Сегодня известному украинскому композитору, автору гимна столицы Украины исполнилось бы 90 лет
Ему достаточно было написать песню «Києве мій», чтобы остаться в истории навсегда. Украинский композитор Игорь Шамо и поэт Дмитрий Луценко стали родителями произведения, которое не так давно стало официальным гимном столицы Украины. Игорь Наумович, увы, не дожил до этого времени. Он ушел из жизни молодым, ему исполнилось всего 56 лет. Правда, музыкальных произведений, созданных им, хватило бы на долгую-долгую жизнь: музыка к 40 художественным фильмам, театральным спектаклям, три симфонии, фортепианный цикл «Тарасовi думи»… Последнее произведение украинского композитора так и осталось недописанным.
Семья Игоря Шамо уехала в Германию. Его внучка — Ирина Бородянская — стала оперной певицей. Дочь Тамара бережно хранит память об отце и признается, что не проходит и дня, чтобы она о нем не вспомнила…
— Я знаю, что папа сейчас глубоко переживал бы трагедию, которая происходит в его родной Украине, — поделилась с «ФАКТАМИ» Тамара Игоревна. — Он был настоящим патриотом, бесконечно любил свой родной Киев и, я уверена, мечтал жить лишь в единой Украине.
— В свое время Игорь Наумович даже отказался от переезда в Москву.
— Ему действительно было сделано такое предложение в 1958 году. Причем его пригласил лично председатель Союза композиторов СССР Тихон Хренников. А идею поддержал друг отца Ян Френкель. В свое время они вместе с Яном Абрамовичем попали в первый набор киевской школы имени Лысенко и даже сидели за одной партой. Но никакие доводы друзей тогда, в конце пятидесятых, так и не смогли повлиять на решение папы и заставить его уехать из Киева. Слишком сильно он любил этот город, да и всю Украину.
— Песня вашего отца «Як тебе не любити, Києве мій…» стала гимном столицы Украины.
— Признаюсь, мы долго ждали этого поистине правильного решения. Представляю, как бы папа радовался, узнав об этом! Народное признание песня получила еще в 1962 году, когда и была написана в соавторстве с поэтом Дмитрием Луценко. Кстати, она переведена на многие языки мира: английский, немецкий, иврит и даже японский. А родилась достаточно быстро, за одну ночь. Была написана под заказ, к торжественному вручению Киеву очередного ордена. Бывший министр культуры УССР Ростислав Бабийчук лично попросил папу создать композицию. Отец тут же обратился за помощью к своему верному соавтору Дмитрию Луценко. Они пришли к нам домой, закрылись в кабинете отца и проработали всю ночь. Мама лишь успевала подносить им свежезаваренный чай с лимоном.
В комнате стоял устойчивый запах папиных сигарет — пока сочинялась песня, он выкурил две пачки «Беломорканала». Утром композиция была готова, а ее первой слушательницей стала мама. Ей «Києве мій» исполнил папа, у которого был приятный баритон. Маме песня напомнила какой-то вальс, и она посчитала это произведение слишком легкомысленным для столь торжественного мероприятия. Но переделывать что-то времени уже не было, и папа с Луценко поспешили в Министерство культуры к Бабийчуку. Чиновник остался доволен материалом, лишь попросил дописать еще один куплет. Луценко сделал это там же, в кабинете министра.
— Ваша мама всегда была первым критиком Игоря Шамо?
— Она была его ангелом-хранителем. Удивительная пара. Папа с мамой никогда не ссорились и существовали очень гармонично. Мама ради отца отказалась от собственной карьеры и всю свою жизнь посвятила семье. При этом она прекрасно разбиралась в музыке. Первой читала все сценарии, пьесы, которые приносили отцу, и давала свою оценку. Если мама говорила, что материал не интересен, отец на него даже не смотрел. Вообще, он был удивительно домашним человеком. Мама прекрасно готовила, и в нашем доме часто собирались компании. Приходили поэты, певцы, режиссеры, актеры. Помню, когда я была маленькой, то обожала присутствовать на взрослых посиделках. Забиралась под папин рояль и тихонько, почти не дыша, наблюдала за гостями. Папа, конечно, меня видел, но никогда не выдавал. Лучшими днями недели я всегда считала выходные. Тогда папа брал меня на прогулку по Киеву. Он прекрасно знал историю города, улиц и многих домов. Я крепко держала папу за руку, с замиранием сердца слушая его рассказы.
— Родители вашего отца имели отношение к музыке?
— Никакого. Мама Игоря Шамо была домохозяйкой, отец — директором аптеки. Правда, в семье всегда звучала музыка, мой дедушка имел хороший музыкальный слух и неплохо играл на трубе. Рассказывают, что музыкальный талант у папы проявился еще в… полтора года. Бабушка вспоминала, как однажды папа тоненьким голоском вдруг чисто запел, не выговаривая половины букв: «Ямщик, не гони лошадей…» А через пару лет у отца проявился и художественный талант — он стал прекрасно рисовать. Поэтому его родители какое-то время сомневались, куда отдать сына — в музыкальную или художественную школу. Когда ему исполнилось 11 лет, он поступил в музыкальную школу имени Лысенко. А в 12 лет в пионерском лагере уже дирижировал оркестром, который исполнял им же сочиненный марш. Великая Отечественная война прервала его планы поступить в Киевскую консерваторию.
— Ваш отец ведь ушел добровольцем на фронт!
