Життєві історії

Ирина Рабченюк: "Даже если бы заранее знала, что лишусь зрения, все равно вышла бы на Майдан"

8:15 — 27 січня 2017 eye 4539

Героиня «ФАКТОВ», которой три года назад во время зачистки на столичной улице Банковой «беркутовец» сломал нос и выбил глаз, стала кавалером ордена «За мужество», вернулась на работу и выпустила две уникальные книги

С Ириной Рабченюк корреспондент «ФАКТОВ» познакомилась три года назад, в декабре 2013-го. Правда, знакомством в привычном смысле слова ту встречу назвать нельзя: после жестокого избиения силовиками мирных демонстрантов под Администрацией президента я примчалась в столичную больницу № 17, куда свозили раненых, и там увидела женщину с распухшим лицом и жуткими синяками. Общаться с Ириной Васильевной было практически невозможно — она находилась на обезболивающих препаратах и говорила с большим трудом.

Историю о происшествии на улице Банковой рассказали ее дети — 36-летняя Лариса и 31-летний Ярослав, которые вместе с матерью и отцом пришли в тот день на Майдан. Пострадали все четверо: один из силовиков ударил по спине Ларису, второй избил дубинкой ее брата, огрел по голове отца и размозжил лицо матери. Ирина Васильевна выжила чудом, перенесла множество операций в Украине и Польше, вот только вернуть зрение на правом глазу так и не смогла.

Минувшей весной мэр Киева Виталий Кличко вручил Ирине Рабченюк орден «За мужество» третьей степени за тяжкие увечья, полученные на Майдане. Женщина также получила третью группу инвалидности и теперь имеет возможность раз в году бесплатно отдыхать в оздоровительном учреждении. Мы встретились в санатории «Победа» под Киевом, где проходят реабилитацию участники АТО. Ирина Рабченюк здесь уже второй раз и очень довольна отношением медперсонала и качеством лечения.

Знакомимся заново: узнать в миловидной улыбчивой Ирине Васильевне ту посиневшую от побоев женщину, которую я видела в больнице, удалось с трудом.

— Конечно, последствия травмы доставляют неудобства, — отвечает 57-летняя Ирина Рабченюк на вопрос о самочувствии. — Когда слепнешь на правый глаз, то не просто перестаешь видеть то, что происходит справа, — меняется вся картинка. Я стала очень плохо различать мелкие предметы, с трудом могу определить расстояние между ними. Пытаясь насыпать сахар в чашку, порой могу просыпать, стараясь вдеть нитку в иголку, никак не могу попасть. Все время теряю ручки, заколки, скрепки. Кроме того, мне нельзя наклоняться и поднимать тяжелого. А ведь у меня 24 сотки огорода, которым я очень люблю заниматься.

— В глубине души вы не жалеете, что пошли в тот день на Банковую?

— Ни разу не пожалела, честно вам говорю. Даже если бы я заранее знала, что в тот день пострадает вся моя семья, а сама я лишусь зрения, все равно вышла бы на Майдан. Я раньше считала себя слабой и трусливой, но никогда не была безразличной. Еще 22-го ноября, когда начались первые митинги, мы каждый день отправлялись на Майдан, поддерживали студентов, приносили им чай и мед. А 28-го вечером не пошли: у нас с мужем в этот день годовщина свадьбы, вот и решили один вечер побыть дома, запечь утку. Но настроения праздновать почему-то не было, чувствовалась непонятная тревога. А наутро узнали из новостей, что ночью «Беркут» избил студентов. И за что?! За то, что эти дети в своем городе, в своей стране пели национальный гимн! Шок, ужас и невероятный стыд за то, что остались дома, преследуют меня до сих пор. Конечно, мы сразу помчались на Майдан. И продолжали ходить туда каждый день.

— А первого декабря у вас было предчувствие, что с вами и вашей семьей может что-то случиться?

— Нет, но внутренне я была готова к тому, что нас побьют или даже убьют. Попросила детей и мужа иметь при себе паспорта, чтобы нас, если что, могли опознать. Взяла с собой перекись и перевязочные материалы. Мы постояли несколько часов на Майдане, а потом двинулись вверх по Институтской. На Банковой услышали взрывы, увидели зарево и дым. Лариса и Ярослав побежали вперед — узнать, что происходит. Когда «беркутовцы» пустили в нашу сторону газ, мы с мужем вынуждены были отойти. Мы оба астматики, начали задыхаться. Потом услышали крики: «Зачистка! Уводите женщин и детей!» По улице понеслась толпа. Мы тоже побежали. Меня догнал сын, державший в руках флаг Украины, Лариса была немного дальше. Ярослав споткнулся, упал, я остановилась, чтобы помочь ему подняться.

