Життєві історії

Мишель Терещенко: "Украина — моя мать, и я хочу участвовать в ее судьбе"

6:30 — 5 березня 2015 eye 6385

Потомок известной династии украинских предпринимателей и меценатов получил украинское гражданство

В конце XIX — начале XX века семья Терещенко была одной из самых состоятельных в Европе. Сахарозаводчики Артемий и Никола Терещенко прослыли успешными предпринимателями, а дед Мишеля Михаил Терещенко был последним министром финансов, а потом министром иностранных дел временного правительства Керенского.

Однако в историю семья вошла прежде всего благодаря своей меценатской деятельности. Владимирский собор, Политехнический институт в Киеве, гимназии, больницы, среди которых «Охматдет», приюты для сирот и бездомных строились при финансовой поддержке предпринимателей Терещенко. А из коллекций живописи семейства в нынешний Киевский национальный музей русского искусства попали шедевры кисти Ивана Шишкина, Ильи Репина, Виктора Васнецова, Василия Поленова, Михаила Врубеля…

Мишель Терещенко, живший во Франции, впервые посетил Украину в 1994 году. А вскоре в родовом имении в городке Глухове Сумской области стал заниматься фермерским бизнесом — выращивать лен и заготавливать мед.

И вот новость: Мишель Терещенко отказался от французского гражданства и принял украинское.

— Украинское гражданство я принял в конце января, а от французского отказался, — рассказывает Мишель Терещенко. — Многие думали, что я собираюсь стать министром в правительстве Украины. Ведь как раз в это время несколько министерств возглавили бывшие иностранцы. Но мое решение продиктовано иным: хочу быть гражданином Украины.

Я живу и успешно работаю здесь уже 13 лет. И счастлив, что так сложилось. О принятии украинского гражданства думал уже давно. Но решение далось мне непросто, ведь во Франции живут моя мама, дети, внуки, чтобы повидаться с ними, мне как украинскому гражданину теперь надо открывать визу. Однако, думаю, уже скоро граждане Украины получат право безвизового въезда в страны Европы.

— Сегодня Украина переживает непростое время.

— Это так. Украина — моя мать, и я хочу ей помочь. У меня есть желание участвовать в ее судьбе. Сейчас живу и работаю в очень уютном маленьком городе Глухове. Я фермер, арендую неподалеку от Глухова землю, на которой работали мои предки. Они занимались сахарной свеклой, а я выращиваю лен.

В Глухове — в здании, построенном Артемием Терещенко, — располагается Институт лубяных культур. Когда я впервые приехал в Глухов, сотрудники приняли меня очень тепло. И у меня появилось желание помогать институту. Раньше натуральные волокна в основном использовались для текстильного производства. Но они могут быть заменителями стекловолокна, к примеру, в автостроительстве — можно делать в автомобиле обшивку кресел, потолка, дверей… Машина станет на 200 килограммов легче.

Кроме того, наши экологичные волокна можно использовать и для утепления домов. Продукция пользуется спросом и в Украине, и за ее пределами. У нас есть клиенты в Китае, во Франции, в Бельгии, Польше, Египте…

— Слышала, что и мед ваш нарасхват.

— Продукт действительно очень качественный, экологически чистый и вкусный. У нас пасека на 240 ульев. В планах — организовать в Глухове школу для пчеловодов, где молодые люди могли бы получить хорошую профессию. Думаю, Украина может стать лидером в мире по производству меда.

— Правда, что вы собираетесь баллотироваться на пост мэра Глухова?

— Да, в этом есть и личный мотив. Еще 12 лет назад мэр города планировал поставить в Глухове памятник семье Терещенко. До 1918 года здесь был памятник Николе Артемьевичу, но после революции его сняли и установили памятник Ленину. Кроме того, в Глухове есть Трех-Анастасиевский собор, где находилась усыпальница семьи. Ее тоже в 1918 году разрушили.

*Сахарозаводчик и предприниматель Никола Терещенко особое внимание уделял благотворительной деятельности

И мне хотелось бы перезахоронить моих предков, а для этого надо прежде отремонтировать храм, который расписывали знаменитые художники: Верещагин, Пимоненко и другие. Разговоры о памятнике и ремонте собора ведутся уже более десяти лет, но до сих пор не сделано ни то, ни другое.

Кроме же личного мотива, есть и другой. Видя, что люди в Глухове желают жить по-новому, но особых изменений практически нет, я хотел бы создать много новых рабочих мест, где горожане получали бы хорошую зарплату, чтобы могли строить нормальную жизнь.

Я ведь закончил одну из лучших бизнес-школ во Франции, — продолжает Мишель Терещенко. — Одно время занимался созданием оборудования для исследований подводного мира. Нашим клиентом был даже Жак-Ив Кусто.

Я обожал море и дайвинг. Но в 1996 году на большой глубине случилась авария. Неделю я почти ничего не видел и не слышал, поскольку организм пробыл в экстремальных условиях длительное время. С тех пор врачи запретили мне погружаться на глубину. В результате фирму пришлось продать и сменить профиль деятельности.

Занимался выращиванием водорослей на Филиппинах и Мадагаскаре. Их использовали в качестве природного консерванта для длительного хранения мяса, сосисок и других продуктов. А уже после этого стал работать в Украине.

— До приезда в Киев вы жили в Париже?

