Ровно 30 лет назад в декабре 1979 года советские войска были введены на территорию Афганистана. Участником тех событий довелось быть известному ныне киевскому политику, прошедшему весьма суровую жизненную школу
Депутат Киевсовета Дмитрий Андриевский известен как политик, который открыто и остро говорит о проблемах столицы. А вот о себе лично, о меценатстве, о благотворительных программах Дмитрий рассказывать не любит. Видимо, поэтому вокруг имени Андриевского ходит немало легенд. В интернете приходилось даже читать, мол, он как-то связан с… российской разведкой и чуть ли не сам является разведчиком! Действительно, ну как иначе человеку добиться в жизни успеха, как только не завербовавшись в агенты спецслужб? К счастью, нам удалось уговорить Дмитрия Андриевского рассказать читателям «ФАКТОВ» о своей жизни.
— Дмитрий, слышал, что вы родом из России…
— Родом я из Украины. А родился там, где отец, будучи военным, отдавал долг Родине. Мама по окончании Киевского мединститута (сейчас медуниверситет. — Авт. ) приехала по распределению на Житомирщину — работать в сельской больнице. Отец был родом из этого села: молодой офицер, он приехал в отпуск домой, где и познакомился с мамой. Потом служил во Владимирской, Смоленской областях, позднее его перевели на Дальний Восток в Приморский край. В далеком таежном поселке на мысе Низменный стояла рота, входившая в систему ПВО, отец был командиром роты. Большую часть года — зимой, осенью, весной — в поселок можно было попасть только по морю. К нам раз в неделю приходил кораблик, привозивший продукты, почту. Прямо на кораблике в Японском море родился мой брат — не «дотянул» километров 40 до роддома в поселке Ольга. Так, в глухой тайге я прожил до шести лет.
— Вы росли, почти как на необитаемом острове!
— Вокруг море, тайга и дикие звери. Помню, в поселок повадился тигр, которого долго не могли прогнать, — он привык питаться на задворках столовой. Красивые края, правда, условий не было никаких. Жили в бараках, раз в неделю ходили в баню. Щели в окнах — ладонь можно просунуть. Холодина страшная зимой. Мы до сих пор вспоминаем, как мой маленький брат описался и лужица на полу комнаты… замерзла. Игрушки у нас в то время были большой редкостью — с Большой земли доставляли только необходимый минимум, зато со стороны Японии к берегу прибивало диковинные пластиковые кораблики, машинки, куклы. Мы с братом их собирали.
— Офицерскую семью помотало по бескрайнему Советскому Союзу?
— В школу я пошел в городе Вышний Волочек. Потом были Великие Луки, Ржев. Отца произвели в полковники, назначили начальником разведцентра авиакорпуса.
— Вот откуда эти легенды про разведку!
— Сохранились даже документы, подтверждающие мою активную разведдеятельность. Наша бабушка из Барвенково (Харьковская область), дожившая, кстати, до 105 лет, сохранила мои секретные схемы по обороне ее двора и дома от соседских мальчишек, с которыми мы обстреливали друг друга яблоками. Хранятся (смеется) и выписанные мной себе и брату удостоверения офицеров разведки.
— Вы, смотрю, любили похулиганить…
— В школе дисциплина хромала. Доставалось мне тогда на орехи от отца — он был уважаемым человеком в городе.
— Но от армии вас не уберег.
— Наоборот, видя мою разгильдяйскую студенческую жизнь, постарался, чтобы я пошел служить. «Надо бы тебе, дружочек, в армию», — сказал отец. Он хотел, чтобы я оставался служить в том городе, где мы жили, под присмотром. Но я напросился в отдельное подразделение, с которым потом объехал весь Союз: был на Балтике, в Средней Азии, оттуда попал в Афганистан, где пробыл бы до конца службы, если бы не нелепое ранение.
— Воевали?
— В мотоманевренной группе погранвойск обеспечивали охрану «дороги жизни» — коммуникаций и моста через Амударью между Термезом и Хайратоном, а также военную базу в Хайратоне. Уникальная база: там было все — от леденцов и портретов вождей до автомобилей «Волга» и ракет!
— Как же вас ранило?
— Сопровождали колонну с боеприпасами и продуктами на блокпосты. Попали под обстрел. Сидел «на броне», как тогда говорили, и не успел вовремя спрыгнуть. Ранило осколком в ногу, пришлось проваляться пару месяцев в госпитале в Ташкенте. Там я впервые увидел «живьем» Александра Розенбаума — он давал концерт и, как сейчас помню, сказал, что главная задача каждого из нас — живым и невредимым вернуться домой.
