Под Киевом действует уникальный центр психологической реабилитации детей, пострадавших от войны
«ФАКТЫ» рассказывали, что неподалеку от столицы организовали реабилитационный лагерь для детей из зоны АТО. Тогда прямо в лесу волонтеры за считаные дни разбили палаточный городок, а неравнодушные люди обеспечили маленьких беженцев продуктами и предметами гигиены. Позапрошлым летом, когда в Донбассе начались активные боевые действия и местные жители массово отправляли детей на мирную территорию, никто не думал, что это растянется на годы, а временный лагерь в лесу под Киевом станет центром психологической реабилитации для тысяч ребятишек, чьи души искалечила война.
Реабилитационный лагерь «Лесная застава» расположен в сосновом бору возле райцентра Дымер в 45 километрах от Киева. Волонтеры отремонтировали корпуса заброшенного санатория, и теперь здесь круглый год принимают ребят из прифронтовой зоны и оккупированных территорий, переселенцев, а также детей украинских защитников. В лагере живут по необычным правилам, и это ощущается с порога. Дети шумно бегают по корпусам и свободно обмениваются шутками со взрослыми, старшие ребята опекают младших: помогают им одеваться, если нужно идти на прогулку, и водят за руку в столовую. Еще удивило, что ребятишки без стеснения льнут к психологам, чтобы погреться в их объятиях.
Когда корреспондент «ФАКТОВ» приехала в лагерь, там как раз начиналось групповое занятие «Травма войны» для старших детей, и мне предложили в нем поучаствовать. Но предупредили, что занятие эмоционально сложное, даже болезненное. Кроме того, подростки с большим трудом доверяют свои переживания посторонним. В игровой комнате собрались ребята из Марьинки и дети бойцов АТО из Одесской области, сели на полу в круг. Понимая, что сейчас каждому предстоит обнажить свои душевные раны, подростки занервничали. Один стал выдергивать нитки из ковра, другой отвернулся к окну, третий теребил рукав свитера… Но психологу удалось выстроить мостик доверия, и ребята начали потихоньку включаться в работу.
По просьбе психолога подростки нарисовали мучающие их ночные кошмары. От детских рисунков у меня мороз пошел по коже: висельник в петле, мальчик, падающий с крыши многоэтажки, объятый пламенем дом, в который попал снаряд, одиноко стоящая на кладбище девочка… Как потом объяснила мне психолог, так выражается страх смерти. Эту тему дети обсуждали неохотно, больше отмалчивались. Неожиданно худенький подросток с большими печальными глазами поднял руку: «Я не смог это нарисовать. Можно передать словами?»
— Мы жили хорошо, у нас была ферма, но потом папа уехал на фронт, — говорит сын мобилизованного бойца. — Перед отъездом отец сказал: «Ты уже взрослый, оберегай маму и присматривай за хозяйством». Я старался, не хотел подвести отца. Однажды пошел играть с ребятами в футбол и вдруг смотрю: по дороге мчатся пожарные машины. У меня заболело сердце, сразу понял: это к нам, это моя вина… Пожар уничтожил все, что мы имели. С тех пор я в футбол не играю.
Дальше подросток рассказывать не смог: выбежал в слезах. Психолог долго успокаивала его в коридоре.
— Дети войны рано взрослеют, это маленькие старички, придавленные чувством вины и ответственности, — объясняет психолог и директор реабилитационного лагеря «Лесная застава» Ирина Сазонова. — Однажды в наш лагерь приехал сынишка погибшего украинского воина. Его отца взяли в плен, жестоко пытали, а затем убили. Мама с огромным трудом разыскала и вернула тело на родину. Рассказывая об этом психологу, девятилетний мальчик говорил: «Я не злюсь, я всех прощаю». При этом расковырял ладошку канцелярской скрепкой, разодрав кожу до крови. Дети, которые так или иначе соприкоснулись с войной, нередко сдерживаемую злость оборачивают против себя. Мы вынуждаем ребят проявлять «законсервированные» боль, страх и агрессию, переживая их в игровой форме. Только так можно обуздать «травму войны».
