дочкой Катей по улице. Одет Аркадий Исаакович, как всегда, безукоризненно: шляпа, шарф… Однако шел, опустив голову, шаркая ногами. Катя ему и говорит: «Папа, папа, вокруг женщины. Ты же мужчина!» И вдруг он мгновенно приподнял голову, расправил плечи, летящей походкой прошел несколько метров. И женщины стали оборачиваться! Он умел перевоплощаться.
А еще помню, как, съездив на свои последние гастроли в Америку, Аркадий Исаакович привез себе синий в полоску костюм. Вернувшись, надел его в театр и скромно спросил у присутствующих там женщин: «Ну как?» И три актрисы дружно упали на колени со словами: «Божественно!» Было видно, что Райкину это приятно.
— Многие ваши произведения разобраны на цитаты. К примеру, чего стоит фраза из монолога «Взятка»: «Размеры моей благодарности будут безграничны в пределах разумного».
— Да, таких цитат много. Например, «наследники никак не могли разделить постигшее их горе», «если ваши подчиненные довольны зарплатой, значит, они воруют». Или вот то, что точно ушло в народ, — «Три стадии возраста». «Первая стадия — всю ночь гуляешь, пьешь, черти что делаешь — и утром по тебе ничего не видно. Вторая стадия — всю ночь гуляешь, пьешь, черти чем занимаешься, и утром по тебе все это видно. И, наконец, наступает третья стадия — всю ночь спишь, не гуляешь, не пьешь, ничем вообще не занимаешься, а утром у тебя такой вид, будто всю ночь гулял, пил, черт знает чем занимался». Когда это начинаю читать со сцены, весь зал подхватывает, как припев.
Вообще, ни для кого из артистов, кроме Аркадия Исааковича, специально ничего не создавал. Они выбирали из того, что уже было. Фиме Шифрину понравился монолог о кающейся Марии Магдалине. Он его исполнил очень удачно. Оглушительный успех имел и мой монолог о статуе Геракла в исполнении Гены Хазанова, который читал его «голосом Брежнева». Зрители хохотали до упаду.
Помню, когда Гена только начал его читать, мы встретились в концертном зале «Россия» и он с сияющими глазами мне сказал: «Сеня, у меня сейчас новая «шкала успеха». Недели две назад читал здесь твоего «Геракла», а после выступления ко мне подошла уборщица и сказала: «Геннадий Викторович, я вас попрошу этот рассказ больше не читать. Я спросил почему. А она говорит: «Я протерла 12 мокрых кресел!»
— Лично мне очень нравится ваш монолог о мышке и кошке. Вещь гениальная! Можно вас попросить ее прочитать?
— Сейчас, минуточку. Слушайте: не мистика ли? Первый лист беру, а там эта миниатюра. «В ночном небе загудел самолет. «Наши полетели», — сказала полевая мышь дочке. «Наши» это кто?» — «Как кто? Летучие мыши!» — «А разве мыши летают?» — «Когда сильно мечтаешь, оно непременно произойдет!» Наутро мышка села у норки и давай мечтать, как она полетит. Мимо шла кошка. У нее тоже была мечта — пожрать! И ее мечта тут же сбылась… Позвольте дать совет: прежде чем мечтать, посмотрите по сторонам и убедитесь, что поблизости никто не мечтает. А иначе мечты сбудутся, но не уверен, что ваши».
— Над чем сейчас работаете?
— Скоро должна выйти моя книга «Слово — серебро». Я по первой специальности химик. И знаете, считаю, что все в этой жизни — любовь, ненависть, зависть — это «химия» взаимодействий. Так вот, книга разбита на главы: «Химия супружеская», «Химия туристическая», «Собачья химия»…
— Что для вас деньги?
— Отношусь к ним очень спокойно. По характеру я человек не жадный и не тщеславный. У меня есть такая фраза: «Надо радоваться тому, что есть, вместо того, чтобы мучиться из-за того, чего нет». Мне всегда было нормально. Помню, когда жили с женой в однокомнатной квартире и она уезжала, я покупал бутылку молдавского вина «Лидия» или «Изабелла», обладающего замечательным запахом, брал батон, луковицу — и все это было ничуть не хуже, чем сегодня идти в какой-то ресторан, есть на серебре, пить французские вина определенного года, с определенного склона. Думаю, не внешний антураж делает человека счастливым либо несчастным. Все это внутри, как мне кажется.
— Вы счастливы?
— Мне кажется, человек должен стремиться к счастью. И эта дорога — и есть самое замечательное в жизни, потому что счастье — это что-то конечное и короткое. А путь к нему может длиться всю жизнь.
— Каков ваш дом? Что в нем особенного?
— У моей жены очень хороший вкус. Она разбирается в музыке, в живописи. Поэтому, хотя ремонту уже более 15 лет, у нас абсолютно отвечающая сегодняшнему дню квартира. Кто-то из журналистов однажды поинтересовался у меня, есть ли у нас антиквариат. Я ответил: «Нет. По наследству он нам не достался, на аукционах его не покупаем. Антиквариат у нас в квартире — это уже мы». Одно время мы собирали собачек из уральских самоцветов. Их уже штук пятьдесят, наверное. Смотрю на них — глаз радуется.
— Читала, что еще вы коллекционировали гостиничные таблички…
— Да, это было очень удобно для друзей, которые везли нам их отовсюду: таблички ведь ничего не стоят, а при этом знак внимания! Но их уже некуда девать. Так что прошу друзей, чтобы больше мне не привозили.
— Какая страна вас больше всего впечатлила?
— Я много стран объездил. Но почему-то больше всего запомнилась поездка в Барселону. Я был тогда намного моложе, подобралась хорошая компания, погода прекрасная, солнечная… Барселона — праздник, который всегда со мной!
— А я сразу же вспоминаю ваш «Дневник путешественника» о том, как турист, едва приехав в Англию, купил себе модные узкие туфли, а старые тут же выбросил. И как эта новая обувь ему стала жать: «Повезли с утра в Национальную галерею. Туфли жмут ноги так, что перекосило лицо! Картины восторга не вызвали. Скамеек мало! Сесть людям не на что… Не выдержал, туфли снял, картины смотрел в носках. Оказывается, есть неплохие работы!»
— Эту вещь я обычно исполняю в конце своего творческого вечера. И поскольку у меня самого к тому времени ноги прилично устают, читаю очень искренне. По мере того как в миниатюре ситуация нагнетается, зрители смеются до истерики. Туфли жмут все больше и больше, и турист всю эту поездку уже ненавидит. Помните финал? «На носилках меня внесли в самолет… К вечеру были в Питере. Три дня ходил по дому и пел песни. Вышел на улицу в старых туфлях. До чего красив Петербург!»
— Как думаете, юмор продлевает жизнь?
— Не продлевает, а скрашивает ее, поскольку временами она бывает очень непростой.
— Как относитесь к своей популярности?
— Расскажу случай. В сентябре мы с женой были в Израиле. Подходит женщина — из «наших бывших». Внимательно смотрит на меня: «Вы Арлазоров?» «Нет, — говорю, — он умер лет пять назад». — «Какой ужас! А вы кто?» — «Альтов» — «Но вы-то хоть живы?»
— О каком подарке мечтаете?
— Для меня главное, чтобы все было хорошо у родных и близких и чтобы в мире было спокойствие.