Вначале нынешнего года на сайте радио «Эхо Москвы» появился очередной пост известного российского оппозиционного публициста и политолога Андрея Пионтковского (на фото). Он был посвящен сложным отношениям РФ и ее бюджета со сверхдотационной Чеченской Республикой, возглавляемой Кадыровым. В полемическом задоре публицист предложил «России выйти из состава Чечни». После этого в Генпрокуратуру РФ были поданы заявления от представителей чеченского парламента, депутатов Госдумы РФ и частных лиц. Генпрокуратура усмотрела в посте признаки преступления, предусмотренного ст. 280.1 УК РФ (публичные призывы к нарушению территориальной целостности РФ с использованием СМИ), а также ст. 282 УК РФ (экстремизм, возбуждение ненависти к определенной социальной категории граждан РФ). Она передала материалы дела для доследственной проверки Следственному управлению ФСБ РФ. В феврале Андрей Пионтковский, не дожидаясь ее окончания, покинул Россию. Адвокат публициста Марк Фейгин в марте получил официальный ответ из ФСБ, что в отношении его доверителя уголовное дело не возбуждалось. И вдруг в июле в офисе «Эха Москвы» началось изъятие документов в «рамках возбужденного против Пионтковского уголовного дела»…
Марк Фейгин попытался спрогнозировать дальнейший ход событий в интервью «ФАКТАМ».
— Для вас было неожиданным то, что ФСБ РФ все же возбудила уголовное дело против Андрея Пионтковского?
— Как факт нет. Я пессимист и считаю, что в такого рода политических делах не ограничиваются доследственной поверкой, а открывают следствие. Редко помню, чтобы в последнее время политические дела в России «рассыпались». Это особенность ее судебно-прокурорской системы. Если дело начато, то оно должно дойти до суда. Поэтому в течение последних месяцев я советовал Пионтковскому не возвращаться в Россию и, скажем так, аккуратно передал Андрею Андреевичу определенные бумаги, чтобы он мог находиться за границей достаточно долгое время…
Его в 2006 году уже привлекали к суду за тексты — по статье 282 (экстремизм). Но тогда времена были еще вегетарианские, для него все удачно сложилось: прямо на суде эксперт сказал, что отсутствуют квалифицирующие признаки преступления, и суд его оправдал. Но можно ли сегодня представит себе такое? Оправдательный вердикт суда по статье «экстремизм»? Я не могу такого представить.
— А есть 0,001 процента шанса того, что ФСБ проведет доследственную проверку и откажет в возбуждении дела?
— Шанс, конечно, есть всегда. Потому что никаких признаков совершения преступления по ст. 280 ч. 1 УК РФ нет. Любая объективная психолого-лингвистическая экспертиза показала бы это. Да и просто, исходя из здравого смысла, какой криминал можно найти в тексте, на блоге официального сайта государственной радиостанции, в котором есть лишь полемический тезис? Тезис, а не призыв. Призыв имеет определенную форму выражения. Он предполагает конкретный призыв, обращенный к конкретной аудитории, которая должна совершить совершенно конкретное действие. А не публичную рефлексию на тему какой-то проблемы.
В конце концов, у нас есть 29-я статья Конституции, которая гарантирует гражданам свободу слова и выражения мыслей.
Да, если бы кто-то на каком-то митинге призывал людей взять в руки оружие и силой отделить от России часть ее территории, было бы уместно говорить о призывах к нарушению территориальной целостности государства. Но причем здесь авторы-публицисты? Я говорю как юрист, но психологи и лингвисты могли бы дать более точную и более научную оценку текста Пионтковского, который ну никак не может кого-то к чему-то подвигнуть. Только разве что — задуматься над конкретными и сложными проблемами нашей жизни. И мы, конечно, такую экспертизу будем делать. Нет в тексте Пионтковского никаких квалифицирующих признаков для возбуждения дела по ст. 280 ч. 1 УК РФ. Но они же возбудили дело еще и по 282-й ст. (экстремизм). Квалифицирующих признаков этой статьи я тоже не вижу.
