Российская оппозиционерка Анастасия Леонова, подозреваемая в терроризме и связях с бандой «Лесника», была выпущена на свободу в связи с отсутствием доказательств. Во вторник Шевченковский суд принял решение о ее повторном заключении под стражу
«ФАКТЫ» писали об Анастасии Леоновой в январе этого года. На тот момент 34-летнюю россиянку одновременно называли предательницей России, агентом ФСБ, санинструктором батальона «Азов», бойцом Добровольческого украинского корпуса «Правый сектор» и террористкой из банды «Лесника». При этом о Насте достоверно было известно лишь то, что в России она неоднократно участвовала в антипутинских митингах, за свои взгляды была уволена с работы (она была сомелье в ресторане), приехала в Украину и стала волонтером. А в ночь с 9 на 10 декабря прошлого года была арестована Службой безопасности Украины по подозрению в терроризме и сотрудничестве с группировкой бывшего командира разведки «Правого сектора» Олега Мужчиля по прозвищу «Лесник». Никаких доказательств преступной связи российской оппозиционерки с «Лесником» Генеральная прокуратура тогда не предъявляла. Не находит их и сейчас. Тем не менее три месяца Настя провела в Лукьяновском СИЗО.
— Чем вы отличаетесь от россиян, которых так не любите за то, что они держат вашу Надю Савченко? — спросила судью Анастасия Леонова на очередном заседании. — Я рисковала своей свободой, выходя на митинги в Москве, чтобы Савченко освободили. А вы точно так же поступаете со мной.
Восьмого февраля Шевченковский суд Киева продлил срок содержания под стражей Анастасии Леоновой еще на тридцать дней. Выступая на суде, Настя сказала:
— Никакие материалы дела не подтверждают моего участия в планировании каких-либо террористических акций и причастности к террористам. Зато появилось много странных умозаключений — например, что я могла повлиять на нарушение мирных Минских договоренностей. Все это абсолютно бездоказательно. Пока все опрошенные свидетели утверждают, что я никоим образом с этим не связана. Меня обвиняют в том, что в декабре 2015 года (именно тогда, когда я лежала с тяжелейшим гриппом!) я якобы планировала совершать теракты, собирала информацию и так далее. Я давала показания при помощи детектора лжи, меня водили на негласные допросы, но на самом деле я понимаю, что меня просто пытают.
На вопрос судьи, с какой целью она приехала в Украину, Настя ответила:
— Собиралась остаться здесь жить. Я опасаюсь преследования в России. Прекрасно понимаю, что обратно мне хода нет, иначе получу реальный срок, не менее двадцати лет, — точно так же, как получили уже граждане Украины, которые тоже не совершили ничего противозаконного. Я была волонтером в батальоне «Правый сектор» и в полку «Азов». 31 августа 2015 года приехала в Киев, нашла работу сомелье, встречалась с друзьями, устраивала свою личную жизнь. И продолжала помогать тем, кто в первый раз выезжал в зону боевых действий, — я была санитарным инструктором.
— Если вы хотели проживать на территории Украины официально, почему пересекли границу страны неофициально? — поинтересовался представитель прокуратуры, ссылаясь на материалы дела.
— Я пересекла границу абсолютно официально — в аэропорту «Борисполь» 7 апреля 2015 года, — ответила Леонова. — Опросите пограничную службу, у них это отображено. А в телефоне, который у меня был изъят, есть фотографии страниц моего паспорта, где стоят отметки о выезде из России и въезде в Украину. Все абсолютно легально.
О «Леснике» Настя сказала, что была знакома с ним шапочно.
— Да, моя подзащитная пару раз виделась с ним на базе «Правого сектора», они говорили о буддизме, которым оба интересовались, — рассказывал «ФАКТАМ» адвокат подсудимой Виктор Губский. — В мобильнике Насти был номер «Лесника» — он обещал Леоновой помощь в получении вида на жительство в Украине. Несколько раз она лайкнула его посты в соцсети. Но это не повод для ареста и содержания под стражей.
