Фильм известного продюсера, бывшего киевлянина, вызвавший бурное обсуждение и недовольство многих в России, имеет большие шансы получить «Оскар»
Ни один из российских фильмов, снятых за последние несколько лет, не вызывал столь бурного обсуждения, как «Левиафан» режиссера Андрея Звягинцева и продюсера Александра Роднянского. Именно эта картина претендует на «Оскар» в номинации «Лучший фильм на иностранном языке». Церемония вручения самой престижной в мире премии состоится 22 февраля. В прямом эфире ее будет показывать канал «Украина». Увы, украинский фильм «Поводырь» Олеся Санина так и не вошел в финальный список претендентов на заветную статуэтку. Но даже участие «Левиафана» можно расценивать как «реверанс» в сторону Украины. И не только потому, что его продюсер — украинец, создавший один из самых популярных в нашей стране телеканалов, но и благодаря сюжету ленты, показывающей лицо современной России.
*Александр Роднянский и Андрей Звягинцев уже получили за свою картину «Левиафан» премию «Золотой глобус» (фото EPA/UPG)
Классический любовный треугольник, разыгранный популярными актерами Алексеем Серебряковым, Владимиром Вдовиченковым и Еленой Лядовой, разворачивается на фоне жизни забытого всеми крохотного российского городка. А там в избытке все пороки: социальная несправедливость, нищета, вероломство служителей церкви и беспробудное пьянство. Едва появившись в прокате, «Левиафан» тут же был обвинен в «очернении» русского мира. Впрочем, продюсер картины Александр Роднянский относится ко всем нападкам на свою картину философски, утверждая, что «Левиафан», он же морское чудовище, не имеет национальности…
— Александр Ефимович, недавно ваша картина «Левиафан» получила «Золотой глобус». Очень хочется верить, что не за горами и «Оскар».
— Спасибо, профессиональное признание для нас огромная радость. И «Золотой глобус», и номинация на «Оскар» — уже замечательно. Все остальное — судьба.
— Рассчитывали ли вы, приступая три года назад к работе над фильмом, что он будет иметь такой успех?
— Я твердо знал, что Звягинцев выдающийся режиссер, у нас получился замечательный сценарий, и мы очень верим в наш фильм. Остальное предвидеть нельзя. Поэтому мы очень волновались до самого дня конкурсной премьеры ленты в Каннах.
— Что было самым сложным за время съемок фильма?
— Звягинцев «снимает» свои фильмы до того, как физически приступает к съемкам и когда на площадке в первый раз звучит слово «Мотор». К этому моменту у Андрея уже все продумано и прописано в мельчайших подробностях на бумаге. Так что сложности у нас могли быть только технические и постановочные, но никак не творческие.
Съемки проходили на русском севере (Кольский полуостров), на берегу Баренцева моря. Три месяца киногруппа, в состав которой входили сто человек, жила в умирающем рыбацком поселке, где нет ни гостиницы, ни кинотеатра, ни кафе. До ближайшего аэропорта, находящегося в Мурманске, тоже далеко.
— Все отмечают потрясающую игру актера Алексея Серебрякова. Кстати, не первый раз снимающегося в ваших картинах. Как проходилии пробы на роли в «Левиафане»?
— В предыдущих своих фильмах Звягинцев работал с талантливыми, но не самыми известными актерами. Когда мы приступали к работе над «Левиафаном», я посоветовал ему попробовать Серебрякова. Поначалу у Звягинцева были сомнения. Он посмотрел добрую сотню исполнителей и только после проб Алексея определился. Роль Николая, по-моему, лучшая в биографии Серебрякова. Но и Лядова, Уколова, Мадянов, Вдовиченков не уступают Алексею.
— Вы говорили, что и через двадцать лет «Левиафан» сохранит свою актуальность. Значит ли это, что в социальном плане в России ничего не изменится?
— «Левиафан» — актуальное и правдивое авторское высказывание. Герои фильма, их судьбы, жизненные обстоятельства соответствуют реалиям сегодняшнего дня и потому понятны огромному количеству людей. Злободневность картины привлекает внимание сегодняшних зрителей, но это только верхний слой фильма, который считывается проще всего. Звягинцев не публицист, нельзя анализировать его кино лишь с позиции социальной критики.
«Левиафан» — мощная метафора несправедливого мира, универсальная, понятная там, где обычный человек сталкивается с бездушной системой, с Левиафаном. Равно как и тогда, когда это чудовище, которое есть в каждом из нас, вылезает наружу.