Мне трудно пока даже предполагать какую рознь, согласно 282-й ст. УК РФ, доверитель возбуждал своим текстом. По отношению к какой социальной группе? К лицам чеченской национальности что ли? К сожалению, мы пока не видели самого постановления о возбуждении дела и его мотивировочной части.
— То есть это абсолютно заказное политическое дело?
— Однозначно. Пионтковского в Кремле ненавидят за его яркий дар полемиста, его преследуют, его наказывают. Чем? Угрозой привлечения к уголовной ответственности и даже ареста и помещения в СИЗО. Хотя ему 76 лет и он не самый здоровый человек, мягко скажем. Да, статья предполагает потолок в 5 лет лишения свободы, но сегодня практика немотивированного ареста широко распространена. Основания выбрать меру пресечения в виде содержания под стражей всегда найдут — «может скрыться»… В конце концов «среднюю тяжесть» всегда можно чем-то «отяготить». Обвинить, к примеру, в оправдании терроризма. А это уже тяжкий состав…
— Марк, в России обычной практикой стало, что ФСБ выталкивает оппозиционеров из страны. Сливают им информацию, что завтра их посадят. У вас, мол, есть ночь, чтобы уехать. Проводят обыски, изъятия, вызывают на странные допросы. Так пугали Навального, Яшина, Немцова… Многие уехали. Например, чемпион мира по шахматам Каспаров, руководитель Высшей школы экономики Гуриев, предприниматель, создатель крупнейшей социальной сети в РФ «В Контакте» Павел Дуров. В этом есть логика. Посадить — это сделать из человека мученика, а за границей уличный борец и трибун обнуляется. Он лишается своих единомышленников, аудитории. В случае с Пионтковским не так. Андрей Андреевич может писать свои блестящие тексты в Москве, в Лондоне, Киеве, Нью-Йорке. Зачем его надо было отпускать, а теперь еще и закрывать ему въезд в Россию посредством возбуждения уголовного дела?
— Я не думаю, что в Кремле прикидывали баланс целесообразности: выдавить Пионтковского из страны или посадить. Я думаю, там не так много «мозга», чтобы стратегические операции продумывать и проводить в жизнь.
И, конечно, в Кремле и на Лубянке совершили ошибку, дав Пионтковскому уехать. Да, российская политическая эмиграция после 1917 года — это всегда неудача в попытках найти себя, повлиять на происходящее в СССР или РФ, это всегда личные трагедии. Это касается и первых трех волн российской эмиграции, и нынешней, уже четвертой. Но Пионтковский среди всех эмигрантов стоит особняком. Он обладает, если можно так сказать, огромной публицистическо-политической силой, которая не может не отражаться на том, что происходит в России. Если бы он был просто хорошим публицистом, то мог бы потеряться в Европе или США и стать, как все эмигранты, «отрезанным ломтем». Но он сочетает публицистику с огромным и блестящим интеллектом, что превращает его тексты из просто качественной публицистики (в мире есть много просто хороших публицистов-эмигрантов из России) практически в литературу, в артефакт. При этом он рождает новые образы, новые смыслы, новый язык, у него свой стиль. Это не просто пропаганда против Путина, это препарирование российской действительности средствами интеллекта и литературы… Я бы даже дерзнул сравнить в этом смысле Пионтковского с Солженицыным. Последний сидел отшельником в Вермонте. Но СССР и Россия ждали каждый его текст, как некое откровение.
— А почему ФСБ не сыграла в долгую? Сообщили бы, что дело не возбуждается из-за отсутствия квалифицирующих признаков. Пионтковский возвращается. Возбуждается новое дело или это же «по вновь открывшимся обстоятельствам» и — запрет на выезд из страны?
— Я думаю, что они упустили время. В феврале, когда Пионтковский уехал из России, они об этом уже не думали и планов на него не строили. Думаю, что возбуждение дела имеет какую-то долгоиграющую перспективу, связанную с радиостанцией «Эхо Москвы».