Анастасию Леонову задержали в ночь на 10 декабря, как раз тогда, когда спецподразделение «Альфа» проводило на столичной Оболони спецоперацию по захвату группировки «Лесника». Настя в тот момент была на другом конце города, возвращалась из магазина в свою съемную квартиру, неся в руках бутылку вина и пакет молока. Во время обыска у нее дома не было обнаружено ни взрывчатых веществ, ни оружия, ни литературы экстремистского содержания. И все же россиянка была арестована. Она провела в следственном изоляторе три месяца. Из них двадцать дней — в одиночной камере. Доказательств ее вины за это время так и не нашли, поэтому в ночь с 5 на 6 марта россиянку наконец выпустили.
— Я на свободе. Пока что на свободе, — рассказывала «ФАКТАМ» Анастасия Леонова в понедельник, 13 марта, накануне последнего судебного заседания. — Хотя прокурор утверждает, что здесь у меня нет никаких социальных связей (какие они могут быть у «террористки»!), в Украине похоронен мой дедушка, тут живут мои дядя, тетя, двоюродные сестры, бабушка. После освобождения из СИЗО я осталась жить у родственников. Но покоя нет: в любой момент может прийти повестка, что через два часа должна явиться на следственные действия. При этом я не нахожусь на подписке о невыезде и не вышла из СИЗО под личное обязательство. Санкция статьи о терроризме, в котором меня подозревают, не предусматривает любой другой меры пресечения кроме содержания под стражей. Но меня выпустили на свободу! Почему? Да потому, что у следствия нет объективных причин держать меня в изоляторе, как нет и доказательств моей вины.
— Ваш адвокат говорил, что из трех месяцев заключения самыми трудными были двадцать дней в изоляторе СБУ.
— В Лукьяновском СИЗО условия лучше, это правда. Там новый женский корпус, горячая вода. И, конечно, нет сумасшедшего прессинга, как в изоляторе СБУ, когда к тебе каждые пять минут подходят с претензиями: не так сидишь, не так стоишь, не туда смотришь. Кроме того, здесь я жила не в одиночке, а в восьмиместной камере. Общалась с тюремным психологом — это очень помогало. Ко мне приходил адвокат — моя единственная связь с внешним миром…
— Были ли периоды полного отчаяния, когда не хотелось видеть ни психолога, ни адвоката?
— Я старалась не позволять себе отчаиваться. Рано просыпалась, делала зарядку. В отличие от сокамерниц, которые целый день смотрели сериалы и лузгали семечки, я старалась, насколько это было возможно, есть здоровую пищу, никогда не пропускала прогулки. В свободное время — а его было немало — осваивала итальянский язык по самоучителю, читала книги. Что касается самого сложного периода за эти три месяца, то это была голодовка, которую я объявила 12 января. Не принимала пищу 12 суток, только пила воду.
— Как на это реагировали окружающие?
— Сокамерницы предлагали поесть: «Мы никому не скажем». А потом сами же стали обвинять меня в том, что я ворую еду и потихоньку ем. Ни одна из них меня не поддержала. Следователи тоже реагировали странно. Сначала вызвали на допрос — нормальный, процессуальный, в присутствии адвоката и переводчика. А на следующий день вывезли на негласные следственные действия. Это вообще было что-то невообразимое.
Незнакомый мужчина, отказавшийся представиться, назвался моим новым следователем и пытался сделать мне «интересное предложение». Сразу спросила, где мой адвокат. «Мы его не приглашали», — был ответ. Я отказалась продолжать общение, объяснив, что мы в неравных условиях. Если бы я была свободна, могла бы выслушать его и принять решение. А раз меня привезли под конвоем, раз я подозреваемая — пусть этот так называемый следователь соблюдает мои права, вызовет адвоката и хотя бы представится. «Раз ты не разговариваешь со мной, я не буду представляться», — сказал он. Мне стало плохо — шел уже девятый день голодовки, я была очень слаба и измождена. Хорошо хоть конвой дал мне возможность подышать и прийти в себя перед тем, как отвозить в камеру.
