Семья Кожевниковых открыла собственный бизнес
С недавних пор магазин канцтоваров «Ластик», расположенный по улице Розы Люксембург в Полтаве, стал моим любимым. Во-первых, он близко к дому, во-вторых, товар в нем немного дешевле, а в-третьих, мне нравится внимательное обслуживание продавцов.
Однажды заметила, что среди покупателей в «Ластике» много глухонемых, и продавец Оксана общается с ними на языке жестов.
— Все лето училась на курсах при обществе глухонемых, чтобы понимать эту категорию людей, — поясняет 42-летняя Оксана Кожевникова, в одном лице владелица и продавец магазина. — Мы с ними на одной улице находимся, поэтому я посчитала необходимым научиться языку жестов. И теперь эти люди канцтовары покупают только у нас. Просят открыть такой же магазин и в спальном микрорайоне Левада, где они компактно проживают. Мы с мужем Максимом тоже мечтаем об этом, но пока не хватает средств.
Кожевниковы обосновались в Полтаве чуть больше года назад. Они — переселенцы первой волны из Донецка. Бывшие знакомые, поверившие в «русский мир», называют их «предателями» и «бандеровцами». «Мы тут республику строим, а вы сбежали!» — звонят иногда, чтобы досадить.
— Вот кто в нашей семье самый «отпетый бандеровец», так это сын Дима, — улыбается Оксана. — Он состоит в группе с таким названием, которая образовалась в социальных сетях. Сыну 14 лет, но он четко разграничивает понятия «национализм» и «нацизм». Дима — очень большой патриот нашей страны. Недавно, разговаривая с моей дочерью Настей, которая сейчас учится на архитектора в Варшаве, заявил ей: «Если все, как ты, уедут из Украины, кто же будет ее отстраивать и бороться с коррупцией?»
В Полтаве семья Кожевниковых оказалась совершенно случайно. Когда в Донецке людям с проукраинскими настроениями стало опасно оставаться, подруга Оксаны дала ей телефон знакомой из Миргорода, которая сдавала курортникам жилье. «Вообще-то сейчас свободных мест нет, но для вас найдем. Приезжайте, поселим!» — радушно пригласила дончан женщина. А поскольку Полтава была ближайшим к Миргороду городом, где дочка Анастасия могла сдать внешнее назависимое оценивание, то семейство очень скоро перебралось в областной центр.
— Если бы кто-то сказал нам, как одной из моих подруг в Киеве: «Зачем вы сюда приперлись?» — мы на Полтавщине не остались бы, — говорит Оксана. — Но нам везде встречались очень приветливые и добрые люди. Здесь вообще народ более открытый и щедрый. Многие вещи поначалу нас шокировали. Например, когда у Максима сразу же после переезда случилась поломка в автомобиле и он обратился на первую попавшуюся станцию техобслуживания, один из ее клиентов очень обрадовался тому, что может помочь беженцу из Донбасса, и предложил работу таксиста в своей компании. Директор школы по изучению иностранных языков, где Настя экстерном изучала польский язык, сделала нам приличную скидку по оплате. А конкуренты по бизнесу из крупной сети канцелярских магазинов — ну где это видано? — приходили к нам знакомиться и делиться своими секретами ведения дела.
Кстати, хозяйка этого помещения, которое мы взяли в аренду, узнав, что мы беженцы из Донецка (о чем я всегда предупреждаю людей), только улыбнулась: «Ничего страшного!» Лишь через полгода созналась, что многие знакомые отговаривали подписывать документы с «донецкими». И хозяйка жилья, которое мы вместе с родителями Максима снимали целый год, тоже не побоялась нас пустить к себе, хотя риелторы предупреждали ее, что имеют негативный опыт работы с переселенцами. Но самым удивительным для меня было то, что в школе, куда мы отнесли документы сына, родительское собрание… освободило нас от добровольных взносов на нужды класса. Нас и еще две семьи переселенцев. Мы протестовали, поскольку в состоянии оплачивать расходы, связанные с учебой своих детей. В общем, чтобы с нас взяли деньги, нам пришлось долго уговаривать родительский комитет. «Ну смотрите, если будете не в состоянии платить, скажете», — согласились родители Димкиных одноклассников. Не взяли денег и в роддоме с наших знакомых, которые тоже переехали в Полтаву из Донбасса. Молодой папа сильно переживал, во что ему обойдется пребывание жены и новорожденного ребенка в одноместной палате со всеми удобствами. Но оказалось, что для них это было бесплатно.