В это самое время (как я узнала позже) Ларису догнал один из силовиков и изо всей силы лупанул дубинкой по спине. Она остановилась, обернулась, спросила: «За что?» «Беркутовец» молча замахнулся для следующего удара. Пробегавший мимо парень, спасибо ему большое, крикнул: «Не смей! Ты что, не видишь — перед тобой девушка?!» Случилось чудо: изверг оставил Ларису в покое. Зато его коллега настиг моего мужа и врезал ему дубинкой по голове. Петя без сознания упал на ступени кафе, возле которого стоял. «Беркутовец» обернулся ко мне и с размаху ударил дубинкой по лицу. Я рухнула, лицо залило кровью. Ярослав стал кричать силовику: «Ты ударил мою маму!» В ответ на него тоже посыпались удары… У меня в голове пульсировал один вопрос: будут ли меня добивать? К счастью, этого не случилось. Добрые люди помогли подняться, повели к стоявшей неподалеку «скорой». Там уже выстроилась очередь из раненых, но, увидев кровавое месиво, в которое превратилось мое лицо, пропустили сразу же.


*Дочь Лариса днем дежурила у постели Ирины Васильевны, а по ночам возила на баррикады деньги, продукты, вещи

— Как при таких травмах вы не потеряли сознание и смогли сами дойти до «скорой»?

— Физической боли я не чувствовала две недели. Сначала был шок, потом — обезболивающие… Зато болела душа, когда я узнала, сколько мирных граждан пострадало в тот день. Мучилась, увидев в палате своего сына, который за несколько часов похудел и почернел до неузнаваемости. Мучилась, услышав плач дочери. Лариса очень сильная, она с детства никогда не плакала. А тут не выдержала, разрыдалась…

— Я помню этот момент. Когда Лариса рассказывала о случившемся, в палату зашел ваш сын Ярослав с окровавленным флагом Украины в руках.

— Это моя кровь. И я очень рада, что моя, а не его. Ярослав — особый ребенок. Когда ему исполнилось три года, он простудился, получил тяжелую форму менингоэнцефалита, впал в кому. Врачи ожидали его смерти со дня на день. Но сын выжил, хотя был полностью парализован и онемел. Сначала я боролась за его жизнь, потом — за здоровье, после — за то, чтобы он нашел себя, друзей, любимую работу, обрел уверенность. Представляете, что я чувствовала, зная, что Ярослав, которого выхаживала и опекала столько лет, рискует на Майдане жизнью? Но отговаривать его я не могла и не хотела. Даже после того как нас избили, муж и сын продолжали ходить на Майдан. Лариса днем дежурила у моей постели, а по ночам возила на баррикады деньги, продукты, вещи. Я надеялась, что меня подлатают и тоже смогу поддержать активистов. Но лечение растянулось на долгих пять месяцев. Операция за операцией, реабилитация, несметное количество лекарств…

— Вас оперировали и в Украине, и за рубежом. Кто помогал оплачивать дорогостоящее лечение?

— В Украине мне провели пять операций. Поменяли хрусталик, поставили шунт, сделали пластику зрачка. Со мной работали лучшие профессора страны. За некоторые хирургические вмешательства они не хотели брать деньги, за некоторые я платила. Сразу же после того, как нас избили, в больницу стали приходить знакомые и незнакомые люди, которые приносили деньги. Поначалу мы отказывались, потому что хватало собственных средств. Потом вынуждены были принимать помощь: сами бы лечение не потянули. Один благотворитель из Америки оплатил самую дорогую операцию, которая обошлась в 30 тысяч гривен.

Поехать в Польшу мне предложила Ольга Богомолец. Операцию провели бесплатно, но зрение на правом глазу, к сожалению, так и не вернулось. Врачи объяснили, что сетчатка серьезно повреждена, зрительный нерв погиб, ничего уже сделать нельзя… Но я не отчаивалась. Была очень рада, встретив в Варшаве украинских ребят, раненных на Майдане, которым помогали польские медики. Мы сдружились. Там в ожоговом отделении лежал обгоревший парень Иван — забинтованный, как мумия. Я проведывала его, мы разговаривали, делились впечатлениями. Когда в больницу пришел украинский консул, чтобы сфотографировать нас на документы (у многих раненых не было загранпаспортов, но польское правительство согласилось впустить всех в страну), мы хохотали, будто ненормальные. Представили себе эти фотографии в паспорте, где у меня — синее лицо, у того парня — полностью забинтованное…

