Руководитель гуманитарной миссии по поиску солдат «Черный тюльпан», которая за год работы в зоне АТО нашла 640 тел, получил звание «Народный герой Украины»
Ярослав настолько хорошо изучил регионы, где гибли наши ребята, что помнит каждый поворот, каждое деревце. Разговаривая с волонтером, который был в плену и знает места захоронений тел замученных украинских военных, тут же уточняет приметы, чтобы по ним можно было найти могилы. «Там точно остались бойцы 30-й бригады, — говорит волонтер из Краматорска Эдуард Кулинич. — Раненый командир экипажа МТЛБ (гусеничной бронированной машины), находившийся со мной в плену, знает их имена. Это под Мариновкой. Неподалеку от дороги. Два дерева служат указателем, где искать…» 43-летний Ярослав Жилкин, криворожский бизнесмен, который уже несколько лет живет в Киеве, внимательно слушает собеседника. Его поисковая группа обязательно попробует найти тела погибших.
На днях Ярослав вернулся из Донецкой области. Ему удалось добиться разрешения попасть в так называемую серую зону, которой теперь стала территория Донецкого аэропорта.
*В зоне АТО постоянно работает группа поисковиков
— Многие воевавшие там бойцы говорят, что не всех погибших побратимов удалось вывезти, да и под завалами нового и старого терминалов есть тела украинских «киборгов», — рассказывает Ярослав Жилкин (на фото в заголовке). — Поэтому с марта, как только объявили перемирие, мы начали искать возможность попасть в аэропорт. Вышли на комиссию по возвращению тел погибших, организованную с той стороны. Общались с ее главой Лилией Родионовой. Три недели назад нам позволили приехать в Донецк. К руинам нас сопровождали сотрудники ОБСЕ, представители так называемой «ДНР» и журналисты.
— Страшно было?
— Нет. Я четко понимал: возле нас находится столько боевиков, что по ним свои же огонь не откроют.
— Вам удалось найти тела троих погибших украинских солдат…
— Не тела, а только фрагменты. В первую очередь мы подошли к нашему танку, который остался на краю взлетной полосы. Бойцы расчета говорили, что внутри оставался раненый механик. Мы внимательно обследовали танк — останков в нем нет. Даже боекомплект целый. Можно предположить, что боец выбрался из танка и пополз к траве на обочине. Сейчас там настоящие заросли, в которые заходить опасно: в них могут быть и растяжки, и мины. Находясь там, мы не почувствовали специфического запаха. А вот на тропиночке, ведущей к радиолокационной станции (РЛС), обнаружили фрагменты нижних конечностей и позвоночника. Они находились неподалеку от нашей бронированной машины, которая сгорела. В самом аэропорту боевики нам передали фрагменты тел, найденные при разборе завалов: кусок черепа и ногу в берце. Все это мы отдали на экспертизу.
А вообще, там огромная территория, требующая тщательного прочесывания. Сплошные завалы! Чтобы их разобрать и извлечь тела погибших, нужно провести кропотливую работу. Глядя на все это, вспомнил 11 сентября и падение башен-близнецов в Нью-Йорке. Под развалинами осталось почти две тысячи тел! Горы строительных обломков были вывезены за город. Все тщательно просеивалось, чтобы не упустить даже крошечный фрагмент тела. Благодаря этому удалось идентифицировать практически всех погибших. Я боюсь, что весь мусор из аэропорта просто будет вывезен, и мы не узнаем о судьбе тех, кто там остался. Так нельзя. Родители должны знать, что произошло с их детьми, где они погибли, оплакать их и похоронить останки. Это очень важно для каждой семьи.
Свою помощь штабу АТО Ярослав Жилкин и его единомышленники предложили после Иловайского котла.
