Популярный актер, шоумен, народный артист Украины отметил 60-летний юбилей
Актер театра и кино Олег Школьник в особых представлениях не нуждается. Достаточно вспомнить «Джентльмен-шоу» и его роли в кинолентах «Астенический синдром», «Искусство жить в Одессе», «Возвращение мушкетеров, или Сокровища кардинала Мазарини», «Жизнь и приключения Мишки Япончика»… Народный артист Украины отмечает солидный юбилей — целых шестьдесят лет, почти сорок из которых он на сцене.
— Олег, от души поздравляю с юбилеем! Извините, хочу немного помучить вас вопросами.
— Насколько я помню старый анекдот, главное — чтобы советами не замучили.
— На сцене вы почти сорок лет, а в кино — почти тридцать. Особую популярность вам принесло телевидение — «Джентльмен-шоу».
— По этому поводу я уже как-то рассказывал историю: однажды настолько вошел в образ, что во время гастролей в регистрационной книге в гостинице Алма-Аты записался как Семен Маркович, и администратор даже указала мне на «ошибку в паспорте».
— Вашим первым фильмом был «Криминальный талант», затем «Искусство жить в Одессе» Юнгвальда-Хилькевича по «Одесским рассказам» Исаака Бабеля.
— О Хиле (так называли режиссера друзья) — разговор особый. В «Искусстве» он предложил мне роль бандита Яблочко. Одним из замечательных качеств Хила было то, что он никогда не забывал актеров, которые ему, скажем так, приглянулись. Когда затеял «Возвращение мушкетеров», позвал меня на роль сержанта (гвардейца) кардинала Ришелье. При этом сказал: «Ты меня прости, но здесь всего три съемочных дня». Я обнаглел и ответил: «Неужели трех дней хватит, чтобы я украсил ваш фильм?» В итоге снимался 17 дней. Хил дописывал какие-то эпизоды, короче, я везде присутствовал. Все бы классно, когда б Хил не придумал эпизод со взрывом бочонка с порохом в гроте, когда я туда врываюсь. Портос бухает этот бочонок, а я должен из грота вылететь. В прямом смысле этого слова! Для этого меня выстрелили из так называемой грязевой пушки, напихав в нее заранее всякое дерьмо.
Мало того, когда я вылетел из грота, на мне загорелась шляпа. Самым натуральным образом! Это режиссеру так понравилось, что при втором дубле шляпу на мне специально зажигали. С этим же фильмом сопряжены замечательные воспоминания о Вениамине Смехове, с которым мы заприятельствовали, о Смирнитском. Печальные — об Игоре Старыгине, который был уже очень болен и в фильме больше снимались его дублеры, нежели он сам. С Игорем снимали исключительно крупные планы, в остальных — других ребят.
— Его состояние уже было заметно, хотя никто из посторонних об этом не подозревал.
— Да, Старыгин был тогда просто никаким. Помню, снимали под Львовом, выезжали утром на микроавтобусе. Игорь непременно просил остановиться перед супермаркетом, говорил, что хочет купить девочкам-костюмершам фрукты. Действительно, покупал, но при этом у него появлялся шкалик и бутылочка с «Пепси». Он перемешивал все и дул эту «отвертку». Ему было достаточно нескольких солидных глотков, чтобы стало хорошо и все равно. Славный был человек, жаль его. В отличие от Михаила Боярского — очень заносчивого и с высочайшим самомнением.
— Вы ведь, как и Утесов, родились на Молдаванке?
— Разве можно забыть детство! Мое первое в жизни пристанище — улица Прохоровская, 8, угол Мясоедовской. Частью этого дома когда-то владела моя прабабушка, у которой был магазин скобяных изделий на старой одесской толкучке, на месте Прохоровского сквера. А у отца моей бабушки был магазин колониальных товаров. Из большой квартиры наша немаленькая семья, которая постоянно уплотнялась, попала в 8-метровую комнату бывшей прислуги. Мой отец работал в РСУ, им разрешили взять разбомбленный в период войны дом и самостоятельно его восстановить.