Мой адвокат потом выяснил, что вывозил меня на «беседу» следователь, которого назначили заниматься моим делом только на следующий день. А когда он пытался сделать мне «интересное предложение» (мы до сих пор не знаем, в чем оно заключалось, но это явно была провокация), то вообще не имел права проводить допрос.
— Я понимала одно: у следствия нет доказательств, поэтому меня пытаются запугать, спровоцировать, сломать, — продолжает Настя. — После того случая адвокат уговорил меня закончить голодовку и со свежими силами продолжить борьбу. Я ведь голодала не для того, чтобы покончить с собой, а чтобы привлечь внимание государства и общественности к моему незаконному аресту.
Кстати, администрация и врачи следственного изолятора вели себя очень корректно, принудительно не кормили, не оказывали давления. Но и я, со своей стороны, пообещала, что не подставлю их: если почувствую себя совсем плохо или потеряю сознание, соглашусь принимать глюкозу внутривенно. Это не понадобилось. Я поняла, что адвокат прав, и на двенадцатый день начала пить соки, медленно выходя из голодовки. Поразительно, но все это время у меня совершенно не было чувства голода. Видимо, организму так опротивела тюрьма, что он решил не обращать внимания на такие мелочи, как еда.
— Сильно похудели за двенадцать дней?
— Точно не знаю, никогда не взвешиваюсь. У меня вместо весов любимые джинсы. Если легко надеваю — порядок, если влезаю туго — надо меньше есть. Когда голодала, носила джинсы поверх термобелья, но даже так было свободно. Я очень мерзла в камере. Наверное, от голода. Похудела сильно, это видно по лицу. И ослабела. Стала как пожилой человек: пройду десять шагов — отдыхаю. Спущусь с верхних нар — отдыхаю. Даже руки было тяжело поднимать. Меня мучили бессонница и страшные судороги. И еще — страх смерти. Я понимала, что в любой момент могу умереть, и очень этого боялась. Но не могла не голодать. Вы ведь, если ударите себя по пальцу, закричите. И неважно, услышат вас или нет. Вот и моя голодовка была таким криком, естественной реакцией на происходящее.
— Судя по тому, что вы на свободе, ваш протест все-таки был услышан.
— За все время, что я была в СИЗО, следователи не сделали ничего: не провели и даже не назначили (это отображено в последнем судебном решении) экспертиз и необходимых следственных действий. К счастью, следственный судья Шевченковского районного суда Оксана Голуб не руководствовалась в своем решении принципом: «если попала в СИЗО, значит, есть за что». Она вникла в материалы дела, соблюла презумпцию невиновности. И решила не удовлетворять ходатайство следователя и прокурора о продлении мне срока заключения (они писали, что если я выйду на свободу, то сбегу и уничтожу все вещественные доказательства). Меня отпустили из-за необоснованности инкриминируемого правонарушения.
Когда Анастасию Леонову выпустили из следственного изолятора, она первым делом обратилась за врачебной помощью. В больницу тут же явились сотрудники СБУ, завесили окна ее палаты одеялами, сняли с них ручки. Врачи убеждали силовиков, что после перенесенных мучений девушке нужен покой, но их никто не слушал. А потом Насте позвонил следователь. Сказал, что прокурор подал в суд апелляционную жалобу, а сам он написал ходатайство об избрании подозреваемой Леоновой меры пресечения в виде ареста. Следователь извещал россиянку, что суд по этому вопросу состоится в шесть часов вечера.
— Услышав это, я потеряла сознание, — вспоминает Анастасия Леонова. — Представьте, после трех месяцев в камере выйти на свободу и вечером того же дня идти в суд, зная, что тебя снова могут бросить за решетку! При этом ходатайство о моем повторном взятии под стражу слово в слово повторяет предыдущее, которое не было удовлетворено судом.
