23-летний спецназовец из Кировограда лишился левой конечности под Дебальцево в первый день объявленного перемирия, 16 февраля. Несмотря на все попытки спасти бойцу отмороженные ступни, киевским врачам пришлось их ампутировать
Вадим лежит на больничной кровати весь в бинтах. Но сразу видно — богатырь. Широкоплечий, крепкий, очень симпатичный. Вот только левой руки нет почти по самое плечо… Бойца третьего отдельного полка спецназа на днях самолетом перевезли в столичный ожоговый центр из Днепропетровска. У него, чудом не погибшего от потери крови и болевого шока, серьезно пострадали ступни. «Ночи, да и дни были морозные, — говорит Вадим. — Обут был в берцы — теплые нормальные ботинки. Но ведь я лежал на земле без движения…» Врачи поражаются не только тому, что мужчина выжил, но и его силе духа. Я и сама, сидя в реанимации у кровати спецназовца, удивлялась: шутит, улыбается, с оптимизмом смотрит в будущее. Пожаловался только один раз: «Скучно здесь. Побыстрее бы перевели в палату, чтобы с соседями можно было поговорить, телевизор посмотреть». Сразу после нашего разговора Вадима забрали на перевязку. Несмотря на все усилия врачей, спасти бойцу ступни не удалось, их пришлось ампутировать…
— Не могу пока даже прогнозировать, когда мы сможем перевести Вадима в отделение, — говорит заведующая гнойно-септической реанимацией столичного Центра термических травм и пластической хирургии киевской клинической больницы № 2 Наталья Исаенко. — У Вадима пострадали не только стопы, но и голени, есть отмершие участки кожи. Но мы бьемся за каждый сантиметр пострадавших тканей. Вадиму предстоит долгое лечение и восстановление. К сожалению, некроз глубоко поразил ступни. Лечение, которое мы проводили, не дало эффекта. Мне самой больно говорить о том, что этому молодому бойцу, оставшемуся без руки, мы ампутировали еще и обе ступни.
— Я был ранен в первый день вновь объявленного перемирия, 16 февраля, — рассказывает Вадим. — Наш БТР вел колонну по дороге из Дебальцево в Артемовск. При выезде из города в нас выстрелили, скорее всего, из ручного гранатомета. Один из снарядов залетел внутрь, где я находился с другими бойцами. Мне сразу оторвало руку. Бронированная машина проехала еще немного и остановилась. Ребята выбрались наружу, я тоже вывалился на дорогу. Внутри нельзя было оставаться — это верная смерть. Не помню, что творилось вокруг, но я понимал: нужно добежать до придорожной посадки. Это у меня получилось. Упал в кустах, где и пролежал четыре дня.
— У тебя была аптечка?
— Да. Я еще в машине хотел ввести обезболивающее, но шприц-тюбик выпал из руки, а искать его не было времени. Позже, уже в кустах, достал жгут, однако из-за того, что был в бронежилете, не смог дотянуться до плеча, чтобы его затянуть. Время от времени терял сознание. Приходя в себя, слышал вокруг выстрелы. Позже узнал, что здесь расстреливали наши войска, выходящие из Дебальцево 18 числа. Я не мог ни ползти, ни кричать. Но, честно говоря, все равно не прощался с жизнью — надеялся, что кто-нибудь меня найдет.
— Понятно, что еды с собой не было. Но пить наверняка хотелось…
— Так снег же вокруг. Жевал его.
Вечером 19 февраля Вадима обнаружил патруль «ЛНР».
— Мне сразу ввели обезболивание, дали попить, погрузили в машину и отвезли в больницу Луганска, — продолжает боец.
— Не было страшно, что все окончится пленом?
— Мне тогда ничего не было страшно. Испытывал боль — и все. В луганской больнице я находился в реанимации, где все кровати были заняты ранеными ополченцами. Но никто ни с кем не разговаривал, ничего не выяснял. Многие были без сознания.
