Життєві історії

Комбат Роман Боровнев: "Заблокированные вражескими танками, мы вызвали огонь артиллерии на себя"

6:30 — 24 лютого 2015 eye 13672

После четырех суток осады в Углегорске бойцы противотанковой батареи, отбив атаки российских наемников, вышли из окружения без потерь

Через несколько дней после выхода из окружения командир 3-й противотанковой батареи 150-го танкового дивизиона Роман Боровнев прибыл в Киев за новой техникой. Мы встретились накануне его возвращения в часть. Из подъезда, где офицер на время командировки снимал жилье, он вышел, заметно прихрамывая. «Извините, что так долго! — улыбнулся Роман. — Нога болит, а лифт не работает. Пешком с девятого этажа спускался».

Выяснилось, что травму ноги капитан получил уже после выхода из окружения, на очередном задании. Но отлеживаться некогда — война не ждет. Об ожесточенных боях в Углегорске он рассказывает со спокойной точностью кадрового военного: подробно описывает местность, называет количество уничтоженной вражеской техники, в процентах прикидывает потери боевиков. Но главное, чем он имеет полное право гордиться, это то, что бойцы его батареи, в течение четырех суток заблокированные в здании школы-интерната на окраине Углегорска, отразив атаки российских наемников, сумели вырваться из окружения и добраться до своих без потерь.

— В Углегорск мы прибыли в начале ноября для поддержки пехоты, — обстоятельно рассказывает 31-летний капитан Роман Боровнев. — Три месяца в городе было более или менее спокойно, хотя обстрелы с обеих сторон шли постоянно. Потерь у нас не было. В середине января в батальоне пехоты провели ротацию. На место опытных обстрелянных бойцов пришли ребята, прошедшие несколько недель подготовки на полигоне. Это тут же стало известно сепаратистам. И вот однажды утром после привычного обстрела на Углегорск двинулись танки. Пока мы били в сторону Каютино, откуда велась стрельба, началось танковое наступление со стороны Горловки.

Был сильный туман, плохая видимость, от приборов толку мало. Сепаратисты сразу подбили два танка и боевую машину пехоты. По наступавшим работали три наши пушки МТ-12 (по шесть человек в расчете, то есть 18 бойцов), а на них шло около 20 танков и 300 человек пехоты. Первый и второй пушечные расчеты успели подбить четыре вражеских танка и две бронемашины, но больше против массированной атаки сделать ничего не могли. С автоматами на танки не попрешь. Когда две из трех наших пушек были выведены из строя, артиллеристы отступили в город как пехотное подразделение. Там у нас оставалась еще одна пушка, на ней работал расчет.

Во время городского боя в машину, в которой находились несколько артиллеристов, попало снарядом из танка. Двое наших бойцов погибли, один был ранен. Его успели отправить в Дебальцево, к медикам. Пытаясь найти укрытие в городе, мы заняли пустующее здание школы-интерната. Детей оттуда давно вывезли, вещи, представлявшие хоть какую-то ценность, растащили местные мародеры. Однако само здание выглядело крепким и надежным, как многие старые постройки. Тут же, на территории интерната, только в соседнем корпусе, обосновались добровольцы Нацгвардии из «Свитязя». У нас было 34 бойца, у них — 36. Заняв оборону, через несколько часов мы со всех сторон оказались заблокированы танками и пехотой. Уверен: танки российские, Т-90, на вооружении у сепаратистов таких нет. Суперсовременные, со спутниковым наведением, с активной броней. Отличного качества. С нашим вооружением подбить такой танк очень сложно.

— Почему?

— На наших пушках наводка ручная. Пока я вручную навожу ствол на движущуюся цель, танк делает то же самое автоматически, всего за две с половиной секунды. Броня Т-90 выдерживает пушечные выстрелы, сделанные даже практически в упор. И все же за первый день боев мы вывели из строя четыре российских танка — так позже написали в военной сводке. Но по моим прикидкам, танков, подбитых нашими артиллеристами, было значительно больше.

Пехотинцы боевиков — тоже россияне, даже не переодетые — в российской военной форме и черных беретах. Работают профессионально, видно, что тактика и стратегия боя заранее продуманы. Это не местные сепаратисты, которые толпой носятся с автоматами и стреляют куда попало.