— Услышав, сколько бойцов погибли и сгорели при выходе, поняли, что можем помочь с поисками тел, — говорит Ярослав. — Опыт у нас есть — много лет разыскиваем пропавших без вести солдат Второй мировой войны. Нам разрешили работать в тех местах. За полтора месяца мы нашли больше 150 тел погибших в «котле». В общей же сложности на данный момент наша поисковая группа «Черный тюльпан» обнаружила 640 (!) тел. В миссии работают около сорока добровольцев. Выезжаем по очереди. Не раз приходилось работать под прицелами автоматов. Но мы без оружия. И всегда объясняем комбатантам (участникам вооруженного конфликта. — Авт.): если найдем тело со знаками отличия вашего бойца, сразу отдадим. Не раз так уже и было.
Поиском погибших солдат Ярослав занялся задолго до АТО на востоке Украины. С 2006 года он ездил в экспедиции в составе Всеукраинской организации «Союз «Народная память», пытаясь отыскать останки тех, кто воевал во время Второй мировой войны.
— Моя бабушка постоянно вспоминала своего брата, который не вернулся с войны, — рассказывает Ярослав. — Она знала, где приблизительно его видели в последний раз, где шел бой. А я не раз слышал истории, когда грибники случайно находили в посадках выбеленные кости. По ним, истлевшей одежде, амулетам идентифицировали, что это были участники войны. В надежде найти бабушкиного брата я и примкнул к поисковикам. Понял, что государство забыло своих героев, позволив им лежать в лесах непохороненными. Так не должно быть. Правильно говорят, что война не закончена, пока не похоронен последний солдат. К сожалению, у нас началась новая война. И теперь много лет нам придется искать погибших и пропавших без вести. А двоюродного деда я так и не нашел… Знаю, что он, скорее всего, остался где-то на территории Литвы. Изучал все списки погибших, пропавших без вести и пленных и в наших архивах, и в Германии. Нет данных. Последним его видел друг. Говорит, ночью начался обстрел. Они в одном белье прыгнули в окоп. Когда все затихло, каждый побежал искать свое подразделение. Друга взяли в плен. О той ночи он рассказал моей бабушке уже после войны, когда вернулся домой. Скорее всего, дед лежит где-то в безымянном окопчике…
В 1950-е годы никто не искал тела солдат, оставшихся на местах боев. Многие семьи до сих по не знают, где их родные. А в те времена плен или пропажа без вести бросали тень на всю семью: а вдруг человек перешел на сторону врага, стал предателем? Не раз я лично сообщал внукам о том, что мы нашли их погибшего деда с оружием в руках, в форме советской армии. И какое облегчение видел на лицах родных. Внучка такого погибшего сказала мне: «Бабушка до последнего дня не верила, что муж стал изменником родины. Спасибо, что подтвердили это». Для моей бабушки тоже важно было узнать, что ее брат не стал предателем… Год назад, предложив свою помощь в поиске погибших в Иловайском котле, мы с членами нашей группы говорили: важно не упустить время, как это было после той войны. Нужно как можно скорее найти всех погибших и вернуть семьям. Поэтому и продолжаем активно работать, ездить по местам боев.
В кабинете Ярослава стены завешаны картами. Одна большая — карта Украины. Остальные — очень подробные тех населенных пунктов, где велись поиски. Желтыми кружочками обозначены места найденных захоронений. «Вот здесь, возле Саур-Могилы, была братская могила. Нашли шесть тел. Неподалеку от Степановки обнаружили бойца в танке», — показывает Ярослав.
— Вам приходится вскрывать захоронения, переносить разложившиеся тела. С вашей группой после экспедиций работают психологи?
— Наши ребята — настоящие мужики, ни на что не жалуются. И в этом проблема. Одного из поисковиков пришлось буквально силой заставить пройти курс психореабилитации. Более полугода назад наша группа полтора часа находилась на взлетной полосе Донецкого аэропорта возле «Спартака» под плотным обстрелом. Ребята пришли забирать тела, которые пролежали в нейтральной зоне не один месяц. Поисковики были одеты в определенную форму, шли с флагом. Одно тело сразу подобрали. Затем поменяли колесо в нашей машине — пробили шину. Подъехали к разбитой фуре, вокруг которой были рассыпаны боеприпасы. Решали, как ее объехать, не заезжая в траву, где могли стоять растяжки, лежать мины, как внезапно в пяти метрах сработала граната. После этого над головами стали свистеть пули. А там никаких углублений нет. Пришлось вжаться в землю. Стреляли не прицельно, а чтобы напугать. Я позвонил старшему группы. Он говорил со мной сдавленным голосом, выронил трубку. Попросил его провести перекличку, чтобы убедиться, что все живы и целы. Посоветовал говорить друг с другом и напомнить: нельзя паниковать, подниматься, бежать… Слава Богу, все вышли оттуда целыми. Но в нашем грузовике обнаружили две дыры. С тех пор сами договариваемся с обеими сторонами напрямую, чтобы знать, кто командует группами сопровождения. Идем только с представителями ОБСЕ или Красного Креста.
