Работы Ани Безкоровайной и других детей онкоотделения Киевской областной больницы участвуют во многих выставках. Уже 13 лет с маленькими пациентами еженедельно занимается художник-волонтер Екатерина Сапожкова
— На рентгеновском снимке Анина опухоль, расположенная рядом с позвоночником, похожа на… смайлик, — говорит мама девочки Ольга Безкоровайная. — Когда у дочки обнаружили это объемное 13-сантиметровое образование, я не могла поверить, что это рак. Надеялась на врачебную ошибку…
Анечке было восемь лет, и вдруг по вечерам она начала жаловаться, что болят ножки. Позже появилась боль в спине. Мама поначалу подумала, что дочка просто капризничает.
— Но однажды мы шли по улице, и у Ани подкосились ноги, она чуть не упала, затем ситуация повторилась — и я повела дочку в местную больницу, — вспоминает Ольга. — Мы живем в Макарове Киевской области. Врачи не смогли определить, что с ребенком, а когда Аню наконец обследовали в областной больнице, диагноз прозвучал как приговор. Злокачественная опухоль — нейробластома — оказалась большой и уже проросла в позвоночник. В Институте рака мне сказали, что мучить ребенка — то есть удалять опухоль — нет смысла. Но я не смирилась с ситуацией. И Аню прооперировал замечательный хирург Киевской областной больницы Юрий Николаевич Дьяченко. Как мне объяснили, он провел ювелирную работу, удалив часть опухоли и перевязав все канальцы, которые ее питали.
Аня надеялась, что сразу после операции сможет ходить, но оказалось, что это невозможно, так как практически разрушились пять позвонков — на них не было оболочки. Находясь в инвалидной коляске, дочка совсем затосковала… И тут в нашей жизни появилась Катя Сапожкова с холстами, яркими красками и удивительной манерой общения: она не подыгрывает нашему настроению, не сюсюкает с малышами. Екатерина — профессиональный художник, ее картины выставляются в Европе, но вот уже 13 лет каждую неделю она приходит в онкологическое отделение столичной областной больницы, где лечатся дети. Любимая Катина фраза — «У тебя все получится!»
— После химиотерапии, операции мне просто ничего не хотелось, но однажды я все-таки выехала в инвалидной коляске из своей палаты в игровую, где начинались занятия рисованием, — вспоминает Аня Безкоровайная. — Катя дала мне холст, кисти. Таких я раньше и в руках не держала. Мне стало интересно, что получится. Мама начала мне помогать. И на холсте появился сказочный бал в бордово-золотистых тонах. Это удивительное чувство — ты как волшебник что-то создаешь, а Катя все время показывает, как делать мазки, какой цвет подбирать. Это настолько приятно, увлекательно, что забываешь обо всем. Уныние уходит и появляется желание жить, бороться. Ведь так хочется поучаствовать в очередной выставке, показать свои новые работы. А вдруг они кому-то понравятся?
— Когда хирурги Киевской областной больницы назначили Ане операцию, никто не предполагал, как она пройдет, сможет ли Аня ходить, — говорит Ольга. — Для меня же главным было, чтобы на этом этапе Ане спасли жизнь. Я постоянно находилась с ней. А дома с моей мамой остался годовалый сынишка Ванечка. Маме помогала моя старшая дочь Лиза. Ей приходилось и в пединституте в Киеве учиться (она изучает историю права), и младшего братика нянчить, и к нам в больницу бегать. Как раз в это время мужа забрали в армию, он участвовал в АТО. Как мы все выдержали, не знаю. Но очень старались поддерживать друг друга и не раскисать.
— Как Аня перенесла операцию?
— Лечение невероятно тяжелое. Операция давала надежду, но после нее вдруг выяснилось, что Аня не может встать на ноги. Дочка была потрясена! Она заявила: «Я умру! Не хочу больше ничего!» Мне стало страшно смотреть в ее пустые застывшие глаза, безразличное лицо, и я закричала: «Надо жить! Тряпка! Соберись немедленно!» Не помню, что еще я кричала, чтобы «разбудить» дочку, заставить ее заплакать. Когда это произошло, мы обнялись и плакали вместе. Если у человека исчезают эмоции, ему все становится безразлично — это самое ужасное состояние. Аня полгода была парализована. Я растирала ей ножки, делала массаж. Мы прошли шесть высокодозовых химий, облучение, затем в Институте рака Ане сделали еще две операции. Но я видела, что она борется, и тоже боролась за нее. А отрадой для души стало творчество — арт-терапия от Кати Сапожковой.