— Судьба каждого ребенка — отдельная трагедия, — вздыхает Ирина Сазонова. — На территории лагеря начали строить небольшой храм. Как-то семилетний мальчик из Кировограда спросил психолога: «Что это вы строите? Капличку? А для чего она нужна?» — «Это место, где можно разговаривать с Богом». — «Давайте пойдем туда вместе», — попросил ребенок. Зашли, постояли, помолчали. «Что ты попросил у Бога?» — поинтересовалась психолог. «Я поблагодарил его, — ответил мальчик. — За то, что осколок попал папе в грудь, а не в сердце. Иначе бы он умер». Через три дня после этого случая за мальчиком приехала старшая сестра. Я позвонила маме детей: «Зачем забираете сына? Мы только начали приводить его в чувство». «Мой муж умирает в госпитале, — заплакала в трубку женщина. — Врачи сказали, проживет еще максимум сутки. Пусть сын попрощается с отцом…»
Однажды девятилетняя девочка из прифронтовой зоны на уроке арттерапии нарисовала страшный рисунок. Из него мы поняли, что ребенка изнасиловал солдат… В другой раз волонтеры привезли 13-летнюю школьницу: «Ее нужно спасать! Сделайте, что можете». И рассказали жуткую историю: девочка подверглась насилию со стороны боевика «ДНР». Узнав об этом, один из украинских телеканалов пригласил ее маму на ток-шоу, разумеется, заплатив за участие в съемках. А мама привезла с собой дочь, и ее показали на всю страну. После этого над девочкой начали издеваться одноклассники и соседские дети.
Думаете, это единичные случаи? Отнюдь. Священник-волонтер пересказал мне разговор с директором одной из школ в серой зоне. Этот небольшой населенный пункт часто переходил из одних рук в другие. В результате 14 школьниц родили малышей от солдат враждующих сторон и еще несколько девочек ходят беременные. Возраст юных мам — с седьмого по одиннадцатый класс. Благо директор школы мудрая женщина. «Раз Бог дает детей, значит, он с нами, — говорит она. — Девочек доучим и поставим на ноги, а их детишек — выкормим. И не важно, кто от кого родился».
Прошлым летом у нас отдыхали два братика из Попасной. Война разделила их семью: мать поддерживает Украину, отец воюет за «ЛНР». А тут в лагерь приехали бойцы украинской армии. Братики облепили их командира и, заглядывая ему в глаза, спросили: «Можно ты будешь нашим папой?» Парень смутился: «Да я еще очень молодой для этой роли». «Ну тогда хотя бы… сфотографируйся с нами, — попросили дети. — Мы будем всем показывать этот снимок и говорить, что у нас есть папа. Другие ребята рассказывают, что их папы воюют за Украину или их убили. А мы молчим…»
Нашу беседу то и дело прерывают звонки на мобильный Ирины. На плечах этой хрупкой женщины держится вся жизнь лагеря. Она решает вопросы ремонта корпусов, доставки продуктов, привлечения специалистов по реабилитации, организации обучения детей в местной школе, ищет денежные средства. Дело в том, что лагерь «Лесная застава» не имеет финансирования, психологи, воспитатели, повара трудятся здесь бесплатно. Обычно детей в лагерь доставляют волонтеры, а вопрос оплаты проезда решает Ирина. Вот и в этот раз ей позвонили с просьбой принять 30 детей из Алчевска (это оккупированная территория). Ирина тут же набрала подругу: «Нужно найти шесть тысяч гривен на дорогу. У кого мы еще не просили денег?»
Коллега Ирины по секрету рассказала мне, что полтора года назад, когда «Лесная застава» только открылась и сюда каждую неделю привозили новую группу детей, Ирина Сазонова пожертвовала на обустройство лагеря все семейные сбережения. Она с мужем много лет копила на квартиру в Киеве, но решила, что приютить и обогреть детишек из зоны АТО куда важнее. Это при том, что в семье Сазоновых только родился первенец.
— Деньги на проезд детей из Алчевска обязательно найдутся, — говорит Ирина. — Финансовые проблемы возникают у нас каждый день. Бывает, сижу совершенно опустошенная и злюсь на войну, на тех, кто топчет мой родной Донецк… А тут по коридору проходят наши дети: «Привет, Ира!» И я чувствую, что ради них горы сверну. В этот момент неизвестно откуда у меня появляется энергия, и находятся самые неожиданные решения.
— Особенность нашего лагеря в том, что здесь с ребятами работают кризисные психологи, или, как их еще называют, «психологи войны», — говорит Ирина. — Для нас проводили мастер-классы лучшие специалисты в этой области из Великобритании, Израиля, Грузии. Они передали нам свой опыт, как побороться с «травмой войны», как обучать людей противостоять болезненному и тяжелому. Сейчас психологи штаба Ахметова консультируют сотрудников нашего лагеря, помогая предупредить «профессиональное выгорание».