С вечера россияне на штурм не решились, ночь прошла в мелких обстрелах.

Около пяти утра начался первый штурм. Из танков стали бить по зданию. Мы отстреливались из автоматов и гранатометов. Удобно, что вокруг была открытая местность, все как на ладони. Мы били из окон по пехоте, стрелять по танкам было бессмысленно. Видно было, что у них есть человеческие потери.

— Патронов хватало?

— Да. Однако пехотинцев во дворе становилось все больше, обстрел все интенсивнее. Я принял решение вызывать на помощь нашу артиллерию.

— Это значит вызывать огонь на себя?

— Пользуясь подробной военной картой, я задал координаты центра школьного двора, который заняли российские пехотинцы. Но, поскольку артиллеристы находились на расстоянии 20 километров, точность попадания обеспечить было сложно. Разброс снарядов может быть до ста метров. Так что нам оставалось надеяться на нашу «крепость». Все-таки старая постройка — это не картонная «хрущевка». Даже если снаряд попадет прямо в школу, а мы будем на первом этаже или в подвале, то уцелеем. Связь с украинскими артиллеристами держали по мобильному, так как радиостанция обслуживала только пехоту. Вот и звонили: «Соседи, помогите!»

— И как долго пришлось ждать помощи?

— Недолго. Звонишь командиру батареи, диктуешь координаты. Минут через пять он перезванивает: «Ждите, сейчас пальнем!» Бежим в подвал. Грохот.

— В школу попали?

— Конечно! По двору, по четырехэтажному зданию. Правда, их пехоту перебило почти всю. Из наших ребят никого даже не задело. В общем, штурм отбили.

— А танки что?

— Они стояли чуть поодаль от школы, возле жилых домов, поэтому мы их координат даже не задавали. Да с такого расстояния попасть по конкретному танку практически невозможно. Ночью опять работала артиллерия с обеих сторон, и, по нашей информации, бой складывался не в пользу украинской армии. Наша пехота, понесшая большие потери, оставила Углегорск. Город заполнили противники, их были уже тысячи. Кругом сновали танки, и возможности выбраться из интерната у нас не было. Мы засели в школе, как кость в горле у боевиков. И продолжали отбиваться. Патроны еще оставались, но еда, вода в баклажках, ранее привезенная волонтерами, были на исходе.

На следующий день штурм возобновился. Мы опять вызвали артиллерию, во время обстрела погибло много пехотинцев и был подбит один танк. Однако стало понятно, что долго не продержимся. От верхних этажей интерната ничего не осталось, у здания отвалился угол. Да что там — сходить по нужде стало проблемой, уцелевшей стенки не найдешь…

Из окон соседних зданий нам кричали в рупор: «Сдавайтесь, будете живы! Накормим-напоим!» Один, взяв маленький белый флажок, нагло подошел к нашей школе, постучал. Его послали куда подальше. Сдаваться никто не собирался, к тому же все знают, что артиллеристов в плен не берут, их расстреливают на месте. В ответ он крикнул: «Дураки! Ну, будет вам Европа!» — и ушел. На всякий случай мы сложили в подвале оставшиеся пушечные снаряды, заминировали их. Решили, если уже не сможем отбиваться, то заманим атакующих внутрь и подорвем их вместе с нами.

Утром 31 января позвонили наши: «Ждите, скоро будет вам подмога». Думаю, что этот разговор прослушивал противник, потому что буквально сразу в сторону Дебальцево, откуда ожидалось подкрепление, ринулись три их танка и четыре «Урала» с пехотой, потом еще две БМП. Мы из своей школы, расположенной на выезде из города, прекрасно это видели. Но, как потом узнали, боя не было. Подразделение противника, выдвинувшись на несколько километров, заняло блокпост. Нам опять позвонили из штаба: «Продвинуться к вам не можем. Попробуйте сами с тыла отбить блокпост, чтобы очистить путь нашему батальону!» Но это было неосуществимо. Стало понятно, что помощи ждать нечего, нужно надеяться только на себя. В какой-то момент мы уже были готовы взорвать боекомплект в подвале.

— Какое настроение было у бойцов?