Лишь однажды Кожевниковы почувствовали недоверие к себе именно из-за своего статуса беженцев. Второе направление их бизнеса — наружная реклама. Когда первый заказчик на размещение такой рекламы отдавал аванс, Оксана, чтобы он не сомневался в репутации новой фирмы, сказала: «Не бойтесь, о нас в Донецке только лучшие отзывы были». Чем очень испугала молодого человека. Он готов был вырвать из ее рук деньги, но сдержался, поскольку присутствовавшие в магазине покупатели начали обращать на них внимание. Сейчас его фирма постоянно пользуется услугами рекламного агентства Кожевниковых, а о том инциденте мужчина старается не вспоминать.
Максим с Оксаной признаются, что раньше политикой не интересовались, а на Майдан по телевизору смотрели как бы со стороны, особо не вникая в суть протестов. Но когда в Донецке начались митинги в поддержку Украины и участников стали избивать дубинками какие-то молодчики в балаклавах, а милиционеры при этом сидели в своих служебных автомобилях и не пытались их защитить, супруги поняли, что на родной город надвигается что-то страшное. И чем дальше, тем было страшнее.
— Судьба многих из тех, кто вышел тогда на площадь с национальной символикой, до сих пор не известна, — вздыхает Оксана. — Ринат Ахметов призвал дончан противостоять беспределу и предложил владельцам автомобилей поддержать мир в Украине трехдневными гудками клаксонов в определенное время. У меня тогда был маленький синий «Ситроен», и я гудела на нем, как и многие водители, не три, а целых пять дней. Мы гудели, а Ахметов в это время уехал из Донецка. Было такое ощущение, что он предал горожан, оставив на произвол судьбы. Я считала, что нас, патриотов, много, и мы не пустим «русский мир» в город. Но когда 11 мая прошлого года назначили референдум о самоопределении так называемой «Донецкой народной республики», добрая половина жильцов нашей девятиэтажки пошла и проголосовала «за возвращение Советского Союза». Рвавшиеся к власти сеператисты так запудрили людям мозги, что часть населения и сегодня готова жить в постоянном страхе, впроголодь и ждать «светлого будущего».
В городе появились блокпосты, подконтрольные сепаратистам. Как-то мы ехали семьей на дачу и видели, как шайка босяков, понаехавших из области, с гнилыми зубами, но зато с автоматами, избивает в кругу мужчину лет 60-ти, который посмел им возразить. Было страшно от собственного бессилия, ведь мы ничем не могли ему помочь и не знали, где искать защиты. Хорошо, что сын спал на заднем сиденье и не видел этого кошмара, иначе он спросил бы нас, почему мы не заступились за лежачего, которого пинали ногами. Когда через три дня возвращались в Донецк, на том же блокпосту уже стояли профессиональные военные, а в городе на каждом углу кричали: «Скоро придет Россия!»
С каждым днем тревога нарастала. На моих глазах сепаратисты «отжали» два престижных авто. Потом пришла моя очередь. На блокпосту между Донецком и Макеевкой меня остановили какие-то люди, на шевронах у которых было написано «Русь», заставили открыть багажник. «Нет, нам такая не годится, — ухмыльнулись. — Сюда и песок не загрузишь, и труп не спрячешь». Друзья потом смеялись: «Ну, Оксана, угадала ты с покупкой машины. Маленькая, да еще и синенькая».
Друзей, впрочем, оставалось рядом все меньше. Люди, почувствовав опасность, начали выезжать. Мы ждали украинских силовиков, надеялись, что они быстро и безболезненно наведут порядок в Донецке. Увы, не пришли. Зато местные начали цеплять на одежду шевроны с надписью «ДНР». В их числе было немало наших знакомых, бывших сотрудников милиции.
