Здоров'я та медицина

Печально известный закарпатский травматолог опять в центре скандала: на этот раз пациент скончался

6:30 — 16 лютого 2016 eye 8284

На Раховщине новый скандал: в реанимации районной больницы умер 21-летний студент-пятикурсник Львовской политехники Михаил Глеб. 18 января парень, приехавший на каникулы к родителям в село Квасы, пошел с компанией в горы, в местное урочище Ретивка. Подъемников там нет. Ребята поднимались пешком с лыжами на плечах.

Когда Миша решил еще раз перед возвращением домой проехаться, его выбросило с лыжни и он врезался в дерево. Травмированного парня родители сразу же отвезли в больницу. Благо сосед, у которого был микроавтобус, вызвался помочь.


*Михаил Глеб был жизнерадостным и трудолюбивым парнем. Мечтал после института уехать куда-то на заработки, чтобы собрать денег на покупку квартиры

— В приемном отделении у сына диагностировали переломы локтевого сустава левой руки и левого бедра, — говорит Мишин отец Михаил Иосифович. — И тут я совершил роковую ошибку: раздобыл телефон заведующего травматологией и стал ему звонить.

— Вы знали этого врача? — спрашиваю Михаила Иосифовича.

— Мы с Романом Васильевичем Таранцом (фамилия врача изменена. — Авт.) в разные годы служили в Афганистане. Встречались ежегодно 14 февраля, в день вывода советских войск из этой страны. Я хоть и знал его мало, но подумал, что афганец афганцу поможет: сделает для сына все возможное. Тем более он кандидат медицинских наук. Уважаемый человек. Спросил его: «Посмотрите моего Мишу?» Он согласился.

Доктор пришел, сказал, что ничего страшного нет. Я предложил: «Возможно, лучше отвезти сына в областную больницу, в Ужгород или Ивано-Франковск? У нас есть такая возможность». Но Таранец ответил: «Нет-нет. Мы его прооперируем здесь. Эта операция несложная».

Сыну наложили на руку гипс, положили ногу на вытяжку. Врач сказал, что на бедро нужно поставить титановую пластину, что будет стоить 10 тысяч 200 гривен. Я перечислил деньги на банковский счет: получателем был какой-то человек по фамилии Коротыш из Черкасс.

С первого дня у сына держалась температура: утром 37,4, вечером — 38,5. Ему было тяжело дышать, он жаловался на боль в груди, визуально левая сторона грудной клетки была увеличена. Я сказал об этом Таранцу. Тот ответил, что его осмотрит терапевт. Терапевт приходил дважды, был возле сына не более минуты, слушал его, и… молча уходил.

— Значит, врачи не оставляли его без внимания?

— Формально — да. Скажем, пульмонолог должен был прийти в среду. Но его кабинет оказался закрыт. Мне сказали, что осмотр может сделать и гастроэнтеролог, и я попросил его об этом. Врач посоветовал делать сыну легкий массаж спины. Чтобы он дул в трубочку, разрабатывая легкие.

— Когда же пришел пульмонолог?

— Лишь на четвертый день. Прослушал легкие и молча ушел. На пятый день, 22 января, в пятницу, сына взяли на операцию с температурой 38,5, хотя при высокой температуре операцию обычно откладывают. Недавно из своих источников мне стало известно: кардиолог своего разрешения на операцию не дал. По каким причинам, непонятно. Получается, из всех врачей только один оказался на высоте. Но… его запрет проигнорировали. Почему? Напрашивается один ответ: пластина за 10 тысяч гривен была уже нами куплена у человека, счет которого дал Таранец. Доктор, по-видимому, имел какой-то процент. Поэтому спешил отработать заработок. Должно быть, именно это, а не запрет кардиолога, поставили во главу угла.

Сыну наложили на сломанное бедро титановую пластину. Сказали, что операция прошла нормально. Но у Миши по-прежнему были проблемы с дыханием.

Врач-анестезиолог после операции сказал мне: «Что-то он так тяжело дышит… Может, он боится?» Я бросился к лечащему врачу Таранцу: «Что с сыном? Почему Мише трудно дышать?» Тот ответил: «Это не ко мне». Говорю: «Давайте я отвезу его в Ивано-Франковск, если что-то не так». «Зачем? — возразил Таранец. — Все нормально. Все пройдет». И сына тут же… увезли в реанимацию.

— Наверное, та ночь стала решающей, — говорит мама Миши Юстина Васильевна. — Но, похоже, врачи продолжали находиться в неведении: не давали нам никакого списка лекарств. Сын стал спрашивать меня: «Мама, почему я в реанимации?» Говорю: «Сынок, так нужно».

Утром 23 января я привезла Мише еду. Он по-прежнему дышал тяжело и редко. Был бледный, холодный. Спросил, где папа. Съел немного бульона. Врач-реаниматолог сказал: «Что-то он у вас такой бледный. Вы что, мясо ему не даете?» «Даем, — говорю, — но осторожно. Он студент, у него гастрит, он старается кушать диетическое». Сын выглядел неважно: ел и засыпал на ходу, задыхался. Около часа дня я принесла йогурт. Реаниматолог сделал замечание: «Вы его перекормите». Сын уже лежал с двумя трубочками в носу, его подключили к кислороду.