В способности преодолевать любые временные и географические барьеры и есть сила кинематографа Звягинцева. Помню, как после одного из показов в Америке к нам подошел мексиканец и сказал: «Замените водку на текилу, а северную стужу на нашу жару — и все будет точь-в-точь про нас». А итальянка на другом показе добавила: «Замените русскую православную церковь на католическую — и фильм будет о нас». Полагаю, восприятие «Левиафана» нашими зрителями через 20 лет будет сродни восприятию этого фильма иностранцами сегодня. Уйдет актуальная заостренность, и мы почувствуем, что это история намного шире — о человеческом уделе, о судьбе.
— Почему, на ваш взгляд, картина вызвала столь негативную реакцию среди простых зрителей в России?
— Фильм поляризовал российское общество и разделил его. Дискуссии такого накала, пожалуй, не было со времен выхода перестроечных фильмов «Маленькая Вера» и «Покаяние». Высказались все… Обвинения в адрес картины варьировались от «оскорбления и клеветы в адрес русской православной церкви» до «русофобии». С другой стороны, что стало приятным сюрпризом для меня, в поддержку фильма выступило огромное количество людей. И траектория раздела общества по отношению к «Левиафану» прошла более затейливо, нежели привычное противостояние «либералов» и «консерваторов». И как раз простым зрителям фильм, скорее, понравился, о чем свидетельствуют опросы, проведенные после просмотра во многих городах — от Владивостока до Санкт-Петербурга.
— Как вы относитесь к запрету демонстрации «Левиафана» в кинотеатрах Мурманской области?
— Действительно, были разговоры и требования «представителей общественности» не допустить прокат фильма, но никаких официальных запретов не последовало. Сегодня «Левиафан» более чем успешно идет в кинотеатрах Мурманска и области. Несмотря на то, что Мурманск по количеству жителей в России занимает 66-е место, в первые дни проката он оказался 19-м по числу зрителей, посмотревших фильм.
— Намерены ли вы показать картину в Украине?
— Если кто-то из дистрибуторов решится на прокат нашего фильма в Украине после многомиллионных пиратских скачиваний в Интернете, мы готовы.
— Украинское кино постепенно начинает возрождаться. Какая из картин наших кинематографистов произвела на вас наибольшее впечатление?
— Я видел лишь несколько слабых фильмов (о них и говорить не стоит) и один очень хороший — «Племя» Мирослава Слабошпицкого. На сегодняшний день Слабошпицкий — первый украинский режиссер, сумевший талантливо рассказать историю абсолютно современным, «конвертируемым» киноязыком. Это обстоятельство позволило его фильму выйти за пределы сугубо национального кинематографа и стать частью мирового культурного контекста. Если бы Украина выдвинула «Племя» для представления страны в оскаровской гонке, то, убежден, у него были бы серьезные шансы побороться и оказаться в номинации.
— Вы живете на две страны — Америку и Россию. Можно ли сказать, что Голливуд вас принял?
— Я давно живу в самолете и между значительно большим количеством стран, чем Америка и Россия. Делаю только проекты, интересные лично мне, те, в которые верю. Среди них есть и голливудские, и российские, и европейские. Пока все, что задумывалось, удавалось осуществить. С разным успехом, но удавалось. Голливуд — не более чем условное название огромной разнообразной киноиндустрии. Режиссеру для интеграции в нее достаточно одного большого успеха. Продюсеру же гораздо сложнее, но, имея идеи, энергию, профессиональный опыт и убедительную репутацию, все возможно. Не следует забывать, что продюсер — это предприниматель с творческой экспертизой, принимающий на себя всю полноту ответственности за фильм и отвечающий за его удачный или печальный результат. Так что каждая картина как последняя.
— Для меня, как и для многих, эта лента стала не только воплощением путинского режима, но и личного отношения авторов к нему. Чего стоит только фраза одного из героев во время пикника, когда, говоря о расстреле портретов бывших советских вождей, он произносит фразу, что нынешние «еще не дозрели». Поправьте, если я не права.
— Мы не выбирали время для выхода фильма. Замысел сложился семь лет назад, и судьба распорядилась так, что многие воспринимают его сегодня как остро публицистический. Как сказал Звягинцев, у нас не было цели показать в фильме Россию, мы собирались на нее посмотреть. Нас обвиняли в том, что мы вынесли сор из избы. Но это значит — избу чистить. И такая позиция для нас принципиальна.
Авторский кинематограф — это ведь не выставка достижений народного хозяйства страны. Достаточно взглянуть на наших конкурентов в оскаровской номинации. Это польский фильм «Ида», поднимающий тему польской (а не немецкой) вины в Холокосте, мавританская картина «Тимбукту» — жесткая драма о современном фундаментализме, обнажающая внутреннюю болезнь страны, аргентинская черная комедия «Дикие истории» — сатира на современное аргентинское общество и, наконец, эстонско-грузинский фильм «Мандарины» о грузино-абхазской войне 1992 года.
Кино для нас — это способ исследования действительности, мучительный поиск ответов на главные вопросы.