— Вначале люди держались по-разному. Одни сохраняли спокойствие, другие переживали. Были даже паникеры, которые кричали: «Взрывай быстрее подвал, и дело с концом!» Но после первых суток осады все собрались с духом, и — не поверите! — сделалось даже весело. Бойцы шутили, подкалывали друг друга, смеялись.

— Волонтер Марина Шеремет, помогающая вашей батарее, рассказала, что в последний день осады ребята отправили ей совместный групповой снимок — на память. Она была в шоке!

При упоминании имени волонтера лицо офицера посветлело.

— На самом деле фотографировались на мобильные телефоны просто так, в перерывах между стрельбой. Вражеские танки периодически отъезжали на перезарядку. В боекомплект Т-90 входит 20 снарядов, этого хватает в среднем на полдня. Потом надо ехать на базу за следующим боекомплектом. Однажды сфотографировались все вместе, и кто-то предложил: «Скиньте Марине снимки, если что случится, останется ей на память!» Зато теперь эта фотография будет памятью и для нас.


*Эту фотографию бойцы в последний день осады отправили волонтерам, которые их опекали

— Как же вам удалось выйти из окружения?

— Мы решились на хитрость. Выждали момент, когда один из танков, окруживших интернат, отъехал за боекомплектом. Это фактически освободило из-под контроля один угол нашего здания, из остальных танков противника это направление не просматривалось. Мы из переносного зенитно-ракетного комплекса пальнули вслед отъезжающему танку, а вторым выстрелом в том же направлении пробили дыру в бетонном заборе вокруг школы. Вызвали огонь на себя, и тут же друг за другом через дыру в заборе стали спускаться в балку. Одиннадцать утра, видимость прекрасная, балка как на ладони. Честно говоря, идя на такой риск, мы рассчитывали, что потерь будет процентов пятьдесят. Но если бы остались, к вечеру никого из нас уже бы не было в живых.

Боевики, видимо, просто не ожидали такой наглости. Не думали, что мы будем прорываться в направлении, противоположном Дебальцево, занятому украинскими войсками. Кроме того, после нашего отхода школу еще полчаса накрывал артиллерийский огонь: сепаратисты думали, что мы, как всегда, отсиживаемся в подвале. В общем, нас никто не хватился. Боевики начали стрелять, уже когда мы шли мимо шахты. Но балка в том месте широченная, мы двигались вдоль речки, кругом лес. Выстрелы ложились не ближе пятидесяти метров от нас. К тому же, мне кажется, боевики не разобрались, кто там внизу идет, и побоялись палить по своим.

Так мы и добрались до поселка Красный Пахарь, где стояли наши разведчики. Чтобы преодолеть 15 километров, понадобилось пять часов. У каждого тяжелая амуниция — каска, бронежилет весом около 30 килограммов, на котором много чего навешано — автомат с двумя-тремя рожками, гранатомет, аптечка. К тому же мы не могли идти быстро, потому что с нами был раненый боец «Свитязя». Ранение вроде не тяжелое, осколок вошел ниже колена, кость не задета. Но чувствовал он себя плохо: высокая температура, сильные боли. Ковылял кое-как, поддерживаемый товарищами. Каждые полтора-два километра ему давали отдохнуть, кололи обезболивающее. Так что вышли из окружения только к четырем часам дня. Все 70 человек.

— Роман, а у вас-то что с ногой? — не выдержала я.

— Взрывной волной накрыло. Как будто на шпагат неудачно сел, — засмеялся он. — Заживет!

— Так вроде ваша батарея после боев и выхода из углегорского окружения была отведена в безопасное место — передохнуть?

— Отдыха на войне нет, — серьезно ответил офицер. — Три дня посидели на заброшенной ферме, пришли в себя. Когда нам снова дали пушки, начали выезжать на задания. А сейчас вот получил дополнительную технику, теперь мы полностью укомплектованы. Жаль только, что наша военная техника устаревшая, современных разработок нет. Но, что поделаешь, будем воевать и такой.

Глава МВД Арсен Аваков наградил бойцов батальона «Свитязь» за проявленные мужество и героизм во время боев в Углегорске. Военнослужащие противотанковой батареи тоже представлены к государственным наградам.