В Украине зафиксировано как минимум четыре случая, когда война сделала детей инвалидами с серьезными расстройствами психики
Сколько детей стали жертвами войны на Донбассе, достоверно неизвестно. Одни источники утверждают, что погибло уже около ста деток, другие полагают — не более семидесяти. Количество раненых ребятишек и зарубежные, и отечественные эксперты называют примерно одинаковое — около двухсот. Подробно отслеживая истории деток, пострадавших от боевых действий, «ФАКТЫ» столкнулись с еще одним очень тревожным аспектом этой темы.
Недавно трехлетней Лизе Фитисовой из города Антрацит Луганской области (это неподконтрольная Украине территория) присвоили статус «инвалид детства». Малышка не может ни ходить, ни разговаривать. При этом медицинские исследования показывают, что головной мозг ребенка работает нормально, с ножками тоже все в порядке. Причина загадочного заболевания выяснилась, когда Лизины родители обратились в Национальную детскую специализированную больницу «Охматдет».
Летом 2014 года самолеты нанесли авиаудар по железнодорожной станции Карахаш в Антраците. В то время Лизе было девять месяцев и, как объясняют врачи, девочка-грудничок пережила сильнейший стресс. Сейчас Лизе три года, а ее умственное и физическое развитие застыло на уровне девятимесячного ребенка. Задержка психомоторного и речевого развития — такой диагноз поставили Лизе столичные специалисты.
*Трехлетняя Лиза Фитисова из Антрацита Луганской области, в грудном возрасте пережившая сильнейший стресс во время бомбежки, теперь не может ни ходить, ни разговаривать (фото из семейного альбома)
— За несколько дней до авиабомбежки моей маме приснился дурной сон, — рассказывает Лизин папа, 39-летний шахтер Юрий Фитисов. — «Не знаю, что произойдет, но с Лизой будет беда», — сказала мама. Тогда уже началась война, и было понятно: ничем хорошим это не закончится. Никогда не забуду, как в мае 2014 года нас разбудил страшный гул. Я с женой и детьми выскочил на улицу. Прямо под нашими окнами проезжала колонна с военной техникой, везли танки и установки залпового огня «Град»… Те, кто это видел — наши соседи, родственники, друзья, — бросились собирать вещи и уезжать из города. Мы с женой тоже хотели последовать их примеру, но родители отговорили: «Куда?! У вас двое маленьких детей… А дом, работа?» В общем, так и не уехали.
Когда начались первые обстрелы, мы всей семьей перебрались к нашим кумовьям. У них в доме глубокий добротный подвал. Там собралось четыре семьи и, считай, безвылазно просидели семь дней подряд. Самое страшное было, когда самолеты сбрасывали ракеты на железнодорожную станцию Карахаш (дом наших кумовьев стоит в ста метрах от железнодорожного полотна, и мы, сидя в подвале, чувствовали каждый взрыв). Свидетели бомбежки рассказывают, что самолеты были без опознавательных знаков, а станцию разбомбили для того, чтобы прервать железнодорожное сообщение с Украиной и таким образом остановить поставки угля.
Авиаобстрел невозможно ни с чем сравнить. Сначала слышен гул, от которого сжимается все внутри и, кажется, даже сердце перестает стучать. Потом — взрыв невиданной силы. От него земля содрогается страшно. Знакомые рассказывали, что авиаракеты сорвали железнодорожные рельсы и отбросили их в сторону — прямо на частные дома. Разрушило крыши, выбило окна, двери… Осколки от снарядов разлетелись в радиусе двухсот метров. После обстрела в земле остались торчать неразорвавшиеся авиаракеты. Люди сфотографировали их, показывали снимки тем, кто не верил. Потом были артобстрелы — один за другим. Бомбили рыбный рынок, жилые кварталы, погибло много людей…
Первые отклонения в поведении Лизы мы заметили сразу после авиаобстрела. Дочка перестала спать, вздрагивала от каждого звука. До этого Лиза уже внятно произносила «мама, папа», топала ножками, держась за руки взрослых, — вот-вот должна была сама пойти. И вдруг вообще замолчала, не могла встать на ножки. Жена бросилась с дочкой по гадалкам и знахаркам: может, сглазил кто? Те читали молитвы, заговоры — не помогало. Обратились к врачам. В местной больнице развели руками: «Ребенок здоров». А жена плакала, места себе не находила: «С Лизой что-то не так. Я ведь вижу».
Тогда я повез дочку в «Охматдет». Киевские врачи сказали, что причина болезни Лизы — сильнейший испуг. Он как бы заморозил детскую психику. Детские неврологи и психиатры прописали Лизе индивидуальные занятия с психологом, массажи и курс медикаментозного лечения. Это должно помочь, сказали, ускорить психомоторное и речевое развитие ребенка. Вернулись мы из Киева домой, и стал я думать, где взять деньги на массажи и занятия с детским психологом. Сейчас ведь сильно не заработаешь. А смотреть на мучения дочки нет больше сил.
Лиза дергается всем телом от малейшего звука, например когда ложка со стола падает на пол. Если по улице проезжает грузовик с углем, дочка начинает страшно кричать. Тянет ручки, просит глазками: «Обними, защити!» И прижимается ко мне всем тельцем. Кстати, психолог говорит, что дочка умная, все понимает. Да я и сам вижу, что это так. А вот начать разговаривать и ходить Лиза никак не может.
