Известному писателю, живому классику и патриарху юмора, исполняется 82 года
Выступления Михаила Жванецкого моментально разбираются на цитаты. Сатирические произведения живого классика и патриарха юмора не раз становились сценариями короткометражек. Его миниатюры исполняли Аркадий Райкин, Сергей Юрский, Евгений Леонов, Роман Карцев и Виктор Ильченко. Собственные произведения Михал Михалыч читает со сцены в свойственной только ему ироничной манере. Как утверждают почитатели творчества народного артиста, его остроты вполне можно использовать в тестах по проверке IQ и личностного развития. Сам мэтр сказал в одной из своих миниатюр: «Юмор — это редкое состояние талантливого человека и талантливого времени, когда ты весел и умен одновременно. И ты весело открываешь законы, по которым ходят люди…»
— Михал Михалыч, каковы эти самые законы и как по ним работается сегодня?
— Мне не нравится слово «работаю». Я не работаю, а так… Балуюсь, иногда что-то пописываю. Исключительно от руки, никаких благ современной техники в виде компьютера, ноутбука или планшета. Как по мне, они отвлекают от мысли. Я навсегда запомнил высказывание моей мамочки: «Не сиди просто так — думай!» Вот я постоянно над чем-то либо о чем-то думаю. На своем родном, одесском, языке. Короче, английского не понимаю, образование — техническое, опыт — только жизненный, теорию сочинить не могу, правила некоторые — придумал. Мне не хватает такого моря всего!.. Кроме самого необходимого. Где его храню — никогда не расскажу (улыбается). Не пишется — покопаюсь в своих архивах. В них столько недописанного!
— Привыкли жить с размахом и с запасом заодно.
— В творчестве — безусловно, иначе не получается. Я не веду дневников, не пишу мемуары. Еще, бывает, что-нибудь услышишь «в массах». Ведь у меня ухо очень обостренное. Слух неважный, а ухо — обостренное, к тому же интуиция присутствует, а это — уже немало. С молодости фиксировал все: ситуации, шутки, сценки. Излитое на бумагу сначала читаю друзьям. За столом. Если не реагируют, не смеются, я… подливаю им спиртное и еще читаю. Чтобы не терпеть крупный провал в крупном городе, предпочитаю стартовать с мелких, где и провалы соответственно меньше.
— К какому разряду отнесете Одессу?
— Вне разрядов, вне рамок, вне конкуренции. Вы будете смеяться, но ответственнее всего для меня выступать в родной Одессе. Ведь здесь не шутят, здесь просто так мыслят и разговаривают. Попробуйте таких рассмешить. Нет одесского юмора, нет одесской литературы. Есть юмор, вызывающий смех, а есть шутки, вызывающие улыбку сострадания.
— Вы как-то сказали, что юмор — это спасение.
— Да, если он не насаждается насильно, в огромном количестве, без учета качества.
— Прямо, как у Райкина: «Мне платят не за какчество, а за коликчество…»
— Десятилетия минули, а как актуально! Только я был и остаюсь ярым противником этого самого «коликчества», которое, увы, наблюдается у нас и сейчас. Это не юмор. Это что-то такое чуть пониже. Я бы сказал так: не можешь брать за душу — бери ниже, там начинается печень. Не можешь брать за печень — бери еще ниже. И заканчивается эта шутка так: он забудет, что ты говорил, но не забудет, за что ты его брал.
Юмор хорош только непреднамеренный и непредсказуемый. Юмор — это не хохот. Юмор — это вспышка в темноте. Реакция на это — много вспышек в темноте. Я считаю, что настоящее искусство — это когда мурашки побежали по телу. Знаете, когда неожиданно для тебя и независимо от тебя вдруг побежали мурашки. В зрительном зале или где-то. Это значит, ты встретился с настоящим искусством, что-то в тебе откликнулось.
— В Одессе вам развернуться не давали. Из-за этого пришлось мигрировать?
— Несколько раз. Хотя поначалу все шло нормально. Без особых проблем поступил после школы в институт инженеров морского флота. Правда, мне сразу посоветовали не идти на «плавающие» факультеты — судоводительский или судомеханический. Для плавательной практики требовалась заграничная виза, а это — КГБ, партком, обком. С моей «пятой графой» равносильно смерти. Предупредили: «Держись берега». Окончил вуз по специальности «Инженер-механик подъемно-транспортного оборудования портов». Там же, на студенческой сцене, впервые начал исполнять свои миниатюры и монологи. После — годы непростой работы: сначала в Одесском морском торговом порту сменным механиком. Восемь лет погрузки-выгрузки, разъездов на автопогрузчике, сидения в пароходе, в трюме, в угле, когда видны только глаза и зубы. Там я мужал.
