Киевлянин Валентин Выговский подал апелляцию на приговор российской Фемиды, которая в декабре прошлого года присудила ему 11 лет лишения свободы по сфальсифицированному обвинению в шпионаже
— Максимальный срок, к которому по российским законам могли приговорить моего сына, — 20 лет, — говорит отец киевлянина Валентина Выговского (на фото в заголовке) Петр. — Адвокат уверяла, что ему дадут гораздо меньше — пять-шесть лет, ведь он подписался под всем, что инкриминировало следствие. Но Московский областной суд приговорил сына к 11 годам заключения, причем в колонии строгого режима.
Как сообщил МИД Украины, это уже шестой приговор, вынесенный в России украинским политзаключенным.
— Российские власти обвинили вашего сына в вербовке через Интернет сотрудников российской оборонки для получения секретной технической информации. Как вы думаете, почему ему вменили в вину именно эти преступления?
— Из-за увлечения Валентина авиацией и космонавтикой. Оно у него возникло еще в детстве. В школьные годы по звуку моторов сын научился определять, какой именно летит самолет. Не пропускал ни одного номера журнала «Авиация и время», который стоил шесть советских рублей. Дороговато, но мы с женой денег на образование сына не жалели.
После окончания школы Валя успешно сдал экзамены в КПИ и в Национальный авиационный университет. Поступил в оба вуза, но выбрал политехнический институт. Объяснил это тем, что там учился всемирно знаменитый авиаконструктор Игорь Сикорский, основавший в Америке компанию по разработке и производству вертолетов.
Сын закончил факультет электроники. Так сложилось, что по специальности не работал — предпочел заняться бизнесом: торговал запчастями для автомобилей и теплотехнического оборудования. Обожал рыться в моторах: к нему приезжали такие же, как он, фанаты автодела. Они днями пропадали в гараже.
При этом Валя не забросил детское увлечение: покупал на «Петровке» (книжный рынок в Киеве. — Авт.) диски с фильмами о самолетах и космических кораблях, читал материалы на специализированных сайтах в Интернете. Гордился, что на одном из них, посвященном советскому орбитальному челноку многоразового использования «Буран», разместили редкую фотографию, которую ему удалось раздобыть. В сети на форумах он общался с людьми, разделявшими его увлечение авиацией и космонавтикой, в том числе с россиянами. Он мне говорил, что некоторые из них стали в последние годы «секретными» специалистами — им запретили поддерживать контакты с иностранцами. Скорее всего, из-за этого Валя и попал в поле зрения ФСБ. Когда в 2014 году в России начали фабриковать громкие уголовные дела против украинцев, мой сын стал жертвой этой кампании.
— Уже известно, что, например, одного из лидеров «Правого сектора» Николая Карпюка ФСБ хитростью заманила в Россию и таким образом смогла арестовать. С Валентином была такая же история?
— Не исключено. Сказать что-либо определенное по этому поводу не могу, поскольку Валентин никому не говорил, зачем поехал в оккупированный Крым. Позвонил мне: «Отец, еду на поезде в Симферополь».— «Не нравится мне эта идея — опасно». — «Я уже билеты купил, сутки там пробуду — послезавтра вернусь в Киев. Не переживай, обо всем расскажу после возвращения». У нас с женой есть еще двое младших сыновей. Им я могу запретить что-либо делать, а Валентин уже вырос. Вы же сами понимаете, что взрослому человеку не нравится, когда родители вмешиваются в его дела. Поэтому я не настаивал на своем мнении, не расспрашивал Валю, что заставило его отправиться в рискованную поездку. До этого он на оккупированный полуостров не ездил.
17 августа сын сел на поезд, а 19-го уже должен был вернуться в Киев.
— Валентин звонил вам из Крыма?
— Нет. Я набрал его номер 18 августа, однако он был вне зоны доступа. На связь сын не вышел, пришлось идти в милицию писать заявление о его исчезновении. Признаться, на правоохранителей наша семья не очень-то надеялась, поэтому начали искать Валю с помощью родственников, друзей, знакомых. Нам передали, что его и еще нескольких человек якобы задержала на симферопольском вокзале так называемая самооборона (но это, скорее всего, была неправдивая информация). Дошли также сведения, что сына видели в здании ФСБ.
