Еще год назад российский журналист Виктор Майстренко (на фото в заголовке) из города Ковров Владимирской области даже подумать не мог, что переедет в другую страну и вместо привычных редактирования газеты и продажи компьютерной техники будет заниматься освобождением заложников. В родном городе Виктор был главным редактором газеты «Ковровская искра» и достаточно известным общественным деятелем. Журналист не боялся открыто выступать против произвола местных властей, благодаря чему коррупцию в ковровских школах удалось практически искоренить. А в декабре 2013 года Виктор решил ехать на Майдан. Говорит, захотел посмотреть на происходящее в Украине собственными глазами. То, что он увидел, сильно отличалось от всего, что показывали по российскому телевидению.
— В прошлую пятницу я, как и год назад, пришел на Майдан, — говорит Виктор Майстренко. Мы встретились в арендованной квартире на столичном Харьковском массиве, в которой он живет вместе с женой и двумя детьми. — Но на этот раз не как журналист. Пока я был в Украине, ковровские власти попытались закрыть газету решением суда, даже не известив меня об этом.
— В прошлом году вы приехали на Майдан, чтобы сделать репортаж?
— Да. Все-таки событие историческое, хотелось лично его осветить. Мы с другом сели в машину и приехали в Киев. Я снимал все: людей, полевые медпункты, кухню, танцы и игры в футбол. Познакомился с певицей Русланой и вместе с ней ездил в больницу к избитым «беркутовцами» активистам. Одного репортажа мне показалось мало, и с тех пор я регулярно стал ездить в Киев. На Майдане знали, что я — журналист из России, я показывал удостоверение. И относились ко мне не хуже, чем к коллегам из Украины. Я писал все, как было, не привирая и не преувеличивая.
— Как на ваши репортажи реагировали российские власти?
— Поначалу все было нормально. В конце концов, в Коврове меня давно считали оппозиционером. Если я где-то видел несправедливость, открыто об этом заявлял. Например, меня возмущали поборы в школах. Проведя журналистское расследование, я выяснил, что на образование в нашем городе выделяются огромные деньги, и как минимум 300 миллионов рублей каждый год таинственным образом исчезают. Начал писать об этом статьи, организовывать митинги. И таки добился того, что поборы в школах прекратились. Меня потом даже вызывали в местное управление по борьбе с экономической преступностью, благодарили…
Поэтому не думаю, что мои репортажи из Украины кого-то сильно удивили. Но когда после победы Майдана я подготовил материал о «Межигорье», в российских газетах появились статьи: дескать, журналист Майстренко вместе с бандеровцами участвует в захвате административных зданий и чужой собственности. Мол, вместе с «Правым сектором» он захватил «Межигорье». А когда я разместил на своем сайте статью о митинге в киевском медицинском университете, коллеги из родного города написали, что я и университет захватил. В марте поехал делать репортаж из оккупированного Крыма.
— И ваша позиция в очередной раз разошлась с позицией ковровских коллег?
— Лично я был против аннексии Крыма и на своей страничке в «Фейсбуке» открыто об этом говорил. Но репортажи старался делать объективно, выслушивая все стороны конфликта. Оказавшись в Симферополе, первым делом пошел в продуктовый магазин и поговорил с продавщицами. И услышал от них: мол, хотим в Россию, и только в Россию. «Почему?» — спрашиваю. «Не нужны нам эти бандеры, — услышал ответ. — Вы знаете, что эти люди сюда со своей картошкой приезжают, чтобы у нас меньше покупать? Зачем нам они?» Я не стал давать никаких оценок, просто описал эту красноречивую ситуацию. Сообщил о том, как проходил «референдум», как еще до его окончания на улицах появились российские военные. Поговорил и с крымчанами, выступавшими против российской оккупации. Естественно, отклики на публикации были разными. В то время как украинские коллеги благодарили меня за объективность, знакомые из России возмущались: дескать, что ты, бандеровец, такое пишешь?
После событий в Крыму Виктор Майстренко поехал на Донбасс, где начались первые вооруженные столкновения. В Донецк он отправился вместе с супругой Оксаной.