— За два часа до того, как я услышала голос сына, мы в Интернете в списках пропавших без вести увидели имя Вадима, — рассказывает мама бойца Наталья Викторовна. — Из его подразделения не могли найти троих бойцов. Затем на мой телефон начали поступать неожиданные звонки. Сначала позвонила женщина: «Думайте, как выкупить сына. Мы его нашли и везем в Алчевск». Через полчаса я услышала в трубке мужской голос: «Я врач «скорой». Везу вашего сына Вадима Довгорука в луганскую больницу. У него нет левой руки и отморожены ноги». А потом, уже с телефона медсестрички, меня набрал Вадим. Сказал всего два слова: «Мамочка, я живой». Затем трубку взяла медсестра, объяснила: «Если не заберете сына из больницы как можно скорее, за ним придут из «ЛНР». И тогда вы не увидите его вообще». Со мной, конечно, случилась истерика. Я позвонила в воинскую часть Вадима. Спасением сына занялись его командиры.
Переговоры вели представители Союза ветеранов Афганистана Луганской области. Бойца передали через представителей ОБСЕ.
— Меня все утешали: успокойтесь, мы делаем все, чтобы вернуть Вадима, но сердце было не на месте, — продолжает мама. — Только когда позвонил сам Вадим и сказал, что его забирают наши солдаты, стало немного легче. А когда увидела его в днепропетровской больнице, поверила, что теперь все будет в порядке. То, что нет руки и стоп, это все чепуха. Главное — живой! После ампутации сын позвонил и уверенно сказал: «Вот увидишь, мама, я быстро научусь ходить!»
— Где вы находите силы, чтобы смириться с тем, что случилось?
— Мне их дают сын и муж. Вадим сразу начал говорить: «Давай учиться жить с тем, что есть». И это высушило мои слезы. Без своих мужчин, без их веры в лучшее я бы не выдержала.
— Что Вадим попросил привезти?
— Флаг спецназа. Но в реанимации не разрешили его вешать. Пришлось привезти настольный, маленький. На нем расписались его друзья.
*На следующий день после того, как Вадим остался без ступней, он попросил маму привезти ему книгу «Повесть о настоящем человеке». Волонтеры, которые купили телевизор и видеомагнитофон для отделения реанимации, записали для бойца фильм, снятый по этой книге
Вадим с 18 лет служит в армии. Поступив в Киевский строительный техникум, однажды получил повестку. И сам попросил, чтобы его оформили в часть, расположенную неподалеку от дома в Кировограде. Там готовили спецназовцев.
— Хотя армия разваливалась и было много проблем, мне посчастливилось служить с замечательными ребятами, которые так же, как и я, после окончания первого двухлетнего контракта подписали следующий — уже на пять лет, — говорит Вадим. — Мне нравились прыжки с парашютом, учения… Для меня выражение «Есть такая профессия — Родину защищать» — не пустые слова. Хотя в моей семье нет военных: мама — учитель, отчим служил милиционером, родной отец — механик. У меня хорошие отношения и с отцом, и с отчимом.
— С первым мужем я развелась, когда сыну было всего пять лет, — говорит Наталья Викторовна. — И с тех пор Вадим стал мужиком в семье, нес за меня ответственность. Это у него в характере — защищать, принимать решения, идти вперед.
— Когда ты попал в зону АТО? — спрашиваю Вадима.
— В сентябре был в донецком аэропорту. За него уже шли бои, но воюющих еще не называли «киборгами». Там был ранен первый раз. Это случилось в старом терминале. Пуля вошла в грудь слева, чуть ниже ключицы. В Днепропетровске рану зашили, воспалительный процесс остановили, и через полтора месяца я снова вернулся в подразделение. В феврале нас направили в район Дебальцево.
— У тебя с собой были обереги?
— Конечно. Крестик, иконка, молитва в бронежилете. Они помогали мне выжить, а еще, думаю, мое сильное желание жить. Когда мама привезла мой телефон и я позвонил ребятам, они очень обрадовались, услышав мой голос. Ведь сначала меня считали пропавшим без вести, потом — погибшим, и тут я звоню. Знаете, во время первого перемирия в первый же его день на горе Карачун боевики подбили вертолет, в котором находились два бойца из нашего подразделения. Ребята погибли. Я тоже пострадал во время перемирия…
— В событиях на киевском Майдане принимал участие?