После часа дня, в день Мишиной смерти, врачи наконец забегали! Только тогда нам дали список лекарств для лечения легких. Собирались в реанимации по пять-шесть докторов. Нас, родителей, туда уже не пускали. Разрешили зайти только Мишиной девушке Лесе. По ее словам, он лежал под кислородной маской, говорить не мог, был как в бреду, глаза мутные. Я молилась возле реанимации. Даже через двери были слышны его тяжелые хрипы, сын еще пытался дышать легкими, которые уже не работали.

Мы сняли Мише отдельную платную палату, чтобы после операции он не оставался в комнате на семь человек. Я пошла туда.

— В 16 часов увидел, что врачи стали выходить из реанимации с такими лицами… — вспоминает Михаил Иосифович. — Лечащий врач Таранец открыл рот, чтобы что-то мне сказать, но я остановил его: «Не надо. Все понятно». Потом повернулся к докторам и говорю: «Я этого так не оставлю. Я отомщу». Тут же позвонил в милицию и прокуратуру. Пришел в палату к жене: «Все. Умер наш сынок…»

— Что показало вскрытие?

— Я не захотел, чтобы Мишу вскрывали в больничном морге. Его отвезли в Ужгород. Кроме переломов, у сына оказался ушиб левого легкого, посттравматическая пневмония, острая легочно-сердечная недостаточность. То есть врачи все внимание обратили на лечение ноги и руки, не замечая, что больной умирает от воспаления легких… За время лечения ему делали и кардиограмму, и анализы крови и мочи, и рентген. Только слепой мог не увидеть на рентгенограмме белые пятна в легких — очаги воспаления, или то, что СОЭ в крови повышено. Почему же все бездействовали? Я не вижу тут какого-то умысла. Просто ужасное безразличие, которое стоило моему ребенку жизни.

— Вы знали, что Таранец находится под следствием по уголовному делу о медицинской халатности как подозреваемый? В сентябре 2015 года к нему поступил 29-летний Павел Веклюк, попавший в аварию на мотоцикле и получивший несложный перелом ноги. Доктор не обращал внимания на жалобы больного: сильно болела нога, потерявшая чувствительность. В результате время было упущено, началась гангрена, и конечность пришлось ампутировать. «ФАКТЫ» об этом писали.

— Я не знал, что он проходит по делу…

Правоохранители сработали оперативно. В тот же день, когда умер Михаил Глеб, Раховское отделение полиции открыло криминальное производство по статье «Ненадлежащее исполнение профессиональных обязанностей». За пять месяцев это уже второй инцидент в Раховской районной больнице. Следствие по первому уголовному делу еще не закончено: проводятся экспертизы. И опять фигурантом проходит завтравматологией.

Примечательно, что в сентябре 2015 года, после того как его пациенту Павлу Веклюку врачи областной больницы, спасая жизнь, ампутировали ногу, тот самый районный доктор… улетел на курсы повышения квалификации в Австрию, затем сходил в отпуск и, как ни в чем не бывало, вернулся на работу. В городке говорят, что это не первые проколы врача. Якобы еще в двух случаях лечение у Таранца закончилось ампутацией. Пострадали мужчина и мальчик. В суд они не обращались. В маленьких городках, где все друг другу кумовья, друзья и братья, это заведомый проигрыш. Кроме того, народная молва утверждает: Таранец чувствует себя так вольготно, потому что имеет высокопоставленного родственника в системе здравоохранения.

Тогда, полгода назад, «ФАКТЫ» были готовы предоставить доктору Таранцу, подозреваемому в совершении преступления, возможность высказаться. Но он общаться отказался. Позвонила я ему и на этот раз.

— Уважаемая! Он умер в реанимации, а не у меня в травматологическом отделении!

И бросил трубку, похоже, исчерпав единственный аргумент.

Главврач Раховской районной больницы также отказался от комментариев, заявив, что даст интервью только «по указанию соответствующих официальных органов».

— Не могу поверить, что Миши больше нет! — плачет Юстина Васильевна. — Он же такой жизнерадостный был. Умел утешить в трудный момент. Не пил, не курил, играл в футбольной команде института. Был трудолюбивый, активный. Встречался с девушкой. Они мечтали после института уехать куда-то на заработки, чтобы квартиру купить. Деток со временем завести…

Сынок не понимал, что умирает. Строил планы. Разговаривал, лежа в палате, по мобильному с друзьями. Мы думали, что защитили Мишу: муж все время был рядом, даже ночевал в больнице. Врач — знакомый. Все под контролем. Но теперь я поняла: никогда не надо быть ни в чем уверенным. Лучше перестраховаться миллион раз.

— Вы могли привезти консультантов из другой больницы, настоять на переводе в областную, в конце концов, отвезти сына туда сами. Больной имеет на это право. Больница ведь не тюрьма. «Скандалить, поднять шум, идти на любые уловки, просьбы и даже шантаж, кричать, плакать, хватать врачей за халаты не стыдно, когда речь идет о спасении родных…» — это слова из моего материала десятилетней давности. Их говорила мать умершего от врачебной ошибки парня.

— Боже мой, как я ее понимаю! Но мы простые люди. Верим докторам, как богам. Люди боятся высказывать претензии врачам, чтобы не навредить. А потом хоронят своих детей…

— Что говорят медики? Мишу можно было спасти, если бы сразу диагностировали ушиб легкого и посттравматическую пневмонию? — спрашиваю у отца Миши.

— Сам хочу это выяснить. У докторов было достаточно времени, чтобы понять, что происходит с моим сыном. Я многих из них об этом спрашивал. Одни медики, из компании Таранца, говорят, что тот все делал правильно. Другие просто молчат и отводят глаза…