— Готовились к вояжу.
— Теперь можно сказать и так. В 1962-м во время гастролей в Одессе Ленинградского театра миниатюр состоялась встреча с главным сатириком страны Аркадием Райкиным. Он взял мои произведения, изучил, несколько поставил в своем театре и пригласил меня (два года спустя!) на должность завлита. Так случилась первая миграция — в Ленинград, где вместе с Райкиным поставили программу «Светофор», в которой впервые прозвучали миниатюры «Авас», «Дефицит», «Век техники». К счастью, это позади.
— Почему «к счастью»?
— Не потому, что это было плохо, а потому, что это было. Работать на шефа можно в молодые годы — в любом месте, не обязательно на эстраде. Не обязательно в СССР. Я работал на шефа, написал для него много хорошего, он прекрасно это исполнил. Отдельные вещи исполнял хуже, чем мог бы прочесть их я — он не всегда чувствовал специфику. Я ему очень благодарен за то, что, находясь на самой вершине, он подал мне руку. Еще — Роме Карцеву, Вите Ильченко. Работая в театре, написал более 300 миниатюр и монологов для Ромы Карцева и Вити Ильченко. Именно с ними в 1970 году вернулся в родной город и стартовал второй раз за жизнь, создав Одесский театр миниатюр. Вскоре к театру пришел успех, начались гастроли по стране. По авторским произведениям были поставлены спектакли «Птичий полет», «Политическое кабаре», «Моя Одесса», «Престарелый сорванец».
Известность пришла не в родном городе, а в Москве — в театре миниатюр (впоследствии «Эрмитаж»), куда пригласили в 1972 году. Помнится, годы спустя известные деятели искусств сознавались: «К твоим монологам трудно было остаться равнодушным». Я же, провинциальный одессит, рубил с плеча: «Возьмите в рамочку — и запомните на всю жизнь». Тогдашняя Москва отличалась многомиллионным населением, изобилием правительственных структур, а также театров, студий, других заведений. Так сказать, культуры. Потому там было проще затеряться, спрятаться от вездесущей цензуры.
— А еще много творческой интеллигенции, свезенной туда со всех уголков СССР.
— Нет, не верно — державы, которая была собрана пограничниками и, так сказать, перепоясана. После этой державы, распавшейся, несмотря на «опояску», появились самостоятельные новообразования. Они борются за то, чтобы стать государствами — Россия, Украина, Казахстан… Мы должны уважать и, в конечном итоге, полюбить это государство. Затем оно должно непременно полюбить нас — в ответ. Как в Одессе полюбили меня и назвали бульвар. На моем 75-летии мы набрали коньяка, водки, закуски и прямо со сцены замечательного Одесского оперного приехали туда, на Бульвар Жванецкого. Пили прямо на скамейке, потом я — под скамейкой. Напились вдрабадан! Помню, я буйствовал: «Буду здесь жить! Поставлю какую-то избушку, прямо на асфальте…» Где еще отыщешь бульвар своего имени? Не скрою, мне это безумно приятно. Главное, это случилось при моей жизни! Теперь я уже не должен гадать, что же будут делать после меня.
— На то она и родина.
— Вот когда оно, это самое государство, полюбит нас, это и будет родина! Три ступени: держава, государство, родина. Категорически не приемлю тех, кто работает патриотами. Когда гляжу на таких, сразу ловлю себя на мысли: они зомбированы — все мрачно и крайне серьезно. Это называется у них любовь к родине. Без юмора, более того, без секса. К такому патриотизму приводит неизменно одно — отсутствие самоиронии.
Раньше у нас была национальная идея — победа, сейчас — патриотизм. Мы в нем живем и им занимаемся. Это всегда нужно, это всегда должно быть в душах, это есть. Если президент говорит: «Надо», у меня своей идеи взамен этой нет. Я думаю, что президент эту идею как-то подхватил в результате того, что сейчас много военных расходов и много военных действий — и там, и тут. Сейчас идет борьба именно за то, чтобы выявить, кто патриот, а кто нет. Ну вот, значит, и будем бороться за то, чтобы все были патриотами…
— Вспоминается: «Украина и Россия — два куста смородины, пограничник охраняет родину от родины»…
— Когда б только пограничник! Границы, разграничения существовали всегда. Зачем больше, когда Москва всегда была и остается чем-то над, чем-то сверх… Ощутил это еще в совковые семидесятые, восьмидесятые.
Однажды меня пригласил в гости Юра Визбор, песни которого любили и любят все. Однако к тому времени его уже знали как Бормана из «Семнадцати мгновений весны». В квартире у него, как правило, собиралось немало друзей. Он играл на гитаре, пел, попросил, чтобы я что-то прочитал «из своего». Прочитал — все смеялись, шутили. В числе гостей у него были космонавты, но об этом я вспомнил позже, когда меня вдруг вызвали в Центр управления космическими полетами.
