Добровольцу «Правого сектора» понадобилось больше года, чтобы собрать документы, необходимые для получения статуса участника боевых действий. После чего в Шевченковском суде столицы их просто… потеряли
Киевлянину Павлу Долинскому — 28 лет. Крепкий бородатый парень с ясными голубыми глазами. К активистам «Правого сектора» примкнул еще во время Майдана.
— По складу характера я сплошной гуманитарий, — улыбается Павел. — Три высших образования — психология, социальная педагогика, административный менеджмент. Работал педагогом в киевском детском доме «Ясный», где живут дети из неблагополучных семей и сироты, и одновременно психологом в расположенной рядом с детдомом социальной службе. Было время, когда приходилось совмещать сразу три места работы и учебу в двух институтах…
— Во время Майдана познакомился с активистами «Правого сектора», мне были близки их идеи, — рассказывает Павел. — А после победы революции вместе с другими добровольцами поехал на восток Украины, потому что понял — события на Донбассе так просто не закончатся. Мои родители, поддерживающие принцип целостности Украины, были не против. Хотя, конечно, я всегда рассказывал им по телефону, что нахожусь на тренировочной базе, что отправки на фронт пока не было…
— А на самом деле?
— На самом деле принял участие в своей первой боевой операции в селе Нетайлово Ясиноватского района уже в мае 2014 года. Участвовал в боях в Красногоровке, Авдеевке, на Саур-Могиле, в Песках. А 5 октября был ранен рядом с Донецким аэропортом, в ходе операции по взятию высоты возле села Спартак Ясиноватского района. Наш добровольческий корпус участвовал в ней совместно с 95-й десантно-штурмовой бригадой. Мы подходили к назначенному месту на БТРе, но боевикам удалось взять нас в полукольцо, и они открыли минометный огонь с двух сторон. Двоих ребят, сидевших рядом со мной на броне, просто снесло взрывом. Было понятно, что они ранены, если не хуже. Чтобы помочь им, я сам спрыгнул следом за ними. Однако в высокой траве найти их не смог. БТР уехал — ранило водителя, и ребята уже уходили как могли. Плотный обстрел продолжался. Когда меня самого ранило, даже не знаю — еще на машине или уже на земле. Но позже медики насчитали 12 ранений: четыре пулевых и восемь осколочных. Навылет были прострелены обе ноги, спина, руки. Плюс контузия. В общем, остался я на поле боя один, с пулеметом. Начал отстреливаться. Так продолжалось минут двадцать. Когда огонь утих, пошел в сторону, где были наши. Как-то добрался на простреленных ногах. Правда, чуть свои не подстрелили. Говорили потом, что не поверили, что я остался жив, думали, с той стороны кто-то идет. Хорошо хоть черно-красную ленточку на рукаве вовремя разглядели.
Павел показывает висящий на шее амулет на цепочке.
— Это бронебойно-зажигательная пуля калибра 12,7. Редкая штука, кто понимает. Незадолго до гибели мне подарил ее Саша с позывным «Хруст», один из убитых в том бою. Он погиб в свой день рождения. Мы тогда подарили ему торт, но съесть не успели. Думали, отпразднуем после боевого выезда. Но, увы, не получилось. Торт так и остался в казарме, съесть его уже никто не смог. А пулю я потом нашел в кармане бронежилета и с тех пор всегда ношу при себе как память.
Павла, чудом выжившего под вражеским обстрелом, отвезли в больницу. Пришлось полежать — сначала в гражданской больнице в Красноармейске (где, по его словам, соседи по палате иначе как «фашистом» не называли), потом в Днепропетровском военном госпитале.
— Очень важно, — говорит Павел, — что в этих медицинских учреждениях мне выдали оформленные, как положено, справки — о числе и характере ранений, времени пребывания.
Теперь, по крайней мере, у меня есть доказательства, что мои ранения — боевые. Потому что практика оформлять их как бытовые была довольно-таки распространенной. Мол, где-то там наступил на грабли, споткнулся, упал…
Тела погибших бойцов удалось найти лишь спустя месяц после боя. Окончательно идентифицировать останки помогла ДНК-экспертиза. «Хрусту», преподавателю столичного университета биоресурсов Александру Пидлубному, в день гибели исполнилось 27 лет. «Сифону», талантливому киевскому фотографу Антону Кирееву, было 40. Его мать не дожила несколько дней до похорон сына. Потом друзья устроили потрясающую выставку его фоторабот о войне с названием «Небо падает». Антон не прекращал снимать даже во время боя, прикрепив камеру на шлем. Правда, когда его изуродованное тело нашли побратимы, фотоаппарата рядом уже не было…
— Павел, почему вы не сразу занялись оформлением своего статуса участника боевых действий?
— Сначала делом чести было добиться получения компенсаций семьям погибших товарищей. В принципе, это было непросто, но выполнимо. Есть погибший, есть осиротевшая семья. А вот доказать участие в АТО в составе добровольческих батальонов — гораздо сложнее. Для киевлян, принимавших участие в антитеррористической операции, создана комиссия по делам ветеранов АТО при Киевской госгорадминистрации. Я направил туда все документы, имевшиеся в моем распоряжении: подтверждения от командования «Правого сектора», что я полгода воевал, был солдатом-разведчиком, пулеметчиком. С перечнем точек, где довелось участвовать в боях. Справки из госпиталя, фотографии с фронта, нотариально заверенные свидетельства побратимов. И выписка из приказа руководителя антитеррористического центра при СБУ генерала Маликова о моем привлечении к участию в АТО в течение одних суток.
