Ровно тридцать лет назад на экраны вышел культовый фильм Андрея Тарковского «Сталкер», сценарий к которому написали знаменитые братья Стругацкие — авторы легшего в основу картины романа «Пикник на обочине»
От сотрудничества между Андреем Тарковским и братьями Стругацкими их почитатели и критики ждали многого. Прежде всего — некоего откровения. И в общем-то дождались… Хотя фильм рождался в больших творческих муках и вполне мог вообще не родиться из-за рокового стечения обстоятельств. Во время проявки плёнки из-за халатности персонала была уничтожена большая часть отснятого материала — шесть из десяти тысяч метров пленки. Это стало причиной серьезной размолвки между Тарковским и легендарным оператором Георгием Рербергом, в итоге ушедшим из проекта. Сценарий многократно переписывался. Картину удалось снять лишь с третьего захода…
- Как с любым гением, с Тарковским работать было сложно, но невероятно интересно, — вспоминает Борис Натанович Стругацкий. — Главным «представителем» братьев Стругацких в этом творческом контакте был Аркадий. Именно к нему Андрей Арсеньевич обратился с предложением о совместной работе над «Сталкером». Аркадий регулярно общался с Тарковским, и именно от брата я узнавал новости о ходе работы над фильмом.
Мы были очень горды обращением Тарковского. Помнится, сразу же договорились между собой: предложение Тарковского принять и, поскольку работать доведется с гением, нам надлежит «знать свой шесток» и по возможности все требования гения исполнять. И мы взялись переписывать «Пикник на обочине».
Кто придумал название «Сталкер», вспомнить теперь уже невозможно. По-моему, оно возникло само собой в разговорах. Происходит это слово от английского to stalk, что означает «подкрадываться», «идти крадучись». Произносится это слово, как «стоок», и правильнее было бы говорить не «сталкер», а «стокер», но мы-то взяли его отнюдь не из словаря, а из романа Киплинга, в дореволюционном русском переводе называвшегося «Отчаянная компания» или что-то вроде этого. Это книга о развеселых английских школярах конца XIX — начала XX века и об их предводителе — хулиганистом и хитроумном юнце по прозвищу Сталки (в современном переводе это произведение имеет название «Сталки и компания». — Авт. ).
Мои личные контакты с Тарковским были редки, встречались мы обычно в Москве, в доме Аркадия, обсуждали самые общие проблемы, связанные с экранизацией, много спорили о принципах фантастики вообще и о кинофантастике в частности. Тарковский был азартным спорщиком, его трудно было поколебать. Но упертым я бы его никак не назвал: практически по всем спорным вопросам обычно удавалось достичь компромисса. Труднее всего было понять и принять Тарковского в те моменты, когда он пытался передать нам свои ощущения и впечатления, свой внутренний мир, который существовал только в его воображении. Это был мир красок, движения, звуков, который Тарковский был явно не в силах передать словами, а ведь, кроме слов, у нас в распоряжении не было ничего и быть не могло. Такая неадекватность мыслеобразов и их словесного выражения мучила нас всех. Мы переставали понимать друг друга, приходилось писать как бы наугад, действовать «методом проб и ошибок». Варианты сценария сменяли друг друга, и тот, последний, о котором Тарковский сказал: «Да, это то, что мне нужно», — оказался то ли восьмым, то ли девятым.
- Не секрет, что Тарковский был очень конфликтным человеком. Часто срывался на вас?
- Бог миловал. Даже мой брат, который дружил с Андреем Арсеньевичем, ничего подобного мне не рассказывал. Обычно было так. Вдруг возникал Аркадий и объявлял: Тарковер (так мы называли Тарковского) требует изменить то-то и то-то или вставить эпизод о том-то и том-то, или, как это было «напоследок», выдумать другого Сталкера. — «Какого другого?» — «Не знаю. Другого!» — «Но какого, трам-тара-рам, другого он хочет?» — «Не знаю, трам-трам-трам и тарарам! Не такого! Сталкер-полубандит не годится, трам-трам и тарарам!… » И мы садились, и правили, и выдумывали, и перекраивали, а потом Аркадий с новым текстом отправлялся к Тарковскому и через некоторое время сообщал, «пошло» или нет.
- Что вы почувствовали, когда узнали, что погибла половина отпущенной Тарковскому пленки и почти не осталось выделенных на фильм денег?
- Я узнал об этом от Аркадия с большим опозданием и отнесся к этой досадной новости, как к… очередной досадной новости. Это были 70-е, «годы тощих коров», когда наши книги перестали выпускать и «досадные новости» сыпались как из рога изобилия. Тарковский же, надо думать, был в ярости. Кажется, именно в это время он слег с инфарктом.
- Ваш брат так вспоминал ту ситуацию: «Я тоже был в отчаянии, поскольку самонадеянно приписывал беду всегдашней невезучести братьев Стругацких. В один из тех дней я прямо сказал Андрею об этом, он яростно и нетерпеливо от меня отмахнулся». О какой невезучести братьев Стругацких идет речь?