Не случайно на радиостанции прошли выемки, были допросы Рувинского (главный редактор сайта. — Ред.), еще ряда сотрудников. Думаю, что копят материалы, чтобы наконец провести на радиостанции необходимые перемены. Видимо, достаточно долгая история добрых отношений сервильного главреда Венедиктова с властью уже не отвечает времени. Даже такой сервильный и удобный редактор, как Венедиктов, уже не устраивает Кремль.
Роль «Эха Москвы» в последние годы свелась к роли «Литературки» при советской власти под редакторством Корнея Ивановича Чуковского. Такой «загон» для чуть большей творческой свободы и витрина для Запада.
Новая «Литературка» Кремлю больше не нужна даже как декорация. Режиму больше не нужно представлять себя не кровожадным, а «Эху» — изображать некую легальную фронду Путину… Кремлю надо добивать даже то, что как бы считали «независимыми СМИ».
— Так все-таки бьют по Пионтковскому или по «Эху» (где он разместил пост, послуживший поводом для уголовного преследования). Или это вообще дуплет?
— Пионтковскому юридически, уголовно навредить уже нельзя. Он окончательно уехал на Запад и просто так не вернется, пока в стране не произойдут радикальные перемены. Он не пропадет на Западе. Ни одна страна его не выдаст.
— Перспектив для запроса в Интерпол и положительного решения о выдаче его России у ФСБ нет?
— Ноль!
— Марк, вы сделали в феврале запрос в ФСБ и в марте получили ответ, что против вашего доверителя уголовное дело не возбуждено. Все успокоились… Может, стоило спросить более четко: ведется ли доследственная проверка, завершилась ли, каков результат?
— Так я и спрашивал, чем завершилась проверка, имея ввиду, что она прошла и должны быть какие-то результаты. Да. Они ответили обтекаемо, что уголовное дело против моего доверителя не возбуждалось. Но это их право — отвечать в произвольной форме, не уточняя, идет ли проверка, завершилась или нет. Простой ответ: уголовное дело не возбуждалось… Пока. Кстати, процессуально завершилась ли проверка, или нет, они должны сообщить не мне, а только заявителям. Чтобы заявители могли обжаловать отказ в вышестоящие инстанции. Мы не знаем, что там было. Может быть, части заявителей отказали, а потом решили переиграть… Или в Генпрокуратуру РФ пришла жалоба на отказ ФСБ возбуждать дело, и они снова «возбудились». Можно только гадать. Мы же этого не знаем. Но факт есть факт. Они решили ответить в марте мне именно в такой форме. На момент ответа, в марте 2016-го дело пока не возбуждали. Они открыли его в июле.
— Что будете делать?
— Отправлю в Следственное управление ФСБ адвокатский запрос с уведомлением 1-го класса. В определенный срок они должны дать ответ. Когда возбуждено дело, в каком статусе мой доверитель. Если доверителя нет (а его, естественно, нет), то о статусе должны сообщить мне.
— А если его статус — обвиняемый?
— Тогда выносится заочное обвинение. Доводится до меня. Но до этого они должны выполнить целый ряд процессуальных действий.
— Возможен ли заочный судебный процесс над Пионтковским?
— В принципе, да. Практика последних лет (дело Браудера, дело бывшего сотрудника СВР) это подтверждает. Так что можно заочно судить и даже заочно выносить приговор. Но представляете, что это такое будет. Дело, открытое для СМИ, для общественности. Судят самого Пионтковского! «Аквариум» пустой. Я там, в зале, возле «аквариума», один. Моему подзащитному ничего не грозит. Я могу устроить такое «юридическо-политическое шоу»… Мне кажется, в Кремле опять слишком самоуверенны. Они считают, что пришли на десятилетия. Я не провидец, но мне кажется, что запас хода у этой власти не велик. И Андрей Андреевич еще увидит ее конец. По крайней мере, он уверенно пишет об этом в своих работах. А у меня больше оснований доверять Пионтковскому, чем Кремлю. При солидном возрасте у Андрея Андреевича больше шансов увидеть конец этой власти, чем у этой власти увидеть конец Андрея Андреевича.