Життєві історії

Беженка из Донецка: "Депрессия разрывала меня на куски. Я рыдала днем и ночью"

2:00 — 12 червня 2015 eye 5027

Справиться со стрессом 32-летней Лизе и ее пятилетнему сыну, пережившим артобстрелы в родном городе, помогли мариупольские психологи. Они рассказали, как должны поступать родители, чтобы их дети чувствовали себя в безопасности

Бросив свою квартиру в Донецке после прихода «русского мира», Лиза поселилась с семьей в Мариуполе прямо на берегу моря, арендовав роскошную «сталинку».

— Мой дом в Донецке цел, все мои родные живы, я снимаю прекрасную квартиру, — говорит Лиза. — Казалось бы, чего еще желать? Но до недавних пор депрессия разрывала меня на куски. Я рыдала днем и ночью, тоскуя по прошлой жизни.

Боль, отчаяние, мысли о суициде, вспышки агрессии и полная апатия, граничащая с нежеланием жить. Это лишь некоторые из признаков посттравматического синдрома, которые переживают тысячи переселенцев с востока Украины. Многие из них не понимают, что им нужна помощь психологов. Другие не верят в нее. «Чем вы можете мне помочь, если мой дом разрушен или его вот-вот могут разбомбить?» — скептически спрашивают они у психологов. — Что вы будете делать, если сюда войдут танки? Как вы нас спасете?". И правда, как?

— Я постоянно убегаю от войны, — говорит Лиза. — Как только начались артобстрелы, отправила сына с бабушкой в Днепропетровск. В тот день, помню, отменили поезда, и таксист их домчал до Днепропетровска за 400 гривен. Мой банк не захотел оставаться на оккупированной территории и переехал в Краматорск. Я — вместе с ним, чтобы не лишиться работы. Муж, работавший мастером на коксохимическом заводе, нашел работу в Мариуполе и отправился туда. А я забрала сына и опять вернулась в Донецк, надеясь на перемирие. Но артобстрелы продолжались.

Мне казалось, Максимка привык к артобстрелам (мы обычно прятались в ванной и рисовали там при свете свечей). Но как-то я заметила, что у него появилась привычка часто мыть руки. Помоет, а потом опять: «Мама, они грязные» — и так раз двадцать. Я уже и объясняла, и раздражалась, а ребенок методично ходил мыть руки — аж до шелушения кожи. Это уже потом психолог объяснила, что у Максимки появился невроз навязчивого действия, таким образом он «смывал» тревогу. Ведь он сидел под артобстрелами, слышал разговоры взрослых о чужих смертях, часто переезжал и жил без мамы. Психика его была нарушена…

Ситуация не изменилась даже тогда, когда я бросила квартиру в Донецке и переехала вместе с сыном к мужу в Мариуполь. За две тысячи гривен в месяц мы сняли в Мариуполе «сталинку» с видом на Азовское море, с большим парком рядом. На аренду жилья нам хватало. Муж работал. Я раньше получала высокую зарплату, и у меня остались сбережения. Оформила пособие по безработице. Казалось бы, живи себе спокойно. Но я постоянно плакала, чувствовала тревогу, безнадежность, усталость. Душа не успокоилась. В непривычной обстановке, вдали от родных, которые остались в Донецке, мне было плохо. Снились кошмары — что умирает муж, хотя он был жив и здоров…

Иногда я выбиралась в Донецк к родителям и подругам. Везла туда целые сумки: мясо, лекарства, кукурузные хлопья детям… Подруги сетовали, что в Донецке сейчас много некачественного российского товара. Сплошные эрзац-продукты: молоко без вкуса молока, подсолнечное масло, на котором невозможно жарить, порошки, которые не стирают. А даже если попадалось что-то натуральное и настоящее, продавалось оно вдвое дороже, чем раньше. Короткие поездки в Донецк от депрессии не спасали, наоборот, после увиденного еще больше загоняли в нее.

Если бы еще с Максимкой было все в порядке… Но мой малыш продолжал пропадать в ванной, смывая со своих ручек несуществующую грязь. К тому же добавилось еще одно: он постоянно рисовал в альбомах жуков-богомолов, хотя просила его изобразить что-то другое. Как тут не сойти с ума?

Однажды, зайдя в Мариуполе в магазин, где работал телевизор, увидела, как по одному из центральных украинских телеканалов показывают ребенка, пережившего войну, — в его рисунках был только черный цвет. С мальчиком работали психологи Гуманитарного штаба Рината Ахметова. «Вот бы нам с Максимкой таких психологов», — подумала. И тут диктор на экране добавила, что такие центры действуют не только в Киеве, но и в Донецке, и в Мариуполе. «Так я ж в Мариуполе сейчас живу!» — обрадовалась. Записала телефоны центров и быстро позвонила туда.

— Мама пришла с жалобой, что сын странно себя ведет, — рассказывает психолог Гуманитарного штаба Рината Ахметова Елена Мурза. — Он представлял себя жуком-богомолом, беспрерывно мыл руки. Во время занятий мы поместили малыша в группу, где находилось семь человек в возрасте от трех до шести лет. Ребенок поначалу был малоконтактным. Он не называл себя по имени, не разрешал дотрагиваться, сторонился детей, что часто бывает с детками, пережившими травматический опыт. Я дала своим маленьким подопечным задание нарисовать образ защитника. Максим потихоньку втянулся в работу. И нарисовал защитника: это оказался… цветочек для мамы. Ну, если до этого он рисовал только жуков-богомолов, это был прогресс. (Улыбается.)

psychological-help@i.ua или позвонить по телефону 099−907−70−04.

Фото в заголовке с сайта trust.ua