— Она тоже поехала туда как журналист, — поясняет Виктор Майстренко. — Мы арендовали в Донецке квартиру и целыми днями ходили по улицам, опрашивали людей. Кстати, мужчина, который сдал нам квартиру, сначала с пеной у рта доказывал, что в России нам всем будет лучше. «Там бензин дешевле», — говорил. Это был его единственный аргумент. А когда стало понятно, что может начаться война, он растерянно сказал: «Нет, такого нам не надо. И в Украине тоже нормально. Главное — чтобы не стреляли».
Однажды я не сдержался и вступил в спор с местными «самообороновцами». В порыве гнева они закричали: «Мы вам еще устроим! Через одиннадцать дней весь ваш запад кровью умоется!» Через одиннадцать дней в Донецке действительно начали стрелять.
По словам Виктора, освобождать пленных он начал, можно сказать, случайно. Прочитал в Интернете о взятом в плен украинском журналисте Сергее Лефтере.
— При этом никто никаких действий для его освобождения не предпринимал, — утверждает Виктор Майстренко. — Боевики держали Сергея в подвале в Славянске. Мы с женой решили сделать репортаж о том, как сепаратисты захватили в плен украинского журналиста. А получилось, что смогли его освободить.
— Как вам это удалось?
— В захваченный боевиками Славянск меня пустили без проблем — достаточно было показать российский паспорт. В Славянске я работал вместе с напарником. Не могу назвать вам ни имени, ни профессии — он до сих пор помогает мне, находясь на подконтрольной сепаратистам территории. У него есть связи, благодаря которым нам и удалось освободить Сергея Лефтера.
— Связи среди сепаратистов?
— Да. Но договариваться о чьем-то освобождении нужно не с лидерами, а наоборот, как говорится, с «низами». Через них, как выяснилось, можно решить много вопросов, в том числе и насчет пленных. Я не имею в виду выкуп, так как это дополнительная угроза жизни людей, ведь на эти деньги будет куплено оружие. Мы действовали по-другому. Уверяли сепаратиста, с которым удавалось найти контакт, что за такого-то пленного его руководители ничего не получат, потому что у родственников денег нет и взять их неоткуда. Договаривались с боевиком, например, так: за то, что он поможет вызволить человека из плена, обещали конкретно ему небольшое вознаграждение, не сопоставимое с обычной суммой выкупа. И боевик соглашался. Что ему стоило вывести одного человека из подвала, если он лично получит за это деньги и не придется ни с кем делиться?
Когда такой контакт был установлен, мы на такси приехали в Славянск. Напарник пошел за Сергеем Лефтером. Зная, что у журналиста не было с собой документов, взял мой паспорт — чтобы Сергей шел с моим документом.
— Но ведь там ваша фотография!
— Это неважно — тогда на Донбассе еще не работали российские спецслужбы, а боевики не настолько бдительны. Одним словом, напарник пошел за Сергеем, а мы с таксистом остались ждать. И тут я заметил, что на меня пристально смотрят боевики. «Наверное, это потому, что на машине киевские номера», — сказал таксист. Я понял, что, если начнут выяснять, почему мы здесь стоим, наш план с треском провалится. А то и сами в плен попадем. Зашел в магазин, рядом с которым мы остановились, купил водки (там, впрочем, больше ничего не было) и, поставив бутылку прямо на капот машины, стал пить. Сработало — боевики тут же потеряли к нам интерес.
И когда напарник привел Сергея Лефтера, на нас уже никто не обращал внимания. Видимо, приняли за пьяниц. Напарник, кстати, привел еще одного заложника, сидевшего в подвале вместе с Сергеем. Сепаратист, с которым мы договаривались, согласился вывести и его. Этого парня взяли в плен после того, как он заснял на планшет, как боевики штурмуют административное здание. К счастью, у него с собой были документы. А Сергея везли по моему паспорту. Кстати, как выяснилось, в тот день, когда выпускали заложников — наблюдателей ОБСЕ, боевики намечали провокацию с участием Сергея Лефтера: хотели продемонстрировать, что европейцы в качестве шпионов нанимают украинских журналистов. Но у нас получилось вовремя его «перехватить».
