Накануне Дня независимости известный украинский интеллектуал, литературовед, историк, культуролог, эссеист ответил в интервью «ФАКТАМ» на самые наболевшие вопросы, которые волнуют каждого из нас
Академика Национальной академии искусств Украины, доктора искусствоведения, профессора Киевского национального университета театра, кино и телевидения имени Карпенко-Карого, участника группы «Першого грудня», в которую вошли моральные авторитеты нации, заслуженного деятеля искусств Украины Вадима Скуратовского можно слушать часами. Каждый, кто хоть раз с ним общался, подтвердит, что Вадим Леонтьевич — потрясающий рассказчик, обладающий энциклопедическими знаниями, которыми охотно делится. А еще сейчас крайне редко можно услышать такую образную, изысканную, колоритную речь.
— Вадим Леонтьевич, близится очередная годовщина Независимости. Мечты нашего народа жить в процветающей и сильной Украине пока, увы, не сбылись. На вопрос, кто виноват, у общества вроде есть ответы. Это власть, «папередники», внешние силы, мы сами. Теперь бы ответить на вопрос, что делать…
— Скажу следующее. В 1964 году на советский экран вышел двухсерийный фильм «Председатель», где покойный Михаил Ульянов сыграл бывшего фронтовика, полковника Егора Трубникова, который вернулся в родную деревню в Подмосковье. Он попытался изменить существование земляков, которые дошли до крайних пределов нищеты и унижения. В картине такой эпизод: тракторов нет, женщины пашут на коровах. Разъяренный герой врывается к тамошнему директору МТС, хватает его за шиворот: «Тебя убивать нужно!» Немолодой директор с огромным трудом как-то отбивается и объясняет, что сейчас у него нет никакой возможности помочь. Может, потом появится… И тогда Трубников — уже растерянно — спрашивает: «Так что же делать?» Директор твердо и мудро отвечает: «Продолжать пахоту».
Вот и мы должны продолжать пахоту. Дело в том, что так называемая независимость еще более трудная, чем так называемая зависимость в любых ее формах -- колониальной и так далее.
…В 1640 году абсолютно зависимая от Испании Португалия (извините, что так «прыгаю» географически) взбунтовалась против испанского владычества. Португальская аристократия ворвалась во дворец наместницы (представьте себе, не наместника!) с криком: «Да здравствует свободная Португалия!» Освободились…
Однако до сих пор Португалия существует при великом множестве тех или иных проблем. А Испания, которая была, казалось бы, могущественным королевством на протяжении столетий и столетий, до сих пор устраняет какие-то свои недостатки, дефекты, изъяны. Но по-другому люди не живут! И отдельно, и вместе… И под крышей государства, и под крышей своей семьи. Так что, вместо того чтобы беспрерывно искать виновных-виноватых и какие-то новые сенсационные способы ухода от того или иного национального кризиса, должно, попросту говоря, работать. При этом помнить, что намного лучше не будет.
— Почему лучше не будет?
— Дело в том, что мы в Украине пребываем сейчас (за исключением фронта, разумеется) в абсолютном комфорте по сравнению с предыдущими эпохами. Если бы людям конца XIXвека показать наш быт, они бы подумали: «Да они в раю».
Но когда человек начинает жить лучше, ему всегда кажется, что у него чего-то нет. Когда в конце 40-х годов прошлого века в Соединенных Штатах у всех появились телевизоры, то начались жалобы униженных чернокожих, что у них совсем плохой телевизор, совсем не тот автомобиль и так далее.
Безусловно, мы живем лучше, чем раньше, но ведь нам хочется жить еще лучше, и это наше законное право. Мы должны жить лучше, но для этого же надо работать и работать. Однако потом опять ведь появятся какие-то новые изъяны, вызванные тем, что все равно возникнет тот или иной кризис. Кризис — ассистент всей мировой истории.