В то время космонавты Валерий Рюмин и Леонид Попов находились в длительном полете на орбитальном научно-исследовательском комплексе «Салют-6» — «Союз». Это был очередной рекорд длительности пребывания в космосе — 185 суток, во время которого основной экипаж принял четыре экспедиции посещения, в том числе три — международных. Привезли меня в Центр. Рюмин, плавая в невесомости, попросил: «Миша, прочти что-нибудь». Я оторопел: «Что читать?» Валерий сказал: «Да читай, что хочешь! Здесь, кроме нас двоих и ЦРУ, никто не услышит, а они, сам догадываешься, ни хрена не поймут…»
Я стал читать все: и собрание на ликероводочном заводе, и министр мясной и молочной промышленности, и самое остренькое. Успех среди них двоих был сногсшибательный (хорошо, что в невесомости находились). Когда они вернулись на землю, мы встретились, и ребята не могли забыть: «Миша, ты такое удовольствие, столько положительных эмоций нам доставил!» Здесь я возьми и скажи: «Знаете, я столько времени уже кручусь в Москве без прописки. Может быть, у вас есть возможность написать письмо «наверх»? Написали. Квартиру мне не дали, а вот прописку сделали. Жилищные вопросы довелось решать еще долго, но с тех пор я стал «столичным парнем».
Хотя признаюсь, больше и продуктивнее всего пишу в Одессе, летом. Потом — осенью, зимой и весной — выступаю с тем, что написал летом. Правда, должен признаться, это уже не та Одесса. Да, сегодня у нее прекрасный вид: функционируют роскошные магазины, ночные клубы, дискотеки, казино, рестораны. Все украшено, подкрашено, переоборудовано. Даже в чем-то напоминает декорации из картона и папье-маше, созданные в Голливуде для съемок очередного боевика. Видимо, со временем все будет заменяться на каменное, но пока — картонное.
Все будет, а вот тех людей, публики, неповторимой, ни с чем не сравнимой реакции, вероятнее всего, уже не будет. В сегодняшних залах очень не хватает той самой малооплачиваемой советской интеллигенции — она почти вся уехала. За достойной зарплатой. А еще тогда (порой оно сохранилось и сейчас), куда бы ты ни попал, всюду тебя судят. Каждое предприятие, учреждение — суд, райком — суд, жэк — и тот суд. Вот от этих «судов» и сбегали люди. Власть предержащие постоянно делали вид, что они не знают то, чего ты не знаешь. Сегодня власть — это своеобразный вид бизнеса.
— Извечный для всех находящихся на этой территории вопрос: «Что делать?»
— Сугубо мужской ответ: считать время по стрижкам, по книгам, если повезет — по женщинам. При рождении Бог каждому дарит часы. С одним условием: не заглядывай! Когда тебе вдруг напомнят, сколько уже отстучало, просто-напросто не мелочись. Ведь любая приличная цифирь состоит из нескольких составляющих. Лично я слежу только за первыми цифрами возраста. Остальные меня уже не интересуют. Живи! Надо будет, Бог покажет тебе часы.
Цитаты от Жванецкого
- «То, что при демократии печатается, при диктатуре говорится. При диктатуре все боятся вопросов, при демократии — ответов. При диктатуре больше балета и анекдотов, при демократии — поездок и ограблений. При диктатуре могут прибить сверху, при демократии — снизу, при порядке — со всех сторон».
- «Есть три пути развития: стоять на месте, лежать на месте и наш — лежать на правильном пути».
- «Украинцы и грузины, как молодожены, хотят жить одни. А россияне, как родители, хотят жить с ними».
- «Чиновник! Всегда помни, что ты взяточник! Тебе потом напомнят, но поздно будет… Бизнесмен, всегда помни, что ты мог тихо уехать из этой страны. Когда тебе об этом напомнят — хрен ты оттуда уедешь… Политик, всегда помни: наши люди пьют из чувства протеста. Как только пить перестанут, ты не спасешься!»
- «Есть свидетельство о рождении. Есть свидетельство о смерти. А где свидетельство о жизни?»
- «Если на одну чашу весов положить случайные связи, а на другую — хороший коньяк, я бы выбрал… Постой, а зачем их класть на разные чаши?»
- «Я был здоровым и думал: умру, когда захочу. А теперь понял: меня могут и не спросить».
- «Когда уходит любимый человек, говорят: „Время лечит“. Но когда оно вылечит — уйдет и время».
Фото в заголовке Сергея Тушинского, «ФАКТЫ»