Помню длинный коридор, перед каждой дверью (по комнате приходилось на семью) стоял керогаз. Кухни не было — готовили прямо в коридоре. Все удобства — во дворе. Там я прожил с года до пяти с половиной, а потом родители решили обменять две комнатки на отдельную квартиру. Так мы оказались в центре города, на улице Карла Маркса, 39. Две смежные темные, сырые комнаты над подвалом. Весь комплекс ремонтных работ отец выполнил самостоятельно. Потом у меня появился братик. Там я жил до тех пор, пока не уехал в Москву поступать. Два стареньких ключа на кольце от этой родительской квартиры храню до сих пор. Они лежат в моем автомобиле, и я их называю ключами от моего детства.
— Все знают Школьника-артиста, но немногие в курсе того, что вы еще и достаточно приличный поэт, прозаик, рассказчик и кулинар.
— Пишу. Скорее, стишки, в частности, детские. Вот был в зоопарке со своими малыми, под впечатлением написал стишки.
— Со своими внуками?
— Когда спрашивают, есть ли у меня внуки, я отвечаю: «Нет, только внучки»: Сонечка — 9 лет, Манечка — на полтора года младше, близняшки Верочка и Любочка — им чуть больше пяти лет. Мы различаем их с трудом, буквально одно лицо, к тому же обе не выговаривают букву «р».
Дочь с зятем подбросили мне внучек на все лето. Я для них готовлю сам. Мой самый большой кайф — закупить продукты, привезти, приготовить и накормить.
— Скажите, а ваши вареные кальмары — это байка или правда?
— Правда, это была воистину чаплинская история. Занимаясь в Щуке (московское театральное училище имени Щукина), я получил первую стипендию — 40 рублей. По училищу пронесся слух, что в магазине «Мелодия» появилась пластинка Эдит Пиаф. Я буквально понесся туда и купил этот диск, как оказалось, последний. Общежития у меня не было, я снимал комнату на Варшавском шоссе, откуда до места учебы ежедневно добирался полтора часа. К слову, хозяйка, вдова морского офицера, готовила очень своеобразно. Например, варила курицу с потрохами и с головой… Это возмущало даже меня, который тогда был абсолютным профаном в кулинарии. Помнил только, что мама, напутствуя меня на одинокий образ жизни, говорила, что мясо нужно отваривать не менее полутора часов.
Купив «Пиаф», решил устроить себе небольшой праздничный ужин — по случаю получения стипендии. Мясо позволить не мог — 40 рублей нужно разложить на целый месяц. В гастрономе увидел рекламу — большую коробку с крупной надписью: «Мясо», а ниже, помельче, «кальмара». Подумал, все равно же мясо. И всего-то за 50 копеек. Купил, к нему — «Картошку любительскую», замороженную, чтобы сразу можно было приготовить. Еще купил сигару — гулять так гулять. Помню, пачка сигарет стоила 30 копеек, а настоящая кубинская, в специальном закручивающемся металлическом футляре, сигара — 35 копеек. Что еще подтолкнуло к столь необычной покупке? На Арбате был магазин «Охотник», в котором кто-то из наших пацанов приобрел фарфоровые спички. Они зажигались обо все, даже мокрые. У меня была одна такая спичка.
Приезжаю в свою комнату, там был радиоприемник «ВЭФ-Аккорд», ламповый, с зеленым глазком. Поверх него — проигрыватель. Бросил варить мясо, через какое-то время трогаю его вилкой, но оно очень жесткое. Поставил картошку, она уже обуглилась, а мясо, кажется, становится все дубовее. Прошло полтора часа — результат тот же. Вынимаю — есть хочу, умираю! Приступаю к еде, а кушать это просто невозможно — жесть. Вспомнил чаплинский фильм «Золотая лихорадка», в котором главный герой ел ботинки, еще и облизывался. Хорошо, что тогда я не знал, что эти ботинки были изготовлены из фруктовой пастилы.
Я взял ножницы и мелко нарезал сваренные кальмары. Молодость — великое дело, даже гвозди в желудке перевариваются. Короче, проглотил, затем сделал чай и поставил пластинку, так сказать, художественную составляющую чудо-ужина. Зазвучала знакомая мелодия, неповторимый голос. Я достал футляр с сигарой, взломал его, достал. Гильотинки не было, я, как заправский сэр из кино, откусил кончик сигары, шваркнул этой самой своей спичкой и раскочегарил сигару. Дыма было много, запах — замечательный. Я затянулся и… больше ничего не помню — потерял сознание. Ведь мне было невдомек, что плотными гаванскими сигарами нельзя затягиваться, ими просто пыхтят. Очнулся на полу. Как не случился пожар — не знаю.