— Нет, в Марселе. Там море, порт. В Марселе у меня была фирма. А вот двое моих сыновей Кристофер и Дмитрий живут в Париже. Кристофер — финансовый аналитик, Дмитрий — инженер. Дочь Изабелла живет в очень живописном месте на юго-западе Франции. Она художница. А еще Кристофер подарил мне внуков — трехлетнюю Луизу и Томаса, которому почти год.

Во Франции живет и моя мама. В марте ей исполнится 85. Но она очень активная женщина, просто фантастическая! Дважды в неделю играет в теннис, до сих пор водит машину. Более того, недавно купила себе новый автомобиль! А отец умер еще десять лет назад.

Что касается меня, сейчас мой дом — Украина. Имею квартиру в Киеве, в Глухове — маленький дом. Ко мне уже сюда приезжали дети. Им очень нравится Украина!


*Мишель Терещенко: «Я живу и успешно работаю в Украине уже 13 лет. И счастлив, что так сложилось»

— А помните, когда вы впервые узнали историю своего происхождения?

— Лет в восемь-девять мне в руки попала книга по географии с картой СССР. Я знал, что моя семья родом из Украины. И я на этой карте нашел ее, и Днепр, и Киев. О знатном происхождении у нас в семье почти не говорили. Уехав в силу сложившихся обстоятельств за границу, дедушка принял решение не вспоминать о прежней жизни. Ему было чуть больше тридцати.

Когда стало ясно, что революция в России — это надолго, дедушка решил: нужно строить новую жизнь. Но всегда испытывал сильную ностальгию. И до конца жизни сохранил прежнее гражданство. Увы, побывать на родине дедушка больше никогда не смог. А мне, считаю, очень повезло. Я могу жить в Украине, которую мои предки очень любили.

Дедушка умер, когда мне было два года, бабушка — когда мне исполнилось 14. Только перед самой смертью она стала немного рассказывать о жизни предков. Вспоминала о красивых особняках, где жила, о великолепных коллекциях картин, о драгоценностях, которые имела. Все это казалось удивительным. Я рассказал отцу. Но он предупредил: бабушка — женщина пожилая, это могут быть во многом ее фантазии. Тогда мы считали, что, быть может, процентов десять из рассказанного было на самом деле.

И лишь когда я приехал в Украину, понял: в бабушкиных воспоминаниях — только десять процентов того, что на самом деле происходило в ее жизни. К примеру, мы знали, что предки были сахарозаводчиками. Но то, что Терещенко имели не два-три завода, а 39, что они работали на 400 тысячах гектаров земли, стало для нас открытием. Мы ведь во Франции никогда не жили богато. Дедушка потерял абсолютно все свое состояние. А отец мой был инженером, представителем среднего класса Франции.

— Какие из мест в Киеве, связанные с историей вашего рода, особенно дороги вашему сердцу?

— Мне очень нравится бывать во Владимирском соборе. В трудные моменты своей жизни прогуливаюсь по улице Терещенковской, и на душе становится как-то уютнее. В 1994 году я приехал в Киев впервые — нашу семью пригласили в связи с переименованием улицы Репина в Терещенковскую. Помню, какое сильное впечатление произвели на нас шедевры в Киевском национальном музее русского искусства, собранные семьей Терещенко, а потом мы посмотрели дом наших предков, где сейчас находится Национальный музей Тараса Шевченко. Все это стало приятным сюрпризом.

Но самое неожиданное было впереди. Это чудо изменило мою жизнь! Спустя сто лет после захоронения прадеда я открыл саркофаг. Никола Артемьевич лежал … как живой. Знаете, когда я приехал в Глухов в 2002 году, никто точно не мог сказать, где находятся останки моих предков. А примерно год спустя под полом храма обнаружили саркофаг. Через люк по узкой лестнице, рассчитанной на одного человека, с фонариком я спустился вниз, увидел этот саркофаг и открыл его. Правда, он был уже чуть приоткрыт. Я дернул за ручку, и она осталась в моей руке. Потом, посветив фонариком, внутри увидел своего прадедушку. Он лежал… словно живой. Раньше я видел его на фотографии. И вот передо мной Никола Терещенко — точь-в-точь, как на снимке.

— Вы стали первым человеком, открывшим саркофаг. Не боялись?

— Я думал, что будет страшно. Но страха не испытал. Видеть мертвого человека всегда тяжело, а тут меня поразила его умиротворенность. Собравшиеся наверху люди уже стали переживать, почему я так долго нахожусь внизу. Когда поднялся наружу, все стали меня расспрашивать о впечатлениях.

После этого саркофаг закрыли навсегда. К слову, то, что я обнаружил его приоткрытым, думаю, не случайно. Когда после революции бандиты, видимо, рассчитывающие найти в саркофаге драгоценности, открыли его и увидели Николу Терещенко, подумали, что он… живой. Испугавшись, закрыли неплотно крышку и ретировались.

— Как же объяснить такую сохранность тела? Оно было забальзамировано?

— Нет. Священник, с которым я беседовал, сказал: это знак того, что прадед — святой человек. К слову, это не единственное чудо. В 1943 году в храм, где находился саркофаг, угодила огромная 300-килограммовая авиабомба и… не разорвалась. Удивительно вот еще что. Во время войны был разрушен почти весь исторический центр города Глухова, но при этом практически неповрежденными остались девять зданий, построенных нашей семьей. Как это все объяснить? Возможно, тем, что жизнь прадеда была подчинена, как записано на нашем фамильном гербе, стремлению к общественной пользе.