Приложенные в качестве доказательств моей вины документы не выдерживают никакой критики. Например, свидетельства моих случайных знакомых о том, что у меня плохой характер. Даже если это так, какое отношение это имеет к обвинению в терроризме? В общем, абсурд и беззаконие продолжалось. Конечно, у меня сдали нервы. Правозащитник Максим Козуб был рядом, когда я потеряла сознание. Подхватил меня, вызвал «скорую». Поскольку судебное заседание перенесли на 15 марта, у меня было время прийти в себя. Всех друзей я прошу молиться, чтобы мне хватило сил бороться и победить.
Во вторник, 15 марта, Шевченковский суд Киева рассматривал ходатайство следователя о взятии Анастасии Леоновой под стражу.
— То, что гражданка Леонова виновна в терроризме, доказано, — заявил подписавший ходатайство прокурор Генеральной прокуратуры Украины Виктор Кравчина. — Или во всяком случае будет доказано в суде. Чтобы быть террористкой, необязательно бегать по Киеву с гранатой. Посмотрите на нее — элегантная, умная, красивая девушка. А судя по характеристикам, у нее плохой характер. В добровольческом батальоне «Правого сектора» она не состояла, медиком там не была — она не умеет оказывать медицинскую помощь. Зато владеет восточными единоборствами, управляет самолетом, ко всем находит подход. Отличные, я считаю, качества для использования в диверсионной группе!
— У вас есть конкретные доказательства того, что я террористка? — спросила прокурора подозреваемая. — Когда и какой именно теракт я готовила, с какой целью, с помощью каких средств?
— Это так сразу не скажешь… Зато мы знаем, что после задержания Леонова первым делом позвонила Мужчилю. Вы и до этого с ним по телефону общались — есть расшифровки звонков. Значит, что-то замышляли.
— Прошу суд обратить внимание на эти слова, — повернулась Анастасия к следственному судье. — В деле действительно есть расшифровка телефонного разговора меня и «Лесника». Мы обращались друг к другу на «вы» и обсуждали единственный вопрос — легализации моего пребывания в Украине. «Лесник» говорил, у него есть связи, обещал помочь. Ни о каких терактах речь не шла: я не знала о его диверсионной деятельности. А во время задержания позвонила первым делом не ему, а в полицию, потому что сотрудник СБУ, производивший арест, не представился, и я подумала, что на меня напал грабитель. Лишь потом набрала «Лесника»: он был единственным моим влиятельным знакомым в Киеве. Думала, поможет. Не дозвонилась: оказывается, в это время он уже был убит.
Чтобы подтвердить свою медицинскую подготовку и опровергнуть слова прокурора, подозреваемая представила суду международный сертификат инструктора по оказанию первой медицинской помощи. Кроме того, показала благодарственную грамоту московской детской больницы за неоднократную безвозмездную сдачу крови для малышей. «Поймите, я не могу быть террористкой и отнимать чужие жизни. Я донор, я их спасаю!» — говорила Настя судье.
Прокурор продолжал настаивать на ее аресте: мол, на воле подозреваемая будет мешать суду, давить на экспертов и свидетелей или вообще сбежит.
— Я не знакома с арестованными членами банды «Лесника», равно как и с экспертами, потому никак влиять на них не смогу, — убеждала Настя. — Что касается бегства, это смешно: за то время, что была на свободе безо всяких обязательств, могла сто раз уехать за границу, но, как видите, без принуждения явилась в суд. Это не говоря о том, что ко мне приставлена круглосуточная охрана эсбэушников, которые следят за каждым моим шагом, хоть и не имеют на это никакого права. Но ничего, я потерплю, если следствию так будет спокойнее.
Аргументы Анастасии на суд не подействовали. Следственный судья Шевченковского районного суда Киева Виталий Циктич вынес решение об избрании ей меры пресечения в виде содержания под стражей. Из зала заседаний конвой увез Настю в следственный изолятор.