Но сейчас самое главное — закончить войну. Этот вопрос внешне как бы не решаемый, потому что его решение зависит не от Украины, не от украинских солдат и офицеров, а, к сожалению, от современной кризисной России.
Эта страна, подлинная Ново-Россия (столица — Москва), возникшая в 1990 году (тогда Российская Федерация вдруг объявила себя суверенной), сейчас при великом множестве огромных проблем. И они пострашнее наших, потому что эта вчерашняя империя инерционно пытается остаться таковой. Понятно, что ей это уже не удастся. Но она пытается. И на этом пути устраивает войну: сначала на Кавказе, затем в Приднестровье, потом в самой России, сейчас в Украине. И что она еще устроит, это вопрос. Как сказал в великом украинском водевиле «За двома зайцями» отец Прони Прокоповны: «Один Бог знає, як воно ще буде».
— И что же делать?
- Нам в этой ситуации нужно милитарно отбиваться от атак со стороны Кремля (так называемый местный сепаратизм на Донбассе сам по себе, извините, это несерьезно) и при этом присматриваться: так что же в России происходит. Мне кажется, какие-то трагикомические, но подвижки там все же есть.
В Кремле уже, похоже, отчасти начинают понимать, что на дворе-- не 2014 год: когда им казалось, что путинские войска в один присест, к 9 мая, войдут в Киев и проведут на Крещатике парад… По счастью, этого не случилось. Потому что появление путинских войск здесь означало бы непрестанную войну, по сравнению с которой война в Чечне, война на Балканах между тамошними игрушечными странами (да простят мне этот эпитет братья-славяне) показались бы забавами бойскаутов.
Однако ведь произошло то, что произошло. Россия не смогла устроить так называемую «Новороссию» (это бред собачий!), а Украина смогла каким-то образом выиграть этот спарринг, по крайней мере придать ему режим некоторого военно-политического пата.
Сейчас у России уже нет ресурсов для дальнейшего «состязания» не только с Украиной и Кавказом, но и со всем остальным миром: она фактически осталась без союзников. Нет в мире ни одной страны, которая поддерживала бы ее. Вот вроде союзник Монголия. Но она спит и видит, что Республика Тыва и внутренняя Монголия вкупе с ней создадут гигантское самостоятельное государство. И это не исключено…
Итак, у России миллион своих проблем. Нынешняя ее элита органически не в состоянии их решить. Но это значит, что она будет что-то делать в каком-то направлении, чтобы спасти свою страну от сверхкатастрофы.
…Современная Россия, мне кажется, поразительно похожа на Оттоманскую империю начала 1910-х, когда Константинополь все еще пытался строить свою государственность именно как имперскую. Но с 1914 года начался беспрерывный и беспощадный демонтаж этой империи. От нее ушли окончательно Греция и Болгария, Албания и Македония, пытались уйти курды, армяне и так далее. В 1918 году Турция капитулировала. Но, будем откровенны, Запад — это тоже хищник первостатейный: он решил тогда эту страну-анахронизм стереть с карты мира и с этой целью натравил на нее Грецию. И вдруг Турция, превратившаяся из империи в сравнительно небольшое анатолийское национальное государство, нашла необходимые ресурсы и отбилась от агрессора. Разное потом там происходило и происходит. Но эта страна существует. И слава Богу…
Во всех отношениях с Россией нужен очень серьезный интонационный режим. Нам должно делать все, чтобы пройти мимо этого динозавра-диплодока и не слишком его бока задеть, потому что он может растоптать не только Украину, не только самое себя, но и весь остальной мир… И не следует дразнить этого диплодока какими-то радикальными лозунгами, памфлетами и эпиграммами (приглуповатые русофобские сюжеты я вообще не принимаю). По очень простой причине: он уже не собирается сейчас начинать полномасштабную войну. Он, похоже, начинает осознавать, что если он ее начнет, то это будет катастрофа для всей планеты. От полюса до полюса.