- Думаю, Аркадий имел в виду регулярные неудачи с публикацией наших книг. Наши романы чиновники отчего-то считали сложными. Ну и потом, кто мог смириться с тем, что мы стали самыми продаваемыми советскими писателями за рубежом? Естественно, многим наш успех стал поперек горла. Аркадий считал это давление цензуры роком…
- Тарковский все же нашел выход, как спасти фильм.
- Многие «доброжелатели» советовали ему бросить все, сославшись на творческую неудачу. Но в один прекрасный день Тарковский подошел к Аркадию и спросил: «Скажи, Аркадий, а тебе не надоело переписывать свой «Пикник» в десятый раз?» «Вообще-то надоело», — осторожно произнес брат. — «Ну, а что ты скажешь, если мы сделаем «Сталкер» не односерийным, а двухсерийным?» Аркадий не сразу сообразил, в чем дело. А дело было яснее ясного: под вторую серию дадут и сроки, и деньги, и пленку! Однако теперь нам нужно было полностью переписывать сценарий. Пришлось снова браться за текст. Сели и за недельку сделали все в лучшем виде. Это не доставило больших хлопот. Главные трудности нас ждали впереди — когда Тарковский потребовал изменить образ Сталкера. Нам нужно было сделать что-то вроде мелодрамы, исключив даже намек на фантастику. По признанию Тарковского, он изначально этого от нас и добивался, но… стеснялся сказать. Нам пришлось подчиниться. Что только фантасты не напишут для гения!
- Вы общались с Тарковским после выхода фильма?
- Я — нет. Аркадий поддерживал с ним связь еще довольно долго, до отъезда Тарковского за границу.
- Андрей Арсеньевич предлагал вам сотрудничество после «Сталкера»?
- Было несколько предложений по созданию оригинального сценария. Как я понимаю, речь шла о фильме «Жертвоприношение» (картина вышла на экран в 1985 году. — Авт. ). Мы с Аркадием обсудили план сценария, но потом я почувствовал, что мне это неинтересно, и предложил брату заняться чем-то другим. Он не захотел, несколько месяцев потратил еще на этот сценарий, написал что-то вроде черновика под названием «Ведьма», но Тарковскому сценарий не подошел, и Аркадий сунул его в архив, где текст и пролежал благополучно вплоть до недавних времен, когда был опубликован в журнале, кажется, «Искусство кино». Тарковский же спустя пару лет снял свое «Жертвоприношение», в котором «Ведьма», конечно, угадывается, но не более того.
- Однажды я сказал по этому поводу: «Я продолжаю пилить толстое бревно двуручной пилой, но в одиночку». Тот, кому приходилось пилить бревна двуручной пилой в одиночку, меня поймет… Много лет назад мы с братом договорились: если нам придется писать порознь, то публиковаться будем под псевдонимами. Аркадий писал под псевдонимом С. Бережков, я стал писать под псевдонимом С. Витицкий. Издал два романа. На большее меня не хватило…
- Вы когда-нибудь ссорились с братом?
- Разве что по мелочам. Спорили — да. Собственно, вся наша работа была непрекращающимся спором.
- Борис Натанович, расскажите, как выглядел ваш совместный процесс написания романов?
- Мы перепробовали, наверное, все возможные способы писать вдвоем и остановились в конце концов на самом эффективном. Встречаемся у мамы или в каком-нибудь доме творчества. К этому моменту план произведения уже разработан. Первый день встречи — обсуждение ситуации и обмен мнениями. На второй день начинается работа. Один сидит за машинкой, другой валяется рядом на диване или бродит по комнате. Кто-нибудь предлагает фразу. Другой обдумывает, «пробует ее на вкус» и предлагает свой вариант. Некоторое время фраза обсуждается. Спор. Обязательный, как сейчас говорят, консенсус. Согласованный вариант заносится на бумагу. Кто-то предлагает следующую фразу… И так — фраза за фразой, абзац за абзацем, страница за страницей — возникает текст. Пять-семь страниц черновика в день. Без выходных. Ежедневно. Месяц подряд — в начале (пока были молоды и здоровы), неделя или десяток дней — в конце (когда на большее нас уже не хватало). Этот метод оказался самым эффективным, так мы работали с 1959-го и до самого конца.
- Брат был старше вас на восемь лет. Он был главным в вашем творческом союзе?
- Поначалу было так. Но эта разница стерлась в первые же два года работы.
- Напоследок не могу не спросить: правда, что у вас украинские корни?
- Из Украины родом моя мама и, кстати, жена. Языка украинского, увы, не знаю, но с детства люблю и с охотой спiваю украинские песни, которым меня научила мама. Ни одно застолье у нас дома не обходилось без украинских песен: «В Києвi на ринку», «Ой, на горi та й женцi жнуть», «Куковала та сива зозуля». Это со мной всю мою жизнь. И сейчас, лежа в больнице под очередной капельницей, с удовольствием отвожу душу: «Ой, ти, гарний Семене, прийди сядь бiля мене… » Я скажу, что лучшие в мире песни — украинские, среди лучших современных писателей-фантастов — мастера из Украины, лучшее собрание сочинений братьев Стругацких вышло в Украине, в Донецке… Так что будьте счастливы все в Украине!