Только через две с половиной недели после ареста Валентина российские власти удосужились сообщить об этом в украинское консульство в Москве. В документе коротко указывалась причина ареста: нарушение статьи 183 — сбор коммерческой информации. О шпионаже поначалу речи не было. К тому времени, когда пришло уведомление в консульство, я уже знал от надежных людей, что Валя находится в Москве в следственном изоляторе «Лефортово».
Шестилетнему сыну Валентина мы не сказали, что стряслось с отцом. Однажды при внуке произнесли слово «тюрьма», так он так испугался, что больше об этом в его присутствии не проронили ни слова. Решили говорить, что папа в командировке.
— К Валентину пустили украинского консула?
— Да, но только через восемь с половиной месяцев после ареста! А моей жене разрешили встретиться с сыном через девять месяцев. Вскоре после того, как он попал в «Лефортово», с ним виделся только один человек, которому мы доверяем, — российский правозащитник Зоя Светова. По ее словам, Валентин тогда выглядел запуганным, подавленным. Откровенно поговорить со Световой сын не мог. Встреча проходила в присутствии представителя администрации «Лефортово», который пресекал «крамольные» разговоры: не позволял Зое расспрашивать, а Вале рассказывать о сути уголовного дела и о пытках.
— Ну, а консулу ваш сын что-либо существенное сообщил?
— Нет, ведь его разговор с дипломатом тоже проходил под контролем, причем двоих тюремщиков. Они разрешали говорить лишь на нейтральные темы. Если им что-то не нравилось, решительно прерывали собеседников. То же самое было во время свидания Вали с матерью. Единственное, что сыну удалось сказать моей жене: «Здесь умеют «уговаривать».
Насколько мне известно, представители российского консульства встречаются тет-а-тет с двумя гэрэушниками — Ерофеевым и Александровым, которых сейчас судят в Киеве.
— Вы присутствовали на судебном заседании по делу вашего сына?
— Нет, ведь процесс был закрытым.
— Когда к защите украинских политзаключенных Николая Карпюка, Станислава Клиха, Геннадия Афанасьева, Александра Костенко подключались независимые адвокаты, общественность узнавала о страшных пытках, которым подвергались узники. Издевательствами и угрозой расправиться с родственниками ФСБ заставляла их оговорить себя. Есть возможность нанять незаангажированного защитника для вашего сына?
— Пока нам это не удалось. Одна из главных причин — то, что дело Валентина проходит под грифом «совершенно секретно». Адвокат должен получить допуск к работе с документами, содержащими государственную тайну, а это очень непросто.
Сейчас у сына защитник, которого назначили российские власти. С помощью адвоката Валентин подал кассационную жалобу на приговор Московского областного суда. Кассация должна быть рассмотрена в ближайшее время.
— Российские власти разрешают переписываться с сыном?
— Только с помощью писем с ним и общаемся. Бывает, цензоры зачеркивают отдельные места. Сыну не запрещают ругать в письмах российскую власть и даже Путина, а вот по сути его дела сообщать ничего не разрешают.
— Удается передавать в тюрьму вещи, книги?
— Вся наша семья верующая. Мы — мормоны, приверженцы одной из ветвей христианства — Церкви Иисуса Христа Святых последних дней. Администрация «Лефортово» позволила передать Валентину Библию, но вот Книгу Мормона вернула. Что касается других книг, сын может брать их в библиотеке «Лефортово».
Посылки с продуктами и вещами приходится отправлять из России — из Украины не получается. На посылки и другие нужды, связанные с поддержкой сына, нужно много денег. Спасибо церкви, которая выделяет нам определенные суммы.
— Украинские власти вас каким-либо образом поддерживают?
— Да, Министерство иностранных дел Украины оказывает нам организационную помощь. Например, накануне новогодних праздников нас, родственников украинских узников, собирали в МИДе. О подробностях говорить пока преждевременно, скажу лишь, что речь шла о дальнейших шагах по оказанию им помощи.
Среди возможных вариантов — договоренность с российскими властями об отбывании наказания осужденных политзаключенных в Украине или их обмен на пленных.