А то некоторые украинские патриоты говорят: «А мы будем как Хорватия против Сербии». Какая Хорватия?! Какая Сербия?! Извините, Сербия немногим больше Киевской области. Хорватия действительно отвоевала какие-то пространства и какую-то часть своего этноса у Сербии. Но разве можно сравнить российские потенциальные ресурсы и Хорватию? Короче, нужно вести себя крайне осторожно. Для этого необходимы внешняя разведка, первоклассная армия, полиция, политическая полиция, наконец. И так далее.
При этом нужно оздоровлять экономику и заботиться о тех слоях населения, которые не в состоянии сами это делать (дети из бедных семей, инвалиды…). Еще нужно сохранить такие секции общественного существования, как искусство, театр, кино, литература и прочие. Нужно умерить аппетиты наших СМИ в направлении «массовой культуры». И нелишне слегка укротить украинских капиталистов.
— Как?!
- Капитализм, который начался в Европе примерно в XVIвеке, а в полную силу вступил в XVIII, был ужасен. И так называемое гражданское общество потратило несколько столетий, чтобы как-то укротить аппетиты тамошних, как теперь говорится, олигархов.
— Как же наших укротить-то?
— Запад это сделал. Значит, нужно посмотреть на его опыт.
Нужно создавать политические партии социальных низов, партии мелкой и средней буржуазии и не пускать в политику крупную буржуазию. Типа новоукраинской. Потому что она знает только одно -- накопление, аккумуляцию денег и прочее в том же беспощадном направлении.
Наконец, главное. Украине необходимо искать союзников, но при этом не забывать о собственном лице.
Вот сейчас говорят о поставках нам американского летального оружия. В 2014 году, будучи вблизи одного городка (не стану его называть) под Луганском, один украинский генерал сказал: «Хорошо. Я могу уничтожить этот городок до последнего дома. А дальше что?» Поймите, как только здесь появится летальное оружие, у России появится сверхлетальное… Да оно уже так и есть.
Сегодня Украина, в отличие от Сирии, -- самая главная точка мировой истории. То есть вопрос о неналичии у нас летального оружия -- условие для того, чтобы не было этой самой войны. Понимаете?
Путин очень похож на Гитлера во многих отношениях. Но Гитлер, кроме того, что был умнее…
— Умнее Путина?
— Знаете, мы должны понять, что Гитлер — это темный гений, который знал и умел много больше, чем Путин. Ему казалось, что в мире есть одна сила. В немецкой солдатской песенке были строчки: «Германское оружие — священный мой кумир, германское оружие победит весь мир». И Гитлер побеждал этот мир — до 1943 года.
А то, что он был умнее… В воспоминаниях супруги Михаила Чехова Ольги я прочел, что в начале 30-х на каком-то суаре Гитлер, проходя мимо нее, сказал: «Госпожа Чехова, а я помню вас в роли Ирины в „Трех сестрах“ в таком-то венском театре». И пошел дальше.
— Вот как!
— Кроме того, он, вопреки расхожему мнению, был блестящим стилистом. В начале 30-х (Гитлер еще не канцлер) один английский журналист попросил его в нескольких словах представить главную цель национал-социалистической доктрины. Тот, подумав полсекунды, сказал: «Вычеркнуть из истории французскую революцию». Это гениально! Но демонически гениально.
Дело в том, что все, что в последние столетия происходит в мире — буржуазном, капиталистическом, Западном и Восточном, — так или иначе начинается не столько с американской революции (это была как бы «случайность» в тех исторических условиях), а с Великой французской, которая освободила человека. И не только для добра, но и для зла. Вследствие этой революции спустя столетие-другое возникло собственно гражданское общество, которое смогло укрощать все худшее, что она внесла: наряду с правовым государством -- беспощадный капиталистический эгоизм и классовую рознь. И еще некоторые «милые» свои свойства, из-за которых в XIXвеке шли беспрерывные войны, и все это закончилось 1914 годом.
