Известному украинскому поэту-песеннику исполняется 80 лет
Вадим Крищенко — один из самых плодовитых украинских поэтов-песенников. Многие из хитов, написанных Вадимом Дмитриевичем, настолько популярны, что уже считаются народными: «Родина», «Хай щастить вам, добрi люди», «Наливаймо, браття, кришталевi чаші»… Его песни исполняли Раиса Кириченко, Назарий Яремчук, Василий Зинкевич, София Ротару. Свое 80-летие поэт отпразднует дома, в Киеве, большим авторским концертом во Дворце «Украина». Накануне этого события «ФАКТЫ» встретились с юбиляром.
— Правда, что вы за всю свою творческую биографию не создали ни одной песни на русском языке?
— К сожалению, правда.
— Почему же, к сожалению?
— Наверное, прославился бы больше. Но, знаете, я всегда работал для исполнителей, которые, в свою очередь, тоже не пели на русском языке: Павел Дворский, Оксана Билозир. Кстати, в моем списке вещей, которые я не делал никогда в жизни, есть еще несколько пунктов. Например, я не выкурил ни одной сигареты. Никогда не был не то что пьяным, а даже выпившим. И не присутствовал ни на одном футбольном матче. Да, для творческого человека, может, это все необычно, но такова уж моя жизнь. Не самая легкая, потому как пришлось пережить лишения, голод и войну.
— Вы помните Великую Отечественную?
— Я был в то время совсем маленьким. Когда началась война, мне исполнилось шесть лет, но забыть некоторые моменты невозможно. Мы с мамой жили у бабушки Ульяны в доме на Житомирщине, в селе Глибочок. Через село шли отступающие немцы. Известно было, что если в населенном пункте был убит хоть один фашист, то они сжигали всю деревню. Помню, как поблизости от Глибочка нашли труп немца. Мама нам с младшим братом сказала: «Спрячьтесь в Майдане — соседнем селе». И мы босые, по холодной росе бежали туда несколько километров. Там два дня пережидали, пока все не успокоится. Слава Богу, наше село не тронули.
Еще я хорошо запомнил День Победы. Моя мама была химиком и какие-то исследования проводила дома. Она находилась на кухне, а на окне красовались несколько колбочек с разноцветными жидкостями. Я подошел и с дуру выпил из одной. Оказалось, что там был формалин. Мама тут же схватила меня, мы побежали в медпункт, мне промыли кишечник и оставили на ночь в больнице. А на следующее утро я шел домой, и вдруг из большого круглого репродуктора, установленного на главной площади села, звучит: «Германия капитулировала». Это была победа! Я помчался домой, думая об одном: скоро вернется папа и мы, наконец, может, попробуем конфет.
— Вы голодали?
— Не то слово. Помню, как мама ходила в соседнее село и меняла свои вещи на муку. Тогда мы питались исключительно квашой. Муку немного поджаривали на сковородке, потом бросали в воду, и там она закисала. Это варево называлось у нас супом. Легче становилось лишь с приходом весны, когда можно было что-нибудь найти в огороде.
— Получается, вам, Вадим Дмитриевич, довелось жить при двух войнах.
— Я даже не представлял, что тот кошмар, который мы пережили в Великую Отечественную, может повториться. Кто бы подумал, что россияне пойдут войной на украинцев. Что вы! Я помню, когда в нашем селе были советские солдаты, то никому и в голову не приходило спрашивать, какой они национальности. Что же это происходит с людьми?! Я даже написал о той войне целый цикл стихов, посвятив его вдовам. Мне кажется, женщинам тяжелее всего. У меня на глаза наворачиваются слезы, когда я вижу по телевизору сюжеты о матерях и женах, которым, как и 70 лет назад, приходится хоронить своих мужей и сыновей…
— Когда вы написали первое стихотворение?
— Это было в шестом классе. Причем я сразу написал не стих, а целую поэму. Она была посвящена партизанам. Мне нравилось складывать слова в рифму. Я зачитывался Тарасом Шевченко, впервые прочитал Сергея Есенина. Учился в центральной школе Житомира. В младших классах посещал хор. Вот к майским праздникам наш руководитель написал музыку к песне и попросил кого-то из хористов сочинить стихи. Я тут же вызвался. Композиция называлась «Песня про май». Мы даже пели ее на смотре художественной самодеятельности в Житомире. Тогда впервые со сцены и прозвучало: «Слова шестиклассника Вадима Крищенко».