— Как в течение суток? Я не ослышалась?
— Нет. Это тоже обычная практика. То есть меня как бы пригласили повоевать на один день — как раз 5 октября 2014 года, когда я был ранен, а товарищи убиты.
— Хотя бы против этого факта не попрешь… Ну, а как же огромное количество военных операций, в которых участвовал «Правый сектор»?
— В 2014 году это нигде не регистрировалось. «Правый сектор» — это же неофициальная структура. Была идейно организованная группа людей, понимавших, что прислужники прошлой власти еще остались на своих местах.
— Но все равно справка об однодневном участии в АТО — это какое-то издевательство.
— Дали — и слава Богу. Многим добровольцам и такой не удалось добиться.
— Ответа от комиссии по делам ветеранов ждали год, — присоединяется к разговору адвокат юридической компании Primelex Евгений Калинин. — Наконец получили, по сути, отписку, в которой в очень размытой форме Павлу все же было отказано в получении статуса участника боевых действий. Устно было сказано что-то вроде: «Ну ты же из „Правого сектора“, сам все понимаешь».
Можно было бы подать жалобу в административный суд, оспаривая решение комиссии. Но этот путь длительный, так как административные суды столицы загружены, и рассмотрения жалобы можно было бы ждать полгода. Поэтому мы решили обратиться в Шевченковский суд столицы с иском об установлении юридического факта, что Павел действительно был участником АТО. Такие прецеденты в Украине уже были, но в Киеве это первый случай.
Иск мы подали в мае. А дальше произошло такое, что в голове не укладывается. В суде просто… потеряли дело и наше исковое заявление со всеми приложенными к нему документами.
— Как это выяснилось?
— Расскажу по порядку. Дело расписали судье Андрею Осаулову (тому самому, что в свое время отпустил из-под стражи ректора академии, обвиняемого в растлении малолетних. Даже тогдашний председатель суда Елена Мелешок, возмущенная незаконным решением, призывала Высшую квалификационную коллегию судей уволить Осаулова за нарушение присяги). Спустя два дня Осаулов отказал нам в открытии производства, после чего мы подали жалобу в Апелляционный суд Киева, и судейская коллегия, не согласившись с отказом, вернула дело в первую инстанцию. Дело попало к другому судье.
Ну что же, ждем. Пытаемся узнать, когда же заседание. Секретарь пожимает плечами: материалы еще у Осаулова, а он в отпуске. А потом, когда Осаулов появился на рабочем месте, выяснилось, что дело… потеряли. Наших документов нет.
— И что, теперь нужно собирать бумаги сначала?
— К счастью, почти все поданные документы были нотариально заверенным копиями. Придется начинать борьбу по второму кругу, снова подадим иск. Понимаете, потеря этих документов не случайна — судам явно не хочется создавать прецедент. Потому что если мы выиграем иск, другие добровольцы начнут делать то же самое.
Убедившись, что Павел и его адвокат полны уверенности в своих силах, «ФАКТЫ» все же заинтересовались: будет ли наказан судья, потерявший чужие документы? Скажем, в данном случае добровольцу не так трудно собрать второй пакет бумаг. А если бы судейская халатность привела к утере важных и невосстановимых свидетельств?
Увы… Проконсультировавшись в Министерстве юстиции, мы узнали: ничего судье не будет, кроме служебного выговора. И то, если в результате служебной проверки выяснится, что в утере дела виноват именно судья, а не какой-нибудь пятый помощник или десятый курьер.
«В 2014-м я защищал судей от линчевания разъяренной толпой возле Дворца правосудия и думал, что они одумаются и сделают выводы, — написал на своей страничке в «Фейсбуке» народный депутат Борислав Береза. — Но — нет. Шевченковский районный суд города Киева взял и технично протупил дело добровольца Павла Долинского о присвоении ему статуса участника боевых действий. Того добровольца, который прошел Саур-Могилу и Красногоровку, Пески и Донецкий аэропорт, был ранен в нем, выжил и, вернувшись на гражданку, выяснил, что теперь он должен доказывать, что защищал Украину. Он собрал все документы и доказательства, даже свидетельства из СБУ. Но тут судьи помножили на ноль боевой опыт Паши и его веру в украинский суд. Просто взяли и потеряли его дело. Видимо, судьи так сильно не хотели создавать прецедент, что с удивленными лицами уведомили нас о потере целой папки бумаг на ровном месте…
И да — в 2014 году я заблуждался. Наверно, надо было допустить, чтобы некоторым людям в мантиях пустили юшку. Тогда бы такого произвола не произошло".
P.S. Несмотря на то что редакция «ФАКТОВ» никогда не одобряла и сейчас не одобряет внесудебные наказания, в данном случае эмоции народного депутата можно понять. Мы продолжим следить за тем, как решится дело Павла Долинского.
Фото из «Фейсбука»