В следующем году — столетие окончания Первой мировой войны. Все-таки Европа научилась мобилизовать все лучшее, накопленное этой революцией: уважение к отдельному человеку, к частной собственности и вместе с тем стремление укротить эту собственность, когда она в своей избыточности унижает другого человека.
…Как-то посреди Вашингтона на наш маленький автомобильчик налетел «Паккард» (не знаю, зачем такие длинные автомобили нужны!) одной представительницы самого высокого буржуазного класса. Было ясно, что эта дама «оттуда». Буквально через несколько секунд появился полицейский. Потребовал у меня документы, хотя я еще лежал на асфальте. Увидел мой украинский паспорт и расхохотался: «Это ж надо вам попасть в аварию -- между Белым домом и Капитолием».
Потом подошел к машине этой дамы: «Ну что, дорогая, болтали по мобильнику за рулем?» Понятно, что это было именно так. Но она уже спрятала мобильник и ответила: «А его у меня нет». И я, словно Воланд из популярнейшего романа «Мастер и Маргарита» в сцене с буфетчиком, тревожно развел руками и спросил: «Как? Неужели среди москвичей есть мошенники?» И среди вашингтонцев…
Французская революция столько этих самых мошенников выдала на-гора. Но при этом и научила общество их останавливать. Два года ушли на то, чтобы упомянутая дама все же заплатила мне две с половиной тысячи долларов ущерба, которые я потом оставил своей падчерице, вышедшей замуж за американца.
— Вернемся к фигуре Гитлера.
— Он сказал, что хочет вычеркнуть французскую революцию из истории -- дьявольски гениально филологически и мировоззренчески. Но ведь потерпел жесточайшее поражение и, в конце концов, погубил собственную страну. Потому что если бы не 1933--1945 годы прошлого века, Германия была бы, условно говоря, как 150 Японий и 300 Китаев. Немцы только сейчас переводят дыхание от этой сверхскорости. И действительно уже даже устали от истории.
Путин, будем откровенны, не столь умен. Немногому научили его на Лубянке. Но будем надеяться, что в России, может быть, придет к власти более умеренное руководство, которое попытается договориться с Тбилиси, а не будет вводить фактически в состав России Абхазию и Южную Осетию.
То есть на постсоветском пространстве будут происходить какие-то свои сюжеты, и мы их должны отслеживать. И нам следует иметь там союзников. И, конечно, нам следует иметь союзников на Западе.
Но наивное представление о том, что мы войдем в состав тех или иных западных структур… Если бы наши люди знали, как к Европейскому союзу относятся швейцарцы, голландцы, а тем более мадьяры, румыны и поляки, мы были бы при каких-то более умеренных стратегемах. Нам европейцы нужны в качестве союзников, а не как хозяева-покровители нашей политики. В качестве хозяев нашей объектности они ничего хорошего не представляют.
У них тоже очень много своих проблем. Кроме того, этот материк устал от своей бесконечной тяжкой истории за последние несколько сотен лет. Это материк, у которого уже нет гениев. Там уже все умны и образованны, но на гениальность материка не хватает. Гении остались только в эстрадной музыке, но ведь это несерьезно.
Вот это и есть наши ближайшие усилия. В конечном счете мы должны научиться договариваться со всем миром. Но нас будут слушать, если мы упорядочим свое собственное существование. А это, конечно, проблема очень сложная.
— Вы сказали, что надо умерить аппетиты наших СМИ. Объясните, пожалуйста.
— Я, может, неосторожно высказался о средствах массовой информации. Но, понимаете, вот сидит очень умный и толковый тележурналист и слушает Рабиновича. Да пусть Рабинович говорит все, что угодно, но после него или рядом с ним должен появиться какой-то человек, который спокойно скажет: «Дорогой Вадим, очень жаль, что вы, по вашим словам, не учились в Пажеском корпусе. А вот Евгений Баратынский, великий русский поэт, там учился, хотя и не закончил его. Но какой это потрясающий поэт. Сейчас в России утверждают, что он выше Пушкина».