Здесь нужно объяснить, что именно штаб Рината Ахметова обучил украинских психологов по курсу «Травма войны». Проведя социологические исследования, штаб выяснил: 93 процента жителей наиболее пострадавших населенных пунктов Донецкой и Луганской областей пережили травмирующие события и нуждаются в квалифицированной психологической помощи. В первую очередь война повлияла на детей. У них массово наблюдаются нарушения сна и поведения, повышенная тревожность, заикание, энурез, психосоматические заболевания. В 2014 году штаб срочно организовал курс «Травма войны», подключив ведущих мировых специалистов. С их помощью было подготовлено 250 «психологов войны», которые сейчас работают в разных городах Украины. Только в прошлом году кризисные психологи штаба оказали помощь более 40 тысячам детей и взрослых по обе стороны линии соприкосновения.
*Опекая одиноких стариков из окрестных сел, дети снова чувствуют себя сильными и нужными и избавляются от синдрома жертвы (фото со страницы лагеря «Лесная застава» в «Фейсбуке»)
— Наш подход к реабилитации детей изменила семилетняя девочка из Славянска, — продолжает Ирина Сазонова. — Однажды в лагерь приехали волонтеры, чтобы провести с детьми игру «Зарница», и привезли с собой пневматические ружья. Когда девочка увидела людей в камуфляже и с оружием, с ней случился приступ паники. Она кричала, царапалась, еле успокоили. Через какое-то время малышка подошла к волонтерам и попросила… научить ее стрелять. А затем сказала: «Я думала, что убивает оружие. А сейчас поняла: убивают люди, а не оружие». И спокойно пошла играть в куклы.
После этого случая мы поняли: не нужно ограждать детей от вида оружия и разговоров о войне. Ведь после отдыха в лагере ребята вернутся домой, где ходят люди с автоматами и разрываются снаряды. Наша задача — научить детей жить с этим и здраво относиться к происходящему. Например, мальчики-подростки, проживающие в зоне боевых действий, считают себя неудачниками. Только потому, что не могут защитить маму или младших братиков и сестричек от войны. Расскажу такой пример. На днях, узнав, что Марьинку снова начали обстреливать, старшие ребята собрали вещи и среди ночи пришли ко мне: «Отвезите нас на вокзал. Мы должны быть дома и защищать свои семьи».
Похвастаюсь: психологи нашего лагеря изобрели действенный метод снятия синдрома жертвы и неудачника. Для этого мы вовлекаем детей в волонтерское движение. Выполняя функции волонтера, ребенок переходит из роли жертвы в роль активного деятеля, а иногда даже героя. В январе, когда стояли сильные морозы, мы возили ребят в приют для бездомных собак. Вместе со взрослыми-волонтерами дети носили сено и утепляли клетки, спасая собак от холода. Также ребята опекают одиноких бабушек и дедушек из окрестных сел. Привозят им испеченное своими руками печенье или пиццу, помогают по хозяйству, скрашивают одиночество стариков разговорами.
*Эти пряники в форме сердечек ребятишки испекли сами, затем продали, а вырученные деньги передали в Дома малютки, расположенные в прифронтовой зоне
А еще мы с детьми готовим сухие борщи. В зоне постоянных обстрелов, где часто пропадает электричество и нет подачи газа, такие овощные наборы — настоящее спасение. Из одного пакета можно приготовить на огне пятилитровую кастрюлю борща всего за десять минут. Возвращаясь домой на охваченные войной территории, дети раздают пакеты с сухими борщами многодетным семьям и самым нуждающимся. Кроме того, мы учим ребят оказывать первую медицинскую помощь. Все это не только позволяет ребенку ощутить себя сильным и нужным, но и помогает бороться с синдромом, как мы его назвали, «я дитя войны, мне все должны».
Покидая лагерь, я спросила директора, какая помощь требуется. Наши читатели очень отзывчивые и наверняка откликнутся. Ирина замялась. Видно, что ей неудобно просить.
— Больше всего я буду рада, если о нашем лагере узнает как можно больше людей, — сказала женщина. — И сюда приедут дети, которым требуется помощь кризисных психологов.