— Свою первую поездку за границу помните?
— Был декабрь 1989 года. До этого я ни разу не был за границей, даже в Болгарии. И вот поездка театральной труппы в Америку, которая казалась такой далекой, чуть ли не другой планетой. Меня готовили к этому, как к полету в космос. Теща где-то нарыла две палки сырокопченой колбасы. Очевидно, чтобы я не помер с голоду. Ведь денег с собой разрешалось взять 30 рублей. Мне нужен был какой-то приличный чемодан. Художник по свету из театра музкомедии Илюша Гольдин успел слетать к своим родителям в Штаты и вернуться. Он сказал, что даст мне свой чемодан. В сумку уложил колбасу, по килограмму твердого сыра и копченого сала.
В аэропорту мы сидели часов 12. На регистрации мне объяснили, что буквально на днях вышло новое распоряжение об ограничении параметров багажа: «Если вы желаете взять этот чемодан — пошлина 90 рублей». Моя зарплата 180 рублей, чемодан чужой. У меня с собой всего тридцать, столько же дал мне Валера Барда-Скляренко и еще тридцатку — Семен Крупник. Я оплачиваю, и у меня уже плохое настроение: еще ничего не заработал, а уже ползарплаты нет.
Затем мы попадаем в дьюти-фри, от обилия и разнообразия глаза лезут на лоб. А в кармане — ни единого доллара! Взгляд мой привлек известный футболист Олег Протасов. Красивый, в роскошной кожаной куртке, он достает из внутреннего кармана «пресс» долларов и покупает множество товаров — от аппаратуры до напитков. Мы тихонько наблюдаем со стороны. В этот момент появляется Барда-Скляренко, у которого, единственного среди нас, было 2 доллара. Он купил банку «Фанты». Попробовал и офонарел: оказалось, то, что продавали в Союзе, никакого отношения к этому напитку не имело. Валера дал всем нам попробовать — удостовериться.
Летели мы лайнером компании «Pan American» беспосадочным 9,5-часовым рейсом. Когда я вошел в салон самолета, мне показалось, что бортпроводницы только меня и ждали: они так улыбались. В полете нас кормили 4 раза, наливали различные напитки, в том числе коньяк и брэнди. Кино показывали, пледом укрывали, подушечки под голову, музыка. Словом, рай!
Нью-Йоркский аэропорт, свободная страна. Везу свою ручную кладь в сумке на колесиках, пустой дорогостоящий чемодан ожидает меня на выходе, в багажном отделении. Иду по аэровокзалу с ощущением того, что все происходящее — не со мной. Вроде смотрю какой-то фильм, а я — внутри него. Вдруг ко мне подходит темнокожий высоченный полицейский с маленькой собачкой, которая не сводит глаз с моей сумки. Обращаясь ко мне на английском, он интересуется, нет ли у меня яблок. Используя почти весь свой английский словарный запас, отвечаю: «Ноу, сэр». В ответ он показывает, чтобы я открыл сумку. Я, естественно, открываю. Его собачка рвется прямо внутрь сумки, а он сам надевает белые резиновые перчатки и изымает все содержимое. Весь запас продовольствия опускает в черный пластиковый пакет.
Пока происходила вся эта церемония, мои одесские коллеги как ни в чем не бывало проследовали дальше. Причем у них съестного было многим больше, чем у меня.
— Олег, юбилей, возраст располагают к мудрости?
— Случается, просыпаешься и задаешься вопросом: что ты сделал в жизни? Скоро, надеюсь, приступлю к репетициям спектакля по пьесе Семена Злотникова. Это необычный спектакль по пьесе «Инцест». Там есть замечательные слова взрослого, умудренного жизненным опытом человека: «Вдруг я подумал, что вся моя жизнь уже в прошлом, и я прожил только то, что помню. Если эпизоды не остались в памяти, выходит, в это время я вроде бы и не жил…»