Другие представители «Оппозиционного блока» все время твердят, что нужно помириться с Россией. Они абсолютно правы. Нужно мириться. Но! Извините, они считают, что это дело исключительно Украины. То есть получается, что Украина должна, условно говоря, переместиться, самодепортироваться в сторону России, и тогда настанет благополучие. Да не дай Бог, чтобы Украина снова стала союзницей России. Если она снова будет аннексирована этой страной, миру — конец.
— Однозначно.
— Империя былых времен состояла из двух компонентов — корневой России, то есть европейской России и Сибири, и Украины. И великое множество сюжетов империи так или иначе были обусловлены присутствием Украины. Если уж завоевали Украину, то, значит, необходимо аннексировать Днепр до самого его эстуария (устье реки. — Авт.). Что это значило? Нужно было сто-двести лет воевать с Турцией, потом конфликтоватьс Австрией, потом в XIXвеке, когда Крым уже окончательно стал тем, чем он стал, пришлось воевать со всем остальным миром.
Мы забываем о том, что так называемая Крымская война — это уже мировая война. Если дозволено так выразиться, то это протомодель того, что случилось в XXвеке. От Камчатки до Аландских островов, от Белого до Черного моря, от Закавказья и заканчивая военными действиями едва ли не в Архангельской губернии… Поэтому самое главное сейчас: Украина должна помочь России тем, что не должна быть ее союзницей. Если настанет это союзничество, то снова украинский чернозем, реки, недра, ресурсы и индустрия (чего не было в XIXвеке, во времена Восточной войны) войдут в состав России, а это катастрофа для всего мира. К сожалению, Запад этого не понимает.
— Сейчас некоторые эксперты говорят о риске утратить нашу государственность. Этот риск есть, по вашему мнению?
— Есть. Но в режиме даже не аннексии, а неимоверного милитаристического хаоса. То есть это будет что-то похожее на события на Балканах в прошлом веке, но куда похуже и подольше, подлиннее и поосновательнее.
Украина обязательно должна сохранить свой суверенитет. И сама уцелеть, и сберечь весь остальной мир. Иначе быть беде.
Видите ли, эти вчерашние гимназические учителя, которые становятся на Западе министрами, премьер-министрами, а то и президентами, этого не понимают. Им иногда кажется, что Украина это не более чем случайный сюрприз восточно-европейской истории. А на самом деле это производная от грандиозного процесса исчезновения некой демонической сверхсилы, которая уже должна избыть свой демонизм и остаться при каких-то своих уже сугубо национальных сюжетах. Я имею в виду Российскую Федерацию.
Что касается риска, он — огромен. Я не знаю, что такое конкретно тот или иной российский генерал. Но иногда они как скажут, как покажут карту на стене своего кабинета! Когда какой-нибудь авиагенерал говорит о бомбардировке Киева… Вы представляете, что будет после первой бомбардировки Киева?
— Нет, и не хочу представлять.
— Поэтому нужно делать все, чтобы этого не произошло. Но риск будет, пока правит эта генерация, которая, как и Путин, родилась в начале 1950-х годов, которая не знает настоящей войны, а знает только карательные операции в Афганистане и на Северном Кавказе. Желательно, чтобы к власти там пришло поколение, родившееся, условно говоря, «после Никиты», как говорят в России, то есть в начале 1960-х.
Естественно, Украина должна делать и в дипломатическом, и в военном, и в цивильном, и в экономическом отношении все, чтобы удержать этого гиганта, который балансирует, сам еще не зная, в какую сторону.
Знаете, я очень надеялся, что Россия сможет сотрудничать с японцами в отношении Курильских островов (конечно, эти острова японские). Но знаю лишь одно: недавно Путин послал туда дивизию! Если бы русские люди ведали, до какого безобразия Российская Федерация довела эти острова, не зная, что с ними собственно делать. И если бы они ведали, что такое японская цивилизация, что она могла бы сделать с этими островами… Видите ли, мы живем в очень странном мире.