— После того случая кто-то отказался ездить за погибшими?
— Нет. Все продолжают работать. Несколько недель приходили в чувства, а затем снова отправились в зону АТО. Я хорошо запомнил советы опытного психолога, с которым общался. Он сказал: «Главный принцип в вашей работе — отстраниться, не думать о том, что перед вами люди, которые недавно были живыми. Как ни цинично это звучит, но грузите тела так, как будто это мешки с картошкой. Подменяйте друг друга чаще. Пойте песни, рассказывайте анекдоты». Все это действительно работает. А новичка, чтобы проверить, нужно сразу бросить на самый сложный участок работы. Например, попросить прыгнуть в выкопанную яму с полуразложившимися телами и подать их наверх. Если человек не теряет сознание, чувствуя запах, продолжает делать все, что нужно, значит, прошел пик ужаса. Барьер сломан.
Иногда сам себя спрашиваю: что тебя заставляет ездить в опасные места, бродить по полям, усеянным осколками и снарядами? Тогда вспоминаю слова, которые нам часто говорят бойцы: «Вы герои, потому что никто, кроме вашей группы, не согласился это делать». Это мобилизирует. Да, мы не оживим погибших ребят, но восстановим память о них.
— Как вы ищете захоронения?
— Иногда их просто чувствуешь. Находясь на местности, анализируешь происходившие здесь события, смотришь позиции. Много гильз? Значит, шел бой. Под Дебальцево подхожу к танку. По кумулятивной обшивке видно, что была пара попаданий. При этом сам танк остался целым, боекомплект в нем сохранился. Внутрь не залезаю — может стоять растяжка. Внимательно осматриваю все вокруг. Если кто-то был ранен и его выносили, обязательно остаются следы: обрывки бинтов, разорванный перевязочный пакет. Затем приглядываюсь к бугоркам. На одном стоит кол. Как правило, это говорит о том, что здесь кого-то похоронили. Под Иловайском очень расстраивало то, что постоянно менялся ветер. Вот вроде бы чуешь запах смерти, плоти, а через секунду непонятно, откуда его принесло…
Одна из поисковых групп нашла тело легендарного бойца Темура Юлдашева.
— Нам дали ориентировку, где копать, — рассказывает поисковик. — Внезапно начался ливень. А там, под Иловайском, земля размокает моментально. Увязнешь в ней — не выберешься. Поэтому нам пришлось срочно уехать с места. Да и то трактор выдергивал нашу машину. Вернулись на следующий день. Докопали яму, но ничего не нашли. Уже не знали, что делать. Вдруг к нам подбежала такса. Там тогда много брошенных собак было. Она стала рыть землю под нашими ногами. Мы посмотрели на нее и в один голос сказали: «Давайте копнем»… А там захоронение. До сих пор жалеем, что не забрали собаку с собой, не приручили. Был бы помощник.
— Бойцам вы возите помощь?
— Передаем все необходимое пленным в Донецкую «избушку» — так называют здание СБУ, в котором содержатся наши ребята. Я был внутри. На днях мне сбросили список того, что нужно. Вот собираю. Уже есть три из восьми масляных радиаторов. Носки и футболки тоже повезу. Не так давно передали первую партию всего необходимого.
— В зоне АТО постоянно находится кто-то из ваших поисковиков? Или вы приезжаете по мере необходимости?