— Значит, вопросов с дальнейшей профессией у вас не возникало?
— Я понимал, что хочу заниматься творчеством. Одно время даже мечтал о том, что поступлю в артисты. Но, в конце концов, отдал документы в Киевский университет имени Тараса Шевченко на факультет журналистики. Собственно, с нашего курса и начался этот факультет. Среди моих однокурсников пять лауреатов Шевченковской премии и один народный артист — это я. Поступив, сразу записался в литературную студию. Ею руководил Юрий Мушкетик, а вот старостой стал Василий Симоненко. Потрясающее было время.
— Правда, что именно тогда вас обвинили в национализме?
— Было такое дело. Однажды, сидя в библиотеке факультета журналистики, я перелистывал советские газеты. И вот мне попалась статья, где поднимался национальный вопрос. Она была достаточно жесткой по отношению ко всему украинскому. А в моей душе уже родилось эдакое сопротивление советской пропаганде, которая и тогда утверждала, что Украины как государства просто не существовало.
Вот я читал эту статью и, видимо, в сердцах стал подчеркивать самые несправедливые, по моему мнению, места. Увы, в те годы и на нашем факультете хватало студентов, завербованных КГБ. В общем, кто-то донес, что я исчеркал основополагающие решения нашей партии по национальной политике. Меня вызвали на общее комсомольское собрание, где поставили вопрос об исключении из организации. Автоматически это означало, что я должен буду покинуть и университет. За меня заступился декан нашего факультета Матвей Шестопал, за что ему огромное спасибо. Он сказал: «Парень ошибся. Давайте не будем портить ему биографию…» Дело закончилось лишь строгим выговором.
— Однако это вам не помешало позже вступить в ряды коммунистической партии…
— Знаете, беспартийный в Советском Союзе мог дослужиться только до должности старшего инженера. Если ты не член партии — на большее нечего рассчитывать. Тем более, когда работаешь в известном государственном учреждении. После окончания университета я стал начальником пресс-службы Выставки достижений народного хозяйства (ВДНХ) в Киеве. Потом ее ответственным секретарем — эту должность мог занять только партийный. В то время я уже начал всерьез заниматься литературным творчеством. А тут еще произошла судьбоносная встреча со знаменитым поэтом Андреем Малышко. Однажды он приехал к нам на выставку, чтобы половить рыбу, и я организовывал эту встречу.
— На ВДНХ можно ловить рыбу?
— Конечно, не всем. Мне позвонили из министерства и сказали: «Вадим Дмитриевич, к вам приедет депутат Верховной Рады УССР Андрей Малышко. Хочет посмотреть ваше хозяйство и, может, даже закинуть удочку». А пруды на территории ВДНХ действительно кишели рыбой. Это ведь была показательная выставка: людям, пришедшим сюда, казалось, что в стране уже давно построен коммунизм. Андрей Самойлович слыл знатным рыбаком. Помню, у него аж руки тряслись, когда увидел, какой получился улов. Он был очень интересным человеком — невысокого роста, похожий на монгола, шустрый, с красивым тембром голоса. После рыбной ловли я и дал Андрею Малышко тетрадь со своими стихами. Он ее взял, а через пару недель мы встретились вновь. Тогда Андрей Самойлович произнес: «Вадим, у тебя стих, как песня!» Он почувствовал в моей поэзии мелодию.
— А с каким композитором вы создали первую песню?
— Это был известный симфонист Климентий Доминчен. Я написал стихи, а он их положил на музыку. Помню, одна из первых песен называлась «Я до кладочки iду». Ее планировали исполнить на творческом вечере Климентия Яковлевича. Мы хотели найти молодую исполнительницу и пошли в хор имени Веревки. Смотрим на девушек, и тут Климентий говорит: «Давай эту глазастенькую возьмем?» У певицы был замечательный народный голос. Она и спела «Я до кладочки iду». Это оказалась Алла Кудлай. Кстати, я написал песню, которая соединила Виталия Билоножко с его супругой Светланой. Света тогда работала диктором радио и телевидения. Они в дуэте исполнили «Щоб ти щасливою була» и остались вместе на долгие годы.