— Но ведь Донбасс и Крым России тоже не нужны.
— Если Россия уйдет из Донбасса политически и милитарно, то эта проблема будет решена. Потенциальный российский президент это может остановить одним пальцем.
С Крымом сложнее. Если вместо путинской стратегии будет что-то более «либеральное», тогда полмиллиона крымских татар по всему миру, и в первую очередь местные крымские татары, плюс остальной исламский мир сделают там многое.
Возможно, проблема Крыма решаема в дальнейшем. Не в наших географических границах. Но что поделать? Пока она не решается со стороны России, которая не поняла, что милитарно уже не одолеет Украину.
Желательно сохранить, как говорил один американский фантаст, «римлянина по имени статус-кво». Но -- положительно. По-ло-жи-тель-но! Пока мы этого не умеем. Пока мы отдаем телевидение каким-то оппозиционным дуракам, которые несут какую-то чудовищную ахинею. Ведущие поумнее смотрят на них… Я же вижу, что перед эфиром хозяин канала сказал: «Дайте возможность высказаться этим кретинам, дебилам, имбецилам». Но это одна тысячная проблемы. Главное другое: такая политика недопустима, и вместе с тем надо помнить, кто виноват.
Когда оппозиционеры вещают о мире… Вот какой-нибудь Добкин говорит-говорит, и ничего непонятно. «Одна контрреволюция», — как говорил о театре булгаковский песик Шариков.
Каким образом Польша могла бы в 1939 году испросить мир у Гитлера, если он поставил на уничтожение Польши? Нынешний постГитлер уже не решается уничтожить Польшу. Сил маловато. Но натворить дел он может. Очень даже может.
Ввиду того, что мы живем в новую технологическую эпоху и что весь европейский континент испещрен невероятным количеством атомных электростанций (это стратегическая ошибка цивилизации), здесь может быть все. Один раз, в конце 70-х -- начале 80-х прошлого века, мир уже оказался на грани, хотя это не слишком заметили: когда Иран вдруг ощутил, что его нефтяные потоки неисчерпаемы (так, по крайней мере, казалось шаху во время так называемой Белой революции), он решил построить в Иране 20 (!) атомных электростанций. А теперь давайте подумаем, что бы сделал суннитский Ирак со всеми этими АЭС…
То есть мы беспрерывно рискуем. Сейчас человечество идет по краю, как пел покойный Высоцкий. Нужно все делать для того, чтобы не сожгли Кремль. И помнить не только о национальных интересах своей страны, но и об интересах остального мира. А также помнить, что подчас этим миром руководят эксцентрики. Они живые люди. Извините, восьмиклассник, который во Франции влюбился в лицее в свою учительницу, которая была уже беременна в третий раз, это, конечно. трогательно. Но…
В самый ответственный момент американской истории там вдруг появился мой коллега (я иногда снимаюсь в фильмах). Я вспомнил, что раньше видел Трампа в фильме -- «Один дома»… Ну хорошо, я-то зарабатываю в кино на прожитие, кроме того я еще и официально киновед. Но ты-то куда лез? Чего пошел в этот смешной, но дурацкий фильм?
Вы же видите, как элита мира сего становится все мельче и мельче… По-моему, осталась только госпожа немецкий канцлер.
Теперь о нашем политикуме. В 2004-м какая-то газета взяла у меня интервью о Юлии Владимировне Тимошенко. Дело в том, что некоторое время я обретался на «Радио «Свобода». Когда Тимошенко вышла из первого заключения, я на последние «свободные» деньги купил огромное количество роз и преподнес ей. Через несколько часов она появилась у нас. Полтора часа я провел с ней наедине в радиорубке. Откровенно говоря, никогда не видел такого волевого лица и таких беспощадных волевых глаз. Так вот, уже сам давая интервью, не от большого своего ума я сказал, что «очень уважаю Юлию Владимировну в качестве политика, но я бы на такой не женился». Мои домашние спросили: «Вот станет она президентом, что ты тогда будешь делать?» (смеется)
Даже лучшие из наших и не наших лидеров не совсем еще понимают, в каком странном и страшном мире мы очутились. Ранее это понимали поэты. Французские и немецкие поэты конца XIX-- начала XXвека, затем русского Серебряного века, после некоторые поэты советской эпохи первыми заговорили о том, что мы -- на грани. Сейчас такой поэзии нет. Она почему-то ушла. Очевидно, поэты устали предупреждать мир.