— Родители во время вашей службы, наверное, себе места не находили!
— От родителей скрывал, как мог.
— Отец вышел в отставку — куда ехать? Домой, в Киев. Потом я уволился в запас, поступил в Киевский политех на факультет электромеханики и автоматики.
— Учеба после армии дается тяжело — за два года голова пустеет.
— У меня прояснилась. В армии я научился дисциплине и ответственности. Закончил службу старшим сержантом (для срочной службы это потолок), был замкомандира взвода, научился руководить людьми. На гражданку вернулся другим человеком: за учебу взялся всерьез, полтора года проучился на одни пятерки и стал получать не просто повышенную, а Ленинскую стипендию! Выходило 130 рублей плюс еще 50 рублей на кафедре за хозтему. На эти деньги можно было жить…
— Но жить в библиотеке!
— Я еще и подрабатывал. В армии учат многому. Скажем, я научился косить.
— Косой?
— А чем же? Тогда не только «деревья были большими». В Киеве было множество газонов, парков, зеленые дворы. Эти дворы и парки мы, косари из управления ЖКХ, вручную и «подстригали». «Рабочий по уходу за зелеными насаждениями» — первая запись в моей трудовой книжке после армии. В шесть утра выходили на планерку, нам выдавали наделы, косу, точильный брусок — и вперед! «Коси коса, пока роса, роса долой — и мы домой!» Кто домой, а кто и в институт (смеется). С косой в руках, я обошел все закоулки Соломенского района. Потому и было так легко на мажоритарных выборах в Киевсовет — проблемы родной Соломенки я знал не понаслышке. Зимой подрабатывал на Киевском вокзале — вагоны отапливал. Это сейчас все на электричестве. А тогда, чтобы вагоны не разморозились за ночь, их нужно было протапливать углем.
— Как можно выдержать такую нагрузку?!
— Договорились, что наша бригада из четырех человек будет выходить на работу не вся сразу, а по двое. Работать труднее — приходится выполнять двойную норму, зато одну ночь можешь спать. Но вагоны и коса — это цветочки по сравнению со стройотрядами. Вот там нагрузка! В последние годы учебы в Политехе с мая по сентябрь я выезжал на Крайний Север, на Чукотку, работать на угольных шахтах. Места суровые: зимой полярная ночь, здания заметает до второго этажа, люди, чтобы не заблудиться, ходят по веревкам, натянутым от дома к мачте с мощным прожектором. Вот там, в поселке Беринговском, нам в самом деле на протяжении двух-трех месяцев приходилось спать по три часа в сутки!
— Сил-то хватало отбойный молоток в руках держать?
— Отбойными молотками уголь давно не добывают. Для этого есть комбайны. Нашей задачей было лопатами чистить карманы гидрокрепей, чтобы комбайн мог двигаться. Но пласт был низким — всего 90 сантиметров. Все восемь часов в шахте приходилось работать, согнувшись в три погибели. После шахты шли на разгрузку в морской порт или на аэродром. Но настоящей мукой была не изнуряющая работа, а полярный день. Солнце в зените — спать невозможно даже после рабского труда. Завешивали одеялами окна, обматывали тряпками лица, лишь бы не видеть ослепительного света — настоящая пытка!
— А однокурсники, тем временем, загорали, купались в море…
— И я загорал — в первый же день в Узбекистане нам не успели выдать панамы, и мы обгорели. Чудовищно болели, облезая, шея, лицо, уши. А море… Я родился на Японском море и на Севере в океане купался (смеется). Все в жизни относительно. Черное море увидел взрослым человеком, отслужившим в армии и закончившим институт. Жизнь тогда была другая — лучшим отдыхом считалось поехать в село к бабуле. В Барвенково очень красивая природа, овраги, яры, река.
— И здоровье на Севере можно было подорвать элементарно…
— Кто об этом думал?! Ползали в шахте — глаза черные, лицо черное. Помню, делали гидроизоляцию фундамента угольного конвейера. Растапливали на костре битум, разбавляли соляркой и пульверизатором наносили покрытие. Ветер дунул — весь битум на лице. Через неделю улыбаться невозможно — кожа трескалась. В молодости на такие «мелочи» внимания не обращаешь.
— На что тратили свои северные заработки?