Я потом встретилась с Иваном на годовщину Революции достоинства, 22 ноября. Пришла с семьей на главную площадь, а тут подходит молодой человек: «Помнишь меня?» Иван, сразу поняла я. Хотя никогда не видела его лица без бинтов…

Что касается денег на лечение, то мне продолжали помогать люди. Причем в совершенно неожиданных для меня ситуациях. В конце декабря 2013-го, перед самым Новым годом, когда я только-только начала вставать на ноги, узнала, что избили журналистку Таню Черновол. Я не была с ней знакома, да и чувствовала себя еще слабой, но очень хотела поддержать эту женщину, которой, как и мне, изуродовали лицо. Лидер Автомайдана Дима Булатов помог достать номер ее телефона. На Рождество я сварила кутью и пошла к Тане в больницу. Мы очень душевно поговорили, а когда я уходила, меня догнал Танин муж Николай Березовой. Поблагодарил и… дал денег на лечение. Я сказала, что приходила не за этим, но он объяснил, что Таню поддерживают многие, поэтому и он хочет помочь тому, кто в этом нуждается. Я была тронута. Позже узнала, что Коля погиб на фронте. Мы ездили на его похороны… Таких неравнодушных людей, как он, которые прошли по краешку моей судьбы и навсегда остались в сердце, было множество. Они помогали мне сначала восстановить здоровье, потом — выпустить книги по логопедии. Я давно об этом мечтала.

— Почему вы решили стать логопедом?

— Я выросла в Стаханове на Луганщине. В седьмом классе приехала на экскурсию в Киев и была им очарована. Решила, что буду учиться только здесь. Однажды подруга мамы рассказала мне о профессии логопеда, я заинтересовалась и поступила в столичный пединститут. С тех пор работаю логопедом. Нехватка украинских учебников по этой специальности ощущалась всегда. Те жалкие переводы с русских методичек, которые у нас делают, совершенно бесполезны. Ну какой эффект может быть в исправлении произношения буквы «л», когда в скороговорках про лук пишут «цибулю»?


*"Первые два учебника, посвященные исправлению речевых дефектов, уже увидели свет, — говорит Ирина Рабченюк. — Если найдется спонсор, который поможет мне издать еще два пособия, то украинские логопеды получат исчерпывающий материал для своей работы". Фото автора

Я работаю логопедом в Гимназии международных отношений. Зачастую дефекты речи могу исправить детям уже на первом занятии, но самое сложное — закрепить результат. Для этого ребенок должен много заниматься дома. И, конечно, ему нужны хорошие учебники, иначе все упражнения и скороговорки придется писать вручную. Это колоссальный труд и огромная потеря времени.

Рукопись книги у меня лежала много лет, коллеги-логопеды все время просили ее издать. Но, к сожалению, мне не хватало на это денег, а предприниматели, которые якобы согласились помочь, на самом деле пытались обмануть и лишить авторских прав. И вот два года назад лед тронулся! Я вложила деньги, которые удалось подсобрать, друзья скинулись на недостающую сумму, и удалось выпустись долгожданную «Подорож до країни Свистландії» — учебник, посвященный дефектам в произношении свистящих звуков. Недавно увидела свет и «Подорож до країни Шипландії», о шипящих. Осталось выдать «Лаландию» и «Ротландию» о звуках «л» и «р», и тогда украинские логопеды получат исчерпывающий учебный материал для своей работы. Надеюсь, найдется спонсор, который поможет это осуществить.

Мне неловко, что приходится принимать помощь от простых людей, ведь есть тысячи украинцев, которым деньги сейчас гораздо нужнее. Мы с семьей тоже стараемся при первой же возможности поддерживать раненых «атошников», перечислять средства в реабилитационный центр «Бандеровский схрон». Конечно, финансово бывает непросто. Сейчас в моей квартире живут шесть человек — я с мужем, дети, моя мама и маленький внук. А работаю только я одна. Муж на пенсии, сын летом попал под сокращение на работе, у дочери родился малыш, которого она растит сама. Мальчика назвали Мирославом — в надежде, что в Украине скоро воцарится долгожданный мир.

— Дело о вашем избиении расследуется?

— Оно передано в суд. Было назначено два заседания, но ни одно из них не состоялось из-за неявки обвиняемого. Человек, избивший меня, мужа и сына, установлен. Он на свободе и чувствует себя совершенно спокойно. Очевидно, знает, что сможет уйти от наказания. А я мечтаю дожить до Гаагского трибунала, чтобы увидеть, как бывших власть имущих, заливших нашу страну кровью, посадят в тюрьму. Мне не жаль своего зрения для Украины. Но я хочу знать, что пострадала не зря.