— Вы верите в нашу страну?
— Стараюсь верить, другой у меня нет. Я родился на оккупированной гитлеровцами Черниговщине. Через полгода после моего рождения мать стала связной партизанского отряда. Мы почти три года перемещались по оккупированной территории. Она носила меня с собой в качестве живого щита.
У матери было задание ходить вдоль железной дороги и отслеживать движение немецких эшелонов в ту и другую сторону (она не знала, что там везут), запоминать всю эту логистику и потом сообщать о ней по назначению. (Это, а не военные действия, было самой главной задачей партизанского движения, как потом мне объяснили специалисты.)
«Благодарное» Отечество осенью 1943-го вызвало мать в НКГБ. Первое, что спросили: «Почему вы остались на оккупированной территории?» Она ответила: «Так це ж ви вiд нас пiшли». Ее 20-летний командир пытался оспаривать тезисы следователя, так его выбросили с пятого этажа.
А в 1958-м моего брата арестовали за украинский национализм: он хотел самостоятельную, но коммунистическую Украину, где рядом с красным флагом был бы сине-желтый, а «Интернационал» пели бы только по-украински. Три года лагерей.
Судьба моя была очень сложной впоследствии. В 1978 году я напечатал несколько парадоксальную статью «Шевченко в контекстi свiтової лiтератури». И правление Союза писателей Украины вышибло меня из своих рядов. Не только за статью. Дело в том, что я поймал на плагиате руководителя союза Павла Загребельного, к которому хорошо относился: во вступлении к первому тому украинского пятитомника Анатоля Франса он переписал все от второго абзаца до предпоследнего из одного российского издания. Скандал был чудовищный. Со мной просто свели счеты.
Мать, узнав, что меня выгнали с работы, пришла во «Всесвiт» и спросила одного великого украинского патриота: «За що Вадима вигнали?» Он ответил: «Вадим перебiльшив значення Шевченка». Тогда она, учитель украинского языка и литературы, молча повернулась и пошла в ЦК КПУ, чтобы отдать свои партизанские награды. Я перехватил ее по дороге: «Куди ти пiдеш? Це ж не вони заробили, це ж ти заробила». До конца жизни она их ненавидела. И при этом очень своеобразно соединяла это с культом Ленина!
Мать рассказывала, как селяне в 1921 году вдруг ощутили, что земля -- их: «Батько вже думав про те, щоб залiзом хату покрити. А потiм як почалось у 28-му, так iпродовжується». Сейчас украинское селянство (это корневая основа этноса) уже практически исчезло… И мировые войны, и события начала 30-х, и прочее…
В общем, я с Украиной кровно связан. Мои деды лежат в этой земле. Я видел многие страны. Мне понравилась и провинциальная американская цивилизация, и ближний Восток, и арабы, и итальянцы. Но всем я обязан моей очень талантливой и несчастной Украине.
Я, конечно, могу написать какой-нибудь пессимистический трактат. Иногда хочется что-то сказать о господах современниках. Но это будет уже коллаборационизм. Так что ничего не напишу.
Подытоживая, хочу сказать, что человечеству уже включили некий метроном. И этот метроном уже стучит о том, что должно что-то делать. Спасать и себя, и своих близких, и всех дальних. И своих соотечественников, и других граждан. И другие страны, да и весь земной шар. И вместе с тем, несмотря ни на что, нужно продолжать пахоту.