— Там всегда есть группа. В Донецкой области у нас уже образовалась своя база. Каждый из нас ездит за свой счет, миссия волонтерская. Тем, кто работает в частных предприятиях, идут навстречу, отпускают в поездки. Государственным служащим сложнее. Есть у нас поисковик, который уже «отгулял» отпуск на два года вперед. У меня несколько источников дохода — ресторанный бизнес, сдача помещений в аренду. Большую часть прибыли тратил на покупку необходимого для экспедиций. Но за последние два года доходы значительно упали. Приходится обращаться за помощью к простым людям. Нам же нужно обслуживать специальные холодильные машины для тел, обеспечивать себя системами связи, приспособлениями для поиска, костюмами, масками…
— Где еще, по вашим предположениям, остаются тела наших погибших бойцов?
— В Зеленополье, в местах, где был так называемый Должанский котел. Совсем еще не обследованы места в так называемой ЛНР. Это Цветные Пески, Металлист, луганский аэропорт. Здесь придется только начинать поиск погибших.
— Известно точное количество пропавших без вести?
— Называется цифра 840. Но я знаю, что в днепропетровском морге сейчас 719 тел не опознаны. Сколько из списка пропавших без вести в числе этих неопознанных — неизвестно. Больше сотни бойцов точно нужно искать. Даже если найдутся все, кроме одного, мы будем продолжать работу. Только сейчас создается объединенный центр по данным о пленных и пропавших без вести. Для этого воедино собираются данные Министерства обороны, Службы безопасности и Министерства внутренних дел. Признаюсь, иногда, сталкиваясь с чиновниками, с их равнодушием и безответственностью, хочется все бросить. Но вспоминаешь бойцов — и стыдно сдаваться.
— Как ваша семья относится к тому, чем вы занимаетесь?
— Сначала были гордость и поддержка. А когда жена узнавала подробности поездок, в каких передрягах приходилось бывать, устраивала истерики: «Или я, или твоя война!» Чуть ли не до развода ругались. Но какой развод? Четверо детей. Младшему всего восемь месяцев. Но и работу свою я уже оставить не могу.
Когда мы заканчивали разговор, у Ярослава в очередной раз зазвонил телефон. Он ответил. Мужчина слушал женский голос в трубке и его лицо менялось. «Жена пропавшего бойца, — шепотом объяснил мне. — Плачет». Затем Жилкин перевел телефон в режим громкой связи и я услышала: «Бой был под Мариновкой. Мой Богдан убил пятерых. Я позвонила на номер мужа через несколько часов после этого. Мне ответили: „Мы твоего укропа завалили“. А позже сказали, что он вроде живой. Несколько месяцев я искала его в плену. Так и не нашла. Теперь думаю — наверное, его все же убили. Мне рассказывали, что под Мариновкой есть братская могила. Может, он там»…
— Я слышал о ней тоже, — отвечает женщине Ярослав. — Вы дали мне новые данные. Обязательно будем искать в тех краях. И расскажите, есть ли у вашего мужа какие-то особенности зубов? Они лучше всего сохраняются. По ним можно быстрее идентифицировать личность погибшего.
— Да, у него мост с правой стороны стоит. А еще у мужа было золотое обручальное кольцо — он его никогда не снимал. И золотые цепочка с крестиком.
— Танечка, — как можно мягче произнес Ярослав, — с золотыми украшениями мы находим бойцов редко. С них, как правило, все ценное снимают… Держитесь, Танечка. Держитесь.
Ярослав нажал отбой. А я четко поняла: пока этот мужчина слышит плачущие голоса женщин, пока знает, что где-то в поле может лежать украинский солдат, он не остановится.
Ярослав Жилкин обратился ко всем семьям, в которых есть без вести пропавшие в зоне АТО родные:
«Наступает время когда наши поисковики миссии «Черный тюльпан» смогут максимально эффективно работать на местах боев, где по сей день остаются безымянные захоронения. Все, кто обладает какой-нибудь информацией, где нужно произвести поисковые работы, — сообщите нам!
Телефон горячей линии 0−800−210−135 (бесплатный звонок), ВГО «Союз „Народная Память“. Оставить информацию можно на сайте naidy.org.ua»