— Нет, я же служил. Но когда российские войска вторглись в Крым, и полуостров отдали без сопротивления, стало обидно. А если бы мы зашли в Ростовскую область и попытались забрать ее? Нам бы отдали? Да ни в коем случае. На днях прочитал хорошую шутку: вечно России не везет — то Грузия на Грузию нападет, то Украина на Украину… Конечно, среди воюющих с той стороны есть и местные жители. Однако техника ездит не только под «элэнэровскими» и «дээнэровскими» флагами, но и под российскими.
— Сейчас, в больнице, тебе хочется чего-то особенного?
— Еды разнообразной достаточно, волонтеры много всего приносят. Хочу побыстрее выздороветь. Ребята уже начали собирать средства на протезирование. Как только врачи разрешат, готов примерять протезы, учиться ими пользоваться. У меня нет другого пути.
*В сентябре Вадим был ранен в донецком аэропорту — пуля попала бойцу чуть ниже левой ключицы. Не иначе как родился в рубашке…
— Вадим даже маме объяснял: сейчас делают хорошие протезы, — добавляет Наталья Исаенко. — И отослал ее домой, чтобы она тут, под реанимацией, не сидела. Очень сильный характер у парня. Мы, врачи, не можем понять, как он не истек кровью, как не замерз насмерть. Чудо, да и только. Вместе с Вадимом к нам из Днепропетровска перевели еще одного бойца, пострадавшего под Дебальцево. Он тоже прятался в лесу, отморозил ноги. Но его, когда нашли, еще и избивали…
— Лечение в реанимации очень дорогостоящее. Для этих ребят есть необходимые лекарства?
— Волонтеры обеспечивают всем необходимым: противогангренозной сывороткой, другими медикаментами. Понимаете, во время отморожения сосуды закупориваются, мягкие ткани не получают питания, из-за чего мышцы погибают. На этом фоне часто развиваются серьезные осложнения, противостоять которым можно только с помощью дорогостоящих препаратов. К сожалению, и они не всегда помогают. Нашим пациентам постоянно нужна кровь для переливания. Вадиму в ближайшее время будем вводить препараты крови. Поэтому мы просим всех неравнодушных людей, готовых стать донорами, приходить в нашу клинику, которая находится по адресу: Киев, улица Краковская, 13. Таким образом вы приобщитесь к спасению наших бойцов.
— За время АТО мы приняли почти два десятка тяжелопострадавших участников боевых действий, — говорит главный врач Центра термических травм и пластической хирургии киевского ожогового центра Анатолий Воронин. — Одного из них, получившего ожоги 85 процентов поверхности тела, после длительного лечения удалось отправить на реабилитацию в Америку. («ФАКТЫ» писали о Романе Огуркивском 26 июня 2014 года.) Несмотря на загруженность и отсутствие средств, мы начали проводить клинические испытания клеточных технологий. Чтобы помогать людям, получившим обширные поражения кожи, нужно создать банк клеток человека. У нас есть специалисты, владеющие этими технологиями, но оборудование стоит очень дорого. Нам обещают его закупить, но когда это произойдет? Много лет назад собирались построить новый ожоговый центр. У нас готова вся документация, составлен список необходимого оборудования, но так ничего и не было сделано. А ведь наши пациенты должны находиться в специальных боксах, в которых поддерживается особый микроклимат, производится очистка воздуха… Иногда сам удивляюсь, как удается спасать тяжелейших пациентов в таких условиях, без нужной аппаратуры. Держимся благодаря помощи волонтеров и энтузиазму врачей.
P. S. Семья Вадима уже начала сбор средств на приобретение протезов — их понадобится сразу три. Номер карточки «ПриватБанка» 5168 7420 2080 3460. Она открыта на имя Вадима Довгорука. С мамой бойца Натальей Викторовной можно связаться по телефону (066) 825−44−26.