Два года назад под Иловайском Вооруженным Силам Украины пришлось противостоять хорошо обученной и намного лучше экипированной армии противника. 29 августа в Киеве прошел поминальный молебен, во время которого почтили память украинских бойцов, погибших в Иловайском котле
У каждого фронтовика есть воспоминания о самых тяжелых днях АТО на востоке Украины. Только многие не любят рассказывать о них, особенно о боях и рукопашных схватках. А вот фронтовых историй полно. И так уже получается, что юмор накладывается даже на страшные события, произошедшие с бойцом на передовой.
— 24 августа наши взяли в плен россиян, — вспоминает Игорь Пидлисный. — Они оказались десантниками из Костромы. Ехали на своей БМД как на параде, не прятались. После подрыва бронемашины их раскидало и оглушило. Один из них, механик-водитель, здорово обгорел — кожа по цвету напоминала кока-колу. Он очень переживал из-за «поврежденного» внешнего вида. Другой все время повторял: «На черта мне сдалась та ипотека?»
Это был немалый успех украинских военных. Однако на следующий день ситуация в районе, который контролировала бригада, стала меняться с катастрофической скоростью. Под Иловайск—Кутейниково—Старобешево противник стянул значительные подкрепления. Подразделение резервных сил, в котором находился Пидлисный, оказалось в эпицентре так называемого «слоеного пирога» — это когда войска обеих сторон перемешиваются на местности. Связи как таковой не было. Украинских военных систематически обстреливали, было много раненых и убитых. Руки Игоря, посеченные минометными осколками, были замотаны окровавленными бинтами.
«Боевые буряты» — этот термин появится позднее. А тогда на позициях украинские бойцы впервые вживую увидели российских оккупантов с азиатским лицом и акающим произношением.
— Один такой «донбасский тракторист» выволок меня чуть ли не за ухо из укрытия, ударил по лицу, кинул на землю и связал руки, — продолжает Игорь. — Но тут внезапно начался минометный обстрел. Воспользовавшись паникой, я прыгнул в речку, которая протекала возле позиций, и пересидел артналет под обрывом. Оккупанты не сильно-то меня искали. Позднее выбрался к своим. Добрел до блиндажа на опорном пункте нашей части. Было тяжело передвигаться со связанными за спиной руками, да и раны сильно болели. Но я не столько боялся сепаратистов, сколько представлял себе осуждающий взгляд комбрига Пивоваренко…
К 26 августа сил у бригады сопротивляться российско-террористическим отрядам уже не осталось: боекомплекты закончились, склады после обстрела выгорели, кто мог — прорвался сквозь окружение, кто не смог, в том числе и Игорь, — попал в плен. То, что его захватили не местные боевики, а российские регулярные войска, он считает «военным везением». Боевики и наемники могли просто пристрелить раненого украинского офицера. А российские военные направили группу пленных украинцев в свой полевой медсанбат, расположенный вблизи населенного пункта Краснодарское Ростовской области. Всех закинули в тентовый грузовик, где уже были их тяжелораненые, и долго везли. За это время несколько человек умерло. Наконец приехали и выгрузились. Работы у российских медиков хватало и без пленных — непрерывно садились вертолеты, которые доставляли раненых и погибших.
Позже Игоря перевезли в помещение бывшего городского Донецкого СБУ, где допрос следовал за допросом.
— Нами занимались разные «специалисты», начиная с людей из местной «охранки», — говорит он. — Но те больше «косили» то ли под белогвардейских казаков с папахами, то ли пытались войти в амплуа «особистов». Намного серьезнее были кадровые российские ФСБ-шники и ГРУ-шники, которые давили на меня: «Ты из крымского Джанкоя? Переходи к нам. Многие твои земляки уже служат у нас». На все эти предложения я открыто «включал» дурака: «Мечтаю вернуться на Волынь, где у меня жена и дети». Постепенно интерес ко мне пропадал. Да и те, кто проводил допросы, не особенно обращали внимание на жителей Западной Украины. Зато старательно обрабатывали жителей южных областей: Запорожья, Николаева. На то время у сепаратистов и «кремлевских кукловодов» доминировала идея «Новороссии». Поэтому искали «неофитов» среди уроженцев юго-восточной части Украины. А я на их взгляд, окончательно «обандерился». Все же больше десяти лет служил и проживал на Волыни.
Со временем пленных стали выводить на работы — разбирать завалы, прибирать мусор
Пленных охраняли местные боевики. Каждый раз, когда группу заложников выводили на работы, сепаратисты начинали рассуждать об «уникальности» Донбасса, «русском мире» и «Новороссии», однако, кроме мата и лозунгов, других «аргументов» не приводили.
— Охранники были настроены агрессивно, обвиняли нас во всех возможных бедах: зарплаты не платят, украинские войска обстреливают, кто-то в подъезде нагадил, — рассказывает Игорь. — Хотя, если оценивать критично, это малообразованные люди с хорошо «промытыми» мозгами, порой с криминальным прошлым. Особенно запомнился один ополченец по кличке «Мазда». Так его прозвали подельники из-за бровей, которые срослись на переносице и напоминали логотип известной автомобильной марки. Более шустрые боевики издевались над ним, а он срывал свою злость и обиды на пленных…
Игоря и почти сотню его побратимов освободили после длительных переговоров — списки тех, кто должен был получить свободу, боевики много раз «перетряхивали». Наконец этот день наступил.
— Нас погрузили в автобусы и куда-то повезли, — вспоминает Пидлисный. — Что было дальше, показывали все телеканалы Украины. Чувства незабываемые: еще за пять минут до этого тебе в лицо брызгает слюной и кричит главный сепаратист Захарченко, а сейчас пожимает руки и поздравляет с возвращением президент Украины. Уже потом радостные объятия с близкими, серьезный разговор с руководством армии, продолжительные и обоснованные спецпроверки…
Нахождение в плену многому научило. Кроме прочего — не бросать своих, поддерживать тех, кто упал духом. В подвалах СБУ, где нас держали, была «сборная солянка» пленных из разных подразделений. Мы подружились. Неважно, рядовой ты или офицер. Главное — быть человеком, сохранять дух воина и бороться. Жалко, что у нас до войны не уделяли надлежащего внимания приемам психологической подготовки военных к кризисным обстоятельствам. Каждый солдат и офицер обязательно должен владеть навыками поведения, в частности, и в плену. В начале АТО у нас были стереотипы о попадании в плен. Мол, лучше подорвать себя гранатой. Конечно, есть ситуации, когда вариант лишь один. Однако не меньший подвиг — пройти испытание неволей, возвратиться в строй и отомстить врагам. Вот мы и поддерживали друг друга — разговорами, воспоминаниями, даже анекдоты «травили». Меня лично спасала мысль о том, что я должен обязательно увидеть Родину. Так, в конце концов, и произошло.