Свою четырехкомнатную квартиру Кожевниковы продали за двадцать пять тысяч долларов вместе с мебелью. Говорят, туда вселился какой-то сепаратист. Считают, что им повезло, поскольку за вырученные деньги купили в Полтаве «убитую» двушку. Другие вообще оказались без собственной крыши над головой. В покинутое людьми жилье заселяются «герои Новороссии» — наркоманы и алкоголики, безработные, подавшиеся в ополченцы после закрытия шахт, чтобы содержать семьи. Местные власти награждают чужими квартирами особо отличившихся в борьбе с «бандеровцами».
— Я только однажды после бегства приезжала в Донецк по делам, и больше не хочу, — признается Оксана. — Увидела совсем другой город. Все такие же красивые ухоженные клумбы, чистые, но пустынные улицы. Ходят только люди с автоматами. Цены безумные. Оставшиеся винят в этом, понятное дело, взяточников на украинских блокпостах. Обстановка гнетущая. Каждый, с кем приходилось общаться, обязательно изучает, чем ты дышишь. Такое чувство, что он заранее хочет тебя обидеть, оскорбить. Как будто в театре абсурда побывала. Думаю, пройдет еще полгода, и освобождать в Донецке будет некого. Потому что там только «Кисель-ТВ» (так в народе называют передачи, которые ведет прокремлевский телеведущий Дмитрий Киселев. — Авт.), «Оплот» и информаторы в общественном транспорте, трубящие о светлом будущем «Новороссии». Люди со слабым интеллектом до сих пор верят, что в Славянске «фашисты» распяли мальчика… Ну и, конечно, там до сих пор между домами стреляют «Грады». В общем, жуть.
То, насколько сейчас запуган народ в Донецке, могу проиллюстрировать на одном примере. Когда мы с мужем ездили туда (чтобы вывезти инструменты для изготовления наружной рекламы), на «сепарском» блокпосту всех мужчин заставили оголиться по пояс. А Максиму приказали еще снять брюки и лечь на пол. Честно сказать, я думала, он больше не поднимется. Оказалось, так дежурные проверяли, не снайпер ли он — внимательно рассматривали колени и локти. А насторожил их след на плече Максима от ремня сумки, которую он помогал выносить из автобуса одной из пассажирок, ехавшей вместе с нами. Они подумали, что это след от автомата. Когда над супругом начали издеваться, я подошла к этой женщине, попросила: «Скажите, как все было! Заступитесь за него!» А она как будто не слышит меня — отвернулась и отошла в сторону.
Чтобы выветрился этот дурман из голов людей, нужны годы. Поэтому о возвращении в Донецк даже не мечтаем. Поначалу еще надеялись, что мы в Полтаве временно. Но теперь нам настолько хорошо здесь, что куда-то уезжать уже не хочется. Я, например, люблю тот уголок, где живу. А на Полтавщине столько всяких замечательных мест! Мы уже побывали и на Сорочинской ярмарке, и в Опошне, которую считают столицей гончарного искусства, и в национальном музее-заповеднике Николая Гоголя. Любим посещать полтавский театр… Да и сын настолько интегрировался в общество своих сверстников, что уже разговаривает «полтавською говіркою».
— Мне нравится, что Димка мыслит по-взрослому и патриотично, — вступает в разговор Максим, который, пока мы с Оксаной беседовали, обслуживал покупателей. — Когда детям переселенцев вручили наборы канцелярских принадлежностей, он, не раздумывая, передал их на фронт через волонтеров. Да и мы с женой по мере возможности помогаем бойцам. Поскольку у меня есть микроавтобус, то знакомые волонтеры частенько просят собрать по Полтаве приготовленные людьми передачи для АТО. Недавно отвозил такой груз на линию фронта. Оксана обязательно к этим поездкам печет пирожки. Пусть я многого не понимаю в государственном управлении, но твердо знаю одно: тысячи простых украинцев погибли на Донбассе, чтобы «русский мир» не пришел сюда. И тем, кто там сражается, без поддержки тыла будет очень туго.
Да, кстати, в Полтаве я смог наконец-то осуществить свою давнюю мечту: открыть магазин канцтоваров. Раньше торговал «канцелярией» только с фирмами и предприятиями по безналичному расчету. Так что, как говорится, не было бы счастья…
Фото автора