Особое время — наш творческий дуэт с Геной Татарченко. Что ни песня — то в десятку! Вместе мы написали около 60 композиций: «Берег любовi», «Гей, ви, козаченьки». А первой стала «Полiсяночка», которую исполнил Назарий Яремчук. Помню, как-то Назарий приехал из-за границы, пришел ко мне и радуется: «Вадим, ваша „Полiсяночка“ имела огромный успех!» Я спрашиваю: «А как же слова-то разобрали?» А Назарий: «Мы вместо „Полiсяночки“ пели „Лаосяночка“. И все все поняли». Назарий был любимцем публики: молодой, красивый, голосистый, доброжелательный. Для меня настоящей трагедией стал его ранний уход из жизни.
*Вадим Крищенко (второй слева) сотрудничал с известными украинскими исполнителями и композиторами: (слева направо) Андреем Демиденко, Лилией Сандулесой, Иво Бобулом, Александром Морозовым
Вспоминаю, как находился в студии звукозаписи, когда София Ротару пела мои «Бiлi нарциси». Когда общаешься с ней вне работы, то кажется, что София — сама нежность. А во время записи это жесткая певица. Наверное, если артист хочет добиться успеха, расхлябанным нельзя быть. Мне посчастливилось работать с еще одной уникальной женщиной — Раисой Кириченко. Она была настоящим самородком. Однажды певица рассказала мне смешную историю. Когда Рая стала заслуженной артисткой, она приехала в село к маме, и та пришла в полный восторг. Спустя время Кириченко дали звание народной артистки, и она снова навестила родную хату. Мама ее встречает и говорит: «Рая, а почему тебя так понизили? У нас в селе все народные, а ты была заслуженной».
— Вадим Дмитриевич, помните свой первый серьезный гонорар?
— Знаете, песня все равно не сумела меня прокормить. И уж точно не сделала богатым человеком. Чтобы заработать на хлеб насущный, я всегда должен был заниматься еще и литературным трудом. У меня вышло более 40 книг, я стал членом Союза писателей, и, конечно, это давало большие преимущества. Например, за книжку в среднем мне платили полторы тысячи рублей, в то время как не член Союза получал всего 150.
Недавно подсчитал, что я написал около тысячи песен! Правда, думаю, популярными из них стали около 200. Но одна уже точно вошла в историю. Это «Наливаймо, браття, кришталевi чаші». Ежи Гоффман использовал ее в фильме «Огнем и мечом». С ней в бой и сейчас идет украинское войско. Кстати, одно время многие думали, что это вообще народная песня. А родилась она благодаря знакомому музыканту-бандуристу. Он пришел ко мне с просьбой написать песню, которую мог бы исполнять на бандуре. Правда, изначально там был еще один куплет: «Козаку не треба срiбла, анi злата, лиш би Україна не була катами на хрестi розп’ята». Но в Советском Союзе, понятно, такие слова прозвучать не могли. Зато на моем юбилейном концерте в Киеве впервые в полном объеме «Наливаймо, браття…» исполнит хор имени Веревки.
— Кстати, в Западной Украине ваша песня «Родина» считается чуть ли не вторым гимном.
— Сначала родились стихи «Родина, родина, це вся Україна — з глибоким корiнням, з високим гiллям». Я показал их Саше Злотнику. Он написал музыку и предложил отдать композицию Назарию Яремчуку. И вот проходит месяц, второй, а Назарий все ее не поет. Мы уже стали возмущаться: «Отдавай песню, ее исполнит другой». Но Назарий сопротивляется: «Не спешите! Я знаю, что делаю». И вот на одном из киевских музыкальных «Вернисажей» во Дворце «Украина» Яремчук исполняет «Родину». Что было с залом! Овации не прекращались. Назарий потом, довольный, вышел за кулисы и сказал нам: «Вот видите? Я знал, когда песня зазвучит».
— Вадим Дмитриевич, в чем вы сейчас черпаете вдохновение?
— В себе, дорогая моя. Я не верю в то, что за впечатлениями надо куда-то уезжать. Весь мир находится в твоей душе. Там разыгрываются страсти, ведь известно, что самая сильная боль та, которая рождается в человеческом сердце. Слава Богу, я до сих пор творю и чувствую себя в порядке. Никаких диет не соблюдаю, зарядку не делаю. А в чем секрет моего самочувствия? Наверное, в том, что я умею любить.
Фото в заголовке Сергея Даценко, «ФАКТЫ»