Среди огромного числа ликвидаторов Чернобыльской аварии в Припяти была команда водолазов, о работе которых мало кому известно
Накануне 30-летней годовщины Чернобыльской катастрофы в редакцию «ФАКТОВ» пришел киевлянин Петр Литвиненко. 66-летний пенсионер предложил рассказать о работе команды водолазов, которые принимали участие в ликвидации аварии. «Нас было четверо молодых крепких парней, сейчас в живых осталось только двое. Хочется, чтобы люди знали о том, как мы помогали спасать Киевское водохранилище и Днепр от огромного количества радиоактивных веществ, хлынувших в Припять».
*Водолазы (слева направо) Владимир Чалый, Анатолий Старенький и Петр Литвиненко, участвовавшие в ликвидации последствий аварии на ЧАЭС
— Вот запись в трудовой книжке, — Петр Тихонович достал из пакета потрепанную книжицу. — За 36 лет работы водолазом у меня 13 тысяч часов под водой (это 542 дня, или почти полтора «подводных» года. Немало! — Ред.).
В молодости я был кадровым военным. Потом закончил севастопольскую школу водолазов, служил в Севастополе и Таллине, работал с дельфинами. Позже трудился в отрядах подводно-технических речных работ. В СССР таких отрядов было не больше десятка. Мы оказывали помощь при строительстве мостов, подъеме затонувших судов. Проводили подводные ремонты на электростанциях, чистили турбины. За несколько лет до Чернобыльской аварии в Вышгороде при управлении защиты подводных сооружений была создана водолазная станция. Став ее руководителем, я пригласил опытных специалистов: Володю Чалого, Анатолия Старенького и его однофамильца Николая Старенького. Первые двое уже умерли, один — от рака горла, другой — из-за оторвавшегося тромба. После Чернобыльской аварии нас сразу привлекли к работам: чтобы прогнозировать состояние экологии Днепра, необходимо было брать пробы ила со дна Припяти. Хотя власти и призывали не поддаваться панике, мы прекрасно понимали опасность такой работы. Однако энтузиазм и желание быть полезными Родине оказались сильнее.
Впрочем, люди все равно боялись. Помню случай, когда я возвращался в Киев из командировки московским поездом. Состав уже въехал на вокзал, как вдруг мой попутчик наотрез отказался выходить из вагона. Говорит проводнице: «Останусь в поезде, а вечером поеду обратно». Оказалось, на подъезде к Киеву он увидел лежавшие на улицах черные полиэтиленовые мешки, в которые собирали листья, и вообразил, что это трупы.
При въезде в зону ЧАЭС нам выдавали индивидуальные дозиметры, которые полагалось возвращать после командировки. Но о результатах нам не сообщали. Сейчас, если ликвидатору понадобится информация о полученной в зоне дозе радиоактивного облучения, необходимо написать запрос в Вышгородский архив. Моему коллеге, оформлявшему инвалидность, предоставили такую бумагу. Количество рентген указано немалое.
Самую трудную операцию пришлось провести в январе 1987-го. Зима была очень холодная и снежная, а на весну спрогнозировали большой паводок. Чтобы предотвратить выброс радиоактивного ила в Днепр, ученые решили сделать защитное сооружение, донную радиационную ловушку, в районе села Ивановки, что в ста метрах от места, где река Уж впадает в Припять. Было задействовано два днепровских земснаряда, из Казани прибыл мощный самоходный «Апшерон», сделанный в Голландии. Но вскоре выяснилось, наши земснаряды работать не могут: у буксиров, которые их тянули, на винты намоталась всякая гадость. Один «поймал» свой же трос, другой — еще какую-то дрянь, водоросли, ил. Морозы тогда стояли более 20 градусов. По инструкции водолазам запрещено работать при такой температуре. Кроме того, Припять — река мутная и быстрая, что также осложняло дело. Однако ловушку необходимо было закончить до конца зимы. Нам поставили задачу — «освободить» буксиры.
— Почему запрещено работать на морозе?
— Дело в том, что, если ниже 15 градусов, начинают замерзать клапаны, с помощью которых осуществляются подача и вывод воздуха из шлема. Замерзли клапаны — водолаз может просто задохнуться. Первым под воду погрузился я, провел под днищем буксира около часа. Когда вышел на судно, ледяную корку на шлеме пришлось поливать теплой водичкой из чайника, который грели тут же на плитке. Шлем-то у нас был один на четверых. Словом, на «морозную» операцию ушло около четырех часов. Буксиры были на ходу. А мы, хоть и не получили каких-то премий или похвал, своей работой остались довольны.
— А у вас между собой была договоренность, как подать знак наверх в случае форс-мажора? Страховка предусматривалась?
— Нашей страховкой был горячий чайник! — смеется Петр Тихонович. — Честно говоря, оказать помощь в такой ситуации очень тяжело. Особенно зимой. Каждого страховали опыт, профессионализм. После аварии на ЧАЭС я работал еще двадцать лет: искал утопленников, поднимал затонувшие суда и автомобили. Вышел на пенсию в 56 лет. Здоровье уже не позволяло выдерживать такие нагрузки.
— А что же радиационная ловушка?
— Ловушку вырыли в срок. Русло Припяти углубили до 25 метров на протяжении двух с половиной километров и расширили на километр. Получилась донная ловушка площадью около 10 гектаров. За пять лет эта яма оказалась полностью заполнена илом. Мы постоянно брали там пробы, интересовались результатами, и могу сказать, что свою задачу она выполнила: львиная доза радиации осталась там, на дне Припяти. Больше ее трогать не нужно, радионуклиды будут распадаться естественным образом.