Вскоре после освобождения Сергея Лефтера Виктору Майстренко позвонила девушка, с которой он познакомился на Майдане, и попросила помощи — ее подругу Милану, тоже активистку, в Донецке взяли в плен, когда она фотографировала происходящее в городе.
— Я нашел сестру Миланы, — говорит Виктор Майстренко. — Боевики ее шантажировали: дескать, если хотите, чтобы с Миланой нормально обращались, пришлите денег. А у семьи денег не было. Мы с напарником добились, чтобы эту девушку освободили без выкупа. Когда боевики доставили ее к нам, она была чем-то обколота… Мы отвезли ее домой. После Миланы были и другие просьбы о помощи. К счастью, в большинстве случаев нам удавалось вызволять пленных.
— Опять-таки договариваясь с кем-то из боевиков?
— Да. Но договориться не всегда удается — боевики абсолютно непредсказуемы. Бывало, все обсудим, передадим то, что они просят (это могут быть даже лекарства), а человека так и не освободят. Или освободят кого-то другого, а того, за кого мы просили, оставят в подвале. Им нельзя доверять. Но пытаться договориться все равно нужно — чтобы хоть кого-то освободить.
Виктору Майстренко удалось добиться освобождения десятков заложников. А однажды боевики взяли в плен его напарника.
— Но мой напарник даже в плену времени зря не терял, — с улыбкой замечает Виктор. — Говорит, нашел дополнительные связи. Нам потом эти связи пригодились, и не раз. С тех пор я фактически жил в Донецкой области — оттуда было удобнее ездить на оккупированные территории.
— Семья оставалась в России?
— Нет, жена с детьми переехала в Киев. Из-за моей деятельности они больше не могли оставаться в Коврове. Российские журналисты устроили настоящую травлю. Снимали обо мне сюжеты, где называли «пособником бандеровцев и карателей», спонсором «Правого сектора». Даже сосед, с которым у меня всю жизнь были прекрасные отношения, набросился с кулаками: «Я всю твою семью положу! За нас на Донбассе кровь проливают, а ты…» Мой магазин компьютерной техники остался без покупателей — люди не хотели «кормить бандеровца». Последней каплей был организованный боевиками парад военнопленных 24 августа. Знакомые и соседи поддержали эту подлую акцию. Они говорили: «Правильно, так им и надо! Нужно было этих бандеровцев расстрелять!» Я понял, что не хочу жить в такой стране. И не хочу, чтобы там росли мои дети. Мы всей семьей переехали в Киев и с тех пор живем здесь.
И пускай в России называют меня предателем. Недавно один знакомый сказал: не надо путать патриотизм с идиотизмом. То, что сейчас происходит на Донбассе — все эти «ДНР» и «ЛНР», — к российскому патриотизму не имеет никакого отношения.
*Жена Виктора Оксана во всем помогает мужу — ездит с ним на Донбасс, разговаривает с родственниками пленных. (На фото Оксана Майстренко на марше солидарности «Я Волноваха» в Киеве)
Пока Виктор ведет переговоры с боевиками, его жена Оксана пытается успокоить родственников пленных.
— Самое страшное, когда ты ничем не можешь помочь, — качает головой Виктор Майстренко. — Недавно звонит женщина, плачет: «Мне на видео показали сына среди погибших. Но я не верю, что это он. Умоляю, помогите его найти!» Слушаешь ее — и сердце разрывается. Таких звонков много. Одна женщина, Света, ждет своего мужа. Ей сказали, что он погиб в Иловайске, но она продолжает разыскивать его. Он снится ей живым. И мы тоже ищем этого человека. А вдруг? Чудеса случаются, что бы там ни говорили. Недавно, например, нашли танкиста. Его танк сгорел, и все были уверены, что он погиб. Уже купили гроб, назначили дату похорон. И тут мы находим его в плену. Ранен, но жив! Лежит в больнице. В такие моменты появляется надежда. А это в нашей ситуации, наверное, самое главное.
Фото с «Фейсбука»