Заслуженный врач Украины Александр Борзых, пришивший 12 лет назад в Донецке девятилетнему мальчику отрезанную поездом ногу, ныне вынужденный переселенец и спасает украинских бойцов в Киевском военном госпитале
В апреле 2005 года «ФАКТЫ» впервые написали о докторе Александре Борзых, заведующем отделением микрохирургии кисти НИИ травматологии и ортопедии Донецкого медицинского университета (которое он создал и возглавил двадцать лет назад). Тогда бригада хирургов под его руководством сделала сложнейшую операцию — пришила девятилетнему жителю Донецка Владику Данильченко ножку, отрезанную товарным составом. Это была первая в Украине реплантация конечности со столь обширным размозжением.
— Александр Владимирович, вы помните ту операцию?
— Конечно, помню! Нам пришлось удалить 17 сантиметров размозженных краев раны, — вспоминает доктор медицинских наук заслуженный врач Украины профессор Александр Борзых. — Отрезанная поездом голень ребенка на вид была абсолютно нереплантабельна, к тому же в течение почти трех часов находилась отдельно от тела. Дедушка мальчика нашел ее и привез. Я решился на операцию, увидев в ампутированной конечности «живые» сосуды. Икроножная мышца на ноге оказалась помята, но цела! На нее мы и возлагали надежды. Потому что поговорка «были бы кости — мясо нарастет» при подобных операциях не работает. Сосуды можно удлинить, сшить. А вот чем укрыть кость, чтобы было где прорастать этим сосудам? Ведь именно с их восстановления начинается любая реплантация. Мы рассекли икроножную мышцу вдоль, сделав особые надрезы внутри, и укутали ею кость.
Владик Данильченко стал первым ребенком в Донецке, которому мы реплантировали нижнюю конечность. Бригада медиков из десяти человек, которой руководил я, пришивала ножку в течение восьми часов. Половина этого времени ушла на соединение большеберцового пучка, восстановившего кровоток в конечности, — сшили артерию и две сопровождающие ее вены. Затем соединили поврежденные мышцы, сухожилия и два нерва. И лишь потом сшили кожу и закрепили голень с помощью аппарата Илизарова.
Уже через месяц к ножке ребенка вернулась чувствительность — он начал шевелить пальчиками. А спустя полгода укороченную конечность начали «вытягивать». На месяц снова установили пациенту аппарат Илизарова. А еще через месяц мальчик пошел без костылей.
*Травмированную конечность Владику приходилось регулярно «вытягивать» с помощью аппарата Илизарова
*Так выглядела пришитая нога через несколько месяцев после операции
— Вы давно общались со своим пациентом?
— В прошлом году Владислав звонил, поздравлял меня с Днем медика.
— Какая по счету была эта реплантация в вашей практике?
— К моменту поступления Владика в отделение микрохирургии и восстановительного лечения, которым я руководил в Донецке с 1987 года и до войны на Донбассе, было произведено около 300 реплантаций. Первую я сделал еще в 1984 году, пересадив пациентке палец с ее ноги на место оторванного на руке. Палец прижился.
Тогда я поверил в себя как в хирурга и понял, что лучше всего возвращать человеку его же «родную запчасть», если есть такая возможность. А способность восстанавливаться у человеческого организма выше, чем у любого животного! Мы пришивали взрослым людям кисти, голени, бедра. Но у них отсеченные от тела травмами конечности были не в таком плачевном состоянии, как у Владика.
— Сколько операций пришлось проделать этому пациенту?
— В последующие девять лет паренек перенес пять основных и около 20, точно уже не вспомню, вспомогательных вмешательств, последнее из которых мы сделали ему в 17-летнем возрасте. Реплантированную кость, на которой из-за повреждения закрылись зоны роста, по мере подрастания пациента приходилось постоянно «тянуть» до длины здоровой ноги.
Одной из последних операций было исправление Х-образного искривления — вальгусной деформации конечности, эта проблема часто сопровождает реплантации. После первого «вытягивания» разница в длине ног пациента составляла десять сантиметров, после второго — четыре, затем семь, снова четыре, и в 17-летнем возрасте, в результате последней операции, ноги у Владика стали одной длины. А вот на стопе зоны роста продолжали функционировать нормально.
— Сейчас сын носит обычную — не ортопедическую — пару обуви 42-го размера, — рассказала мама Владислава Данильченко, с которой «ФАКТЫ» связались по телефону. — Ему много лет пришлось носить на поврежденной ноге обувь на платформе. Но спустя год после реплантации Владик стал играть в футбол, затем даже танцами занялся, а теперь работает официантом. Весь день на ногах.
*Пятнадцатилетний Владислав Данильченко вместе с отцом. Ноги у парня практически одной длины. Фото из семейного альбома
— Кстати, еще одна моя бывшая пациентка — украинская разведчица с позывным «Пума», которой в 2015-м году я оперировал сквозное ранение стопы, — тоже, вернувшись с фронта, работает официанткой, — замечает Александр Борзых. — А 29 марта 2005 года, когда я решился оперировать Владика Данильченко, было немало удивительных совпадений. Например, в то утро на «пятиминутке» я как раз говорил о перспективах реплантации голеностопа у детей.
— Прямо мистика какая-то…
— Запомнился мне и другой случай. Как-то из Славянска поступил молодой мужчина с производственной травмой — станком, работавшим на фотоэлементе, ему отрезало кисть. Привез парня товарищ по работе, друг и сосед по площадке, однополчанин, с которым они вместе служили в Афганистане и вернулись с войны оба без единой царапины. Кисть пациенту пришили, он ее разработал и вернулся на предприятие. А спустя ровно год, день в день (!), привез с аналогичной травмой своего товарища, который в свое время доставил в больницу его самого. Мы и этого мужчину удачно прооперировали, он тоже вернулся к работе.