— На мебель, одежду, но в основном копил. В стране тогда начиналась павловская реформа — люди старались сберечь накопления в золоте. Поэтому ребята, ездившие со мной, скупали на Чукотке золотые украшения, серьги, цепочки, которые везли сюда мешками. Икру везли, перепродавали в Киеве. Но у меня торговой жилки не было. Икру раздал родственникам и друзьям. Рыбу тоже — тошнило от нее после стольких месяцев. До сих пор перед глазами «картина маслом»: в столовой огромный кусок красной рыбы, икра ложками — и маленькое сморщенное яблочко с гнилыми бочками, которое стоит в три раза дороже рыбы и икры вместе взятых (смеется).
— Но потом вы все же занялись коммерцией…
— Не сразу. По распределению меня направили на Киевский завод реле и автоматики. Я попал в отдел, занимавшийся приемкой оборудования, которое потом отправлялось в войска. Затем перешел в научно-производственную компанию, накопил опыт в сфере международных финансов и стал работать в представительстве английской фирмы.
— Всех обычно страшно интересует, как человек смог заработать стартовый капитал?
— За лето на Севере мы зарабатывали по семь-восемь тысяч советских рублей! Инженеру тогда было столько не заработать и за два года. Я заработал стартовый капитал своим трудом и собственными руками. В 1990-е годы после распада Союза образовалось 15 новых государств со своими валютами, рублями, зайчиками, тугриками… Расчеты между банками были трудными. Электронной системы платежей не было, ходили авизо, которые отправлялись по почте или курьером. Пока платежка шла, а потом ждала своего часа в кипах мешков в Москве, курс валют серьезно менялся. И банки платили хорошие комиссионные надежным компаниям, которые вручную обходили с этими бумажками все инстанции и ускоряли взаиморасчеты. Большинство сделок были бартерными. Это сейчас зашел в обменку и купил любую валюту. А тогда Молдавский метзавод покупал сырье в Украине, карбованцев у него не было, мы делали закупку за него, от завода получали доллары, на которые покупали сырье в Белоруссии или «рафики» на Рижском автозаводе…
— А когда первичный капитал был накоплен?
— Первый капитал появился после заполярных заработков. После консалтинговых услуг в сфере расчетов и бартеров я стал работать по специальности. Занимал руководящие должности в «Киевподземдорстрое», несколько лет назад наши пути с партнерами разошлись, и я вышел из этого бизнеса. Создал «Интеко Холдинг». Мы строим промышленные объекты по всей стране — склады, супермаркеты, ангары, заводы. Одно из подразделений занимается ремонтом и строительством дорог.
— Для Киева дороги — это вообще вечная проблема.
— В Киеве ничего не строю принципиально. У киевской власти цель одна — личное обогащение, а не развитие города. Как можно рассовывать деньги по карманам, растаскивать средства, а дорогу, мост, метро не строить? Из последних ноу-хау — снизить киевским школьникам питание до 1 гривни в день! Нет, с такой властью нам не по пути. У нас другие принципы: дороги и метро нужно строить, школьников — хорошо кормить!
— Вы поддерживаете не только детей, но и талантливую молодежь.
— За ними будущее. Гете говорил: «Хотя мир в целом двигается вперед, молодежи приходится всякий раз начинать сначала». Чтобы облегчить старт молодежи, мы разработали программы для Университета театра, кино и телевидения имени Карпенко-Карого и родного Политеха. Театралам даем возможность посещать международные фестивали, поддерживаем стипендиями. По принципу «не учите меня жить — помогите материально» действуем и в КПИ. Если бы не мой первый курс, я бы закончил альма-матер с красным дипломом. Преподаватели не могли поверить, что ленинский стипендиат до армии перебивался с двойки на тройку и прогуливал занятия. Но мне повезло: тогда за нас думало государство — была армия, отличная школа жизни, которая выбила из меня дурь и сделала человеком, был Политех, где за отличную учебу опять же государство ощутимо поощряло и стимулировало. Сегодня этого нет, молодежь обделена вниманием, деморализована.
Власти нет дела до молодежи — она самый тяжелый электорат. Потому политики охотно обещают высокие пенсии пожилым людям, а в молодежную среду, реакционную по духу, стараются без повода не заглядывать. У меня другая логика: да, тем, кто верой и правдой служил государству, работал на него, государство должно отплатить звонкой монетой. В мои депутатские приемные обращаются люди, нуждающиеся в материальной помощи, и мы им помогаем. Но молодежь нужно поддерживать всемерно — это наша смена. Потому, когда в КПИ предложили основать именную стипендию Андриевского для лучших студентов, я с радостью откликнулся. Тысячу гривен прибавки к стипендии ежемесячно — ощутимый стимул учиться на «отлично»!