— По возрасту, когда началась война, папа не попал под призыв. Он уехал вместе с мамой в эвакуацию в Уфу. Но при этом всегда стремился на фронт. В начале 1942 года отец получил профессию фельдшера, экстерном закончив медицинское училище, и ушел воевать. Прошел всю войну, был ранен. А через несколько недель после победы встретил мою маму. Это случилось в Австрии. Папа служил в артиллерийской дивизии 2-го Украинского фронта, а мама заведовала аптекой авиационного полка. Они познакомились на танцах, папа пригласил маму танцевать. Она потом вспоминала, как молодой боец оттоптал ей все туфельки. Они друг другу понравились, завязался роман, а через год мои родители поженились. Кстати, брак лейтенантов Игоря Шамо и Людмилы Большаковой зарегистрировали в советском посольстве в Австрии.
— И родители вернулись в Киев?
— Да, это было тяжелое время. Приехали в голодный, разрушенный город. Чтобы как-то прокормить семью, папе приходилось ночами подрабатывать в ресторанах, играть на свадьбах. К тому же он продолжал учиться, поступил в консерваторию. Причем благодаря его уникальному таланту преподаватели согласились взять его сразу на второй курс. Но папа был слишком требователен к себе, чтобы так поступить. Он никогда не прекращал самосовершенствоваться. Я с детства помню его фразу: «Нужно работать». В этом был весь мой отец.
Вернувшись с фронта, родители поселились в скромной 16-метровой комнатке, где каким-то чудом умещался рояль. Родился мой брат, из-за нехватки места его кроватку ставили прямо под инструментом.
Потом нам дали трехкомнатную квартиру в знаменитом доме композиторов на улице Софиевской. Нашим соседом был Григорий Майборода, с которым папа был очень дружен. Наконец-то, у отца появился собственный кабинет, с которым соседствовала моя комната. Я часто слышала, как папа сочиняет музыку. Правда, он практически никогда не играл ее на рояле. Писал, сидя за столом, тонко заточенными простыми карандашами с резинкой на конце. Карандаши были чешские, страшно дефицитные. Друзья отца старались привозить их ему из-за границы. Кстати, папа точил их только сам — острым перочинным трофейным ножиком с ручкой из слоновой кости.
— Рассказывают, что Игорь Шамо был большим эстетом.
— Он был творческим человеком и, конечно, чувствовал красоту. Старался окружать ею своих близких. Правда, что касается своего гардероба, то папа здесь отдавал все на волю мамы. Из-за границы он привозил подарки всем, забывая только себя. Единственной страстью отца были шейные платки и береты. Их у него была целая коллекция. Конечно, став знаменитым, не испытывал денежных трудностей. Произведения папы шли через закупочную комиссию Министерства культуры Украины. Скажем, за музыку к художественному фильму он получал до восьми тысяч рублей. В то время, как средняя зарплата инженера в Советском Союзе составляла 100 рублей. У нас была машина «Волга», папа обожал ездить за рулем. На выходные мы часто отправлялись в ресторан «Прага» возле ВДНХ. Папа никогда не лихачил, был очень аккуратен, ездил неспешно. Никому не доверял мыть машину, делал это только сам. Мне казалось, что все, к чему он прикасается, обретает новую жизнь. Папа прекрасно рисовал, лепил, вырезал статуэтки из дерева. На даче в Конче-Заспе сам смастерил беседку и скамейки. Обожал рисовать шаржи и делал зарисовки прямо на партитурах.
— Правда, что в день вашего рождения Сергей Параджанов преподнес Шамо роскошный подарок?
— Эта история началась еще до моего рождения. В то время Сергей Параджанов как раз снимал свой первый фильм «Андриеш» и пригласил папу написать к нему музыку. Я должна была вот-вот появиться на свет. Музыку к фильму записывали в Молдавии, где шли съемки, и вся группа знала, как нервничает мой отец. Он бегал все время на почту, звонил маме, узнавая, как она себя чувствует. В день, когда я родилась, принесли телеграмму: «Встречайте молдавский поезд. Сергей Параджанов». Папа поехал на вокзал, а там ему передали целый ящик винограда и огромную бутыль молдавского вина. Папа любил работать над музыкой к кино. В 1977 году он стал лауреатом премии «Песня года» за композицию к фильму «Как закалялась сталь».
— Игорь Шамо был обласкан властями?
— Знаете, иногда ему было очень сложно работать. Да, папа был народным артистом Украины, лауреатом комсомольской премии имени Островского. Шевченковскую премию ему, правда, дали лишь с третьего раза. Думаю, проблемы отца были связаны с его национальностью. Он еврей, а в те годы в официальных кругах отдавали предпочтение национальным кадрам. Бывало, его забывали где-то отметить, вдруг появлялась статья с критикой. Папу это очень расстраивало. Он был эмоциональным человеком. В такие моменты запирался в своем кабинете и никого не пускал…
— Он ушел из жизни достаточно молодым, в 56 лет.
— До этого папа мучительно болел целый год. Ему сделали операцию, но она оказалась неэффективной. Последние недели жизни отец сильно страдал. Он находился уже в больнице, я практически не отходила от него. На маму было страшно смотреть, так она переживала. Помню, за неделю до смерти папа позвал нас всех к себе: меня, маму, брата (у него был момент просветления) и сказал: «Живите дружно!» Его слова мы восприняли как завещание…