Еще одно совпадение. В середине 1980-х к нам в НИИ, который функционирует на базе Донецкой областной травматологической больницы, поступили 36 курсантов Донецкого военно-политического училища, пострадавшие в ДТП, — перевернулся грузовик, в котором они ехали на учения. В течение нескольких дней мы буквально жили на работе, так как каждому выжившему из-за политравм требовались поэтапные операции. Тогда я и познакомился с военным хирургом, присланным к нам из Киева, и увидел, как вместо фамилии коллега пишет «личный номер» — шифр. Теперь такой есть и у меня.
— Летом 2014-го вы провели свой отпуск, работая на волонтерских началах в столичном военном госпитале, куда спустя время вас приняли на работу. Почему решили остаться в Киеве?
— Как и многие уехавшие тогда из Донецка, думал, что когда вернусь из отпуска, в городе уже не будет вооруженных алкашей с георгиевскими ленточками. Но, приехав, тут же встретил такого у супермаркета. Он жевал хот-дог, на камуфляж стекал соус, а по земле волочился автомат. У меня от увиденного тошнота подступила к горлу. И тут я обнаружил, что забыл в Киеве ключи от донецкой квартиры. Выход из ситуации, конечно, нашелся. Но, наверное, это тоже было символично.
— Начальник клиники повреждений Киевского военного госпиталя доктор медицинских наук Игорь Савка, давая интервью телевидению, отметил, что таких операций, какие выполняет доктор Борзых, у нас до боевых действий не проводили. Получается, война внесла свои коррективы?
— Да, война значительно продвинула хирургию, в том числе микрохиругию, вперед. За три минувших года медиками накоплен огромный опыт. Мы увидели на практике, например, что раны, полученные в результате минно-взрывных травм, сразу ушивать нельзя. В них может иметь место вторичный обширный некроз, и врачам необходимо справиться с его последствиями.
*"Война значительно продвинула хирургию, в том числе микрохирургию, вперед, — говорит доктор Борзых. — За три минувших года медиками накоплен огромный опыт"
— Кому-то из воинов удалось сохранить конечности благодаря вашим наработкам в реплантации?
— Больше запоминаются даже не фамилии, а сами травмы и истории бойцов. 52-летний полковник, командир подразделения, которому мы сделали уже 18-ю операцию, при обстреле Дебальцево успел собрать всех своих солдат в блиндаж, но сам укрыться не успел. Рядом с ним рванул снаряд. Ко мне он поступил без части лучевой кости, мышц, нервов — очень тяжелое ранение. Конечность ему мы сохранили.
Недавно в социальной сети мне напомнили о еще одном бойце, Владимире Гариджуке, которому удалось спасти ногу и кисть — он попал под «Град».
Но реплантации при ранениях, полученных на этой войне, сейчас редки, потому что человека часто привозят на второй-четвертый день. И нет иного выхода, как готовить пациента к протезированию. Однако даже в этом случае приходится оперировать и долго лечить, поскольку если человек попал под обстрел или наступил на мину, то это — политравма.
— Никогда раньше не спрашивала вас об этом: а как вы решили стать врачом?
— Я даже не выбирал профессию, а был уверен, что стану медиком. Возможно, потому, что первый врач в нашем роду появился еще 200 лет назад. В 1816 году мой предок Вильгельм Берви окончил императорскую медико-хирургическую академию в Санкт-Петербурге, а затем, подтверждая звание военного врача, два года ходил на военных кораблях, парусниках, дважды обогнув земной шар. После этого он защитил докторскую диссертацию, став профессором Казанского университета.
— Это отец того самого Вильгельма Берви-Флеровского — идеолога народничества, выступавшего против гнета рабочего класса, видного публициста, издававшего свои труды во времена еще царской России? Известно, что, прочитав его работу «Положение рабочего класса в России», автор «Капитала» Карл Маркс дал высокую оценку: «Это труд… бесстрашного труженика, беспристрастного критика… и прежде всего человека, возмущенного гнетом во всех его видах».
— Да. Это мой предок. У Берви-Флеровского были три сына и дочь. Старший сын Федор начал свою карьеру врачом земской больницы металлургического завода Новороссийского общества (затем Донецкий металлургический завод). Это мой двоюродный дед, его имя носит одна из улиц в Донецке. Другой сын Вильгельма Василий, работавший городским головой Юзовки с декабря 1918 года до марта 1919-го, — мой родной прадед. В 1919-м он умер от тифа. А Федор Берви скончался в 1942-м. Мои предки похоронены в Донецке. Кстати, обе мои дочери тоже стали врачами.
— По Донецку скучаете?
— Скучаю, но жить туда уже не вернусь — не всех буду рад видеть. Хотя донецкие пациенты у меня постоянные гости. Как вынужденные переселенцы, так и те, кто приезжает оттуда специально ко мне на прием.
Первое, чего мне больше всего не хватало в работе, появилось в столичном военном госпитале вскоре после моего прихода — хирургический микроскоп подарили волонтеры. Вся моя семья сейчас живет в Киеве, а это самое главное. Дочь Наталья Борзых, кандидат медицинских наук, часто оперирует вместе со мной в госпитале, потому что пишет диссертацию по боевой травме верхней конечности в докторантуре Института травматологии и ортопедии Академии медицинских наук Украины. Из Донецка выехала уже половина коллектива отдела микрохиругии. Один из моих учеников Дмитрий Ковальчук недавно в Киеве защитил свою кандидатскую диссертацию. А участник той памятной операции на ножке девятилетнего Владика Андрей Погориляк, тоже мой ученик, возглавил отделение комбустиологии и пластической хирургии в областной больнице Ужгорода. Жизнь продолжается.