По совету психолога дополнительно занимаемся с дочкой дома. Рисуем, учим говорить. Есть первые успехи: Лиза выговаривает слова «мама», «папа» и «баба». Врачи говорят: прогресс был бы намного больше, если бы полтора года назад, как только дочке поставили диагноз, она прошла курс медикаментозного лечения. Но проблема в том, что лекарства стоят очень дорого, а я могу заработать только на массажи и занятия с психологом.
Однажды моя мама увидела сюжет по телевизору, как штаб Рината Ахметова закупил медикаменты для тяжелобольного ребенка из зоны АТО. «Позвони на горячую линию штаба», — настаивала мама, а я стеснялся, долго собирался с духом. Оператор горячей линии сразу же приняла заявку на помощь. На днях мы получили коробку с лекарствами для Лизы. Спасибо огромное! Сейчас жалею, что раньше не догадался обратиться в штаб. Сколько драгоценного времени потеряно…
«ФАКТЫ» решили выяснить, сколько в Украине деток с нарушенной войной психикой. Оказалось, что ни государственные ведомства, ни правозащитные организации такой статистики не ведут. Тогда мы обратились в штаб Ахметова: там уже два с половиной года оказывают разностороннюю помощь детям и взрослым, пострадавшим от боевых действий на Донбассе. При этом, если родители просят, например, закупить лекарство для ребенка, они пересылают в штаб медицинские справки, подтверждающие наличие конкретного заболевания. То есть все истории болезни подтверждены документально.
— Проверив информацию в нашей базе данных, мы обнаружили еще несколько подобных случаев, — говорит Юлия Герасименко, руководитель направления «Адресная помощь» Гуманитарного штаба Рината Ахметова. — Так, 11-летняя девочка стала инвалидом после того, как своими глазами увидела крушение «Боинга», сбитого возле Донецка в июле 2014 года. Как рассказывают родители, незадолго до этого они отвезли дочку в деревню к дедушке, а сами вернулись в Донецк (думали, что в сельской местности ребенок будет в большей безопасности).
*Свидетелями крушения «Боинга», сбитого возле Донецка в июле 2014 года, стали многие местные жители — и взрослые, и дети
— Когда малайзийский «Боинг» подбили ракетой, девочка вместе с дедушкой ехала на велосипеде по полю, — продолжает Юлия Герасименко. — Они видели, как падал горящий лайнер, а рядом с ним, в воздухе, летели тела погибших пассажиров. Потом — как самолет, ударившись о землю, развалился на сотни кусков, и тела разбросало по всему полю… Через несколько дней после этого позвонил дедушка: «Срочно приезжайте, с внучкой творится что-то неладное. Она перестала есть, сильно похудела и странно себя ведет». «Мы с мужем отвезли дочку в больницу, — рассказала нам позже мама этой девочки. — Там поставили диагноз — сахарный диабет. Мы были в шоке: «Откуда? В нашей семье никто не страдает таким заболеванием, да и дочка никогда не жаловалась на здоровье».
Врачи объяснили, что сахарный диабет развился внезапно. Такое случается, если ребенок переживает сильное нервное потрясение. На тот момент прекратились поставки в Донецк инсулина и других лекарств, аптеки закрылись. Чтобы не рисковать здоровьем единственной дочери, семья переехала в Мариуполь. Там девочке оформили инвалидность, сейчас она учится в шестом классе (педагоги занимаются с ней на дому).
Другой пример: после пережитых артобстрелов у восьмилетнего Максима из Горловки развился посттравматический психоз. Это выражается в плаксивости, звуковом тике (мальчик непрерывно и беспричинно кашляет) и синдроме навязчивых движений. Надеясь вылечить Максима, семья переехала на мирную территорию. Недавно мы закупили для мальчика медикаменты, которые должны стабилизировать его психическое состояние.
Семилетний Ян из Авдеевки заболел ситуационным неврозом после того, как осенью 2014 года едва не погиб под завалами. Это произошло в тот день, когда мальчик вместе с бабушкой пришел в больницу навестить родственницу, получившую тяжелые ранения. И вдруг начался обстрел, один из снарядов попал в здание больницы. Взрывная волна выбросила Яна на улицу, сверху на него упали обломки стены. К счастью, мальчика сразу же вытащили из-под завалов. Физически он почти не пострадал, но психика не выдержала. По словам родных, после этого ребенка словно подменили. Он постоянно плачет, может гавкать, его бьет дрожь… Хочу отметить, что последние десять лет мы часто помогали в лечении тяжелобольным украинским деткам, но прежде не сталкивались с подобными расстройствами психики.
— Комментируя эти случаи, не стану сыпать психиатрическими терминами — суть не в этом, — говорит известный психиатр Семен Глузман. — Рано или поздно война на Донбассе закончится. Историки будут исследовать минувшие события, называть имена погибших. Юристы будут собирать информацию для суда над виновниками кровавой бойни на востоке Украины. Только некоторые из вынужденных переселенцев вернутся в свои разрушенные дома. А здесь, рядом с нами, будут жить уже повзрослевшие дети, психику которых разрушила война.
Их уже очень много — украинских детей, ставших жертвами взаимной слепой ненависти взрослых. И будет еще больше, поскольку война продолжается. Самый больной вопрос: кто ответит за то, что случилось с нашими детьми? Скорее всего, главными обвиняемыми на послевоенных судебных процессах станут простые солдаты. Развязавших войну политиков судить не будут. Они выкрутятся, спрячутся, отойдут в сторону… А дети войны на всю жизнь останутся инвалидами.