— Аня начала рисовать, когда еще не могла ходить…
— Да, выезжала из палаты на инвалидной коляске, как только слышала Катин голос. Все дети ждали Катю, потому что в этот день в отделении создавалась неповторимая атмосфера. Занятия могли длиться до позднего вечера. Где Катя берет энергию, которой хватает на всех, я не знаю. Но творили не только дети. Начинали рисовать и родители. Мы не думали, что можем это делать. Но Катя говорила: «Все умеют рисовать, только надо попробовать!» Каждый раз техника была другой — эффект сюрприза. То мы тарелки расписывали, то украшали дощечки для нарезки хлеба в стиле декупаж, рисовали масляными красками на холсте, акварелью на бумаге. И получали задания на всю неделю. Так что творить не останавливались ни на день. И вновь ждали Катю, нашу волшебницу… Врачи говорили, что после занятий у многих детей даже анализы улучшаются. Это правда. И еще, знаете, дети иногда начинают рисовать… траурными красками. Но Катя посыпает такие картины блестками, и они становятся радостнее. А в следующий раз ребенок и сам добавляет яркие цвета.
* Выставки Аниных картин проходили в столичной консерватории, в Украинском доме. Приобрести ее работы можно, зайдя на страничку «Цветные ладошки» в «Фейсбуке»
— Катя говорила, что Анечка очень талантлива, что у нее получаются замечательные композиции…
— Просто Катя смогла разбудить талант, и не только у Ани. Когда Катя объявляет, что надо готовиться к очередной выставке (а такие проходили и в столичной консерватории, и в некоторых торговых центрах, и в находящейся на территории больницы церкви), дети и родители начинают строить планы на будущее. Так было и у нас. Невозможно передать словами, как была рада дочка, узнав, что ее работу, выполненную в стиле декупаж, кто-то купил за тысячу гривен! Дело даже не в деньгах, хотя в них очень нуждается каждая семья, в которой тяжело болен ребенок. Аня сияла оттого, что ее работа понравилась другим людям. Я уверена, что выкарабкаться из беды нам помогло творчество. Работы детей из нашего отделения Катя выставляет в «Фейсбуке» на страничке «Цветные ладошки».
И еще важна психологическая обстановка в отделении. Замечательные врачи — профессиональные, отзывчивые. Нам очень повезло. Нас лечили Татьяна Крамар и Ольга Свинцова. Волонтеры стараются порадовать детей новыми игрушками, достать нужные препараты. Так сложилось, что, несмотря на беду, семьи в больнице подобрались дружные. Если у кого-то возникала критическая ситуация, остальные искали лекарства, кровь для переливания. А если был повод рассказать что-то веселое, смеялись вместе. Это очень помогает.
— Когда Аня смогла ходить?
— Как только после очередной операции ей разрешили встать, она начала тренироваться с таким усердием, что нитки на позвоночнике (швы в то время еще не сняли) рвали кожу. Аня ходила, превозмогая боль, и добилась своего. Правда, из-за повреждения позвонков и того, что ей удалили одно ребро, у дочки начал очень быстро развиваться сколиоз. Позвоночник сильно изогнулся, но, когда Ане надели специальный корсет, ситуация улучшилась. Корсет приходится носить постоянно, даже спать в нем. А ставить металлическую систему для поддержания позвоночника ортопеды пока не берутся: врачи-онкологи должны убедиться, что ремиссия стойкая. Она должна длиться не меньше пяти лет. Сейчас анализы у Ани в норме.
* «Новый, 2018 год мы с детьми встречали дома, — говорит Ольга Безкоровайная. — Аня придумывает темы для новых картин, а Ванечка радуется тому, что может посидеть у меня на руках»
— Анечка учится в школе?
— Да. Она на индивидуальном обучении. Но и здесь проявила характер. В больнице мы прошли всю школьную программу за третий класс. Поэтому от одноклассников дочка не отстала. Однако ходить на уроки вместе со всеми детьми врачи ей не разрешают — у нее «нулевой» иммунитет. Тем не менее Аня учится в школе, в отдельном помещении. Учителя занимаются с ней по программе. А после уроков, идя домой, она общается с друзьями. К ней прекрасно относятся и ученики, и преподаватели нашей макаровской школы.
— Ане нужно постоянное наблюдение врачей?
— Ездим на консультации, сдаем анализы. И надеемся, что все будет хорошо. Мои дети дружат, любят друг друга. С мужем, к сожалению, пришлось расстаться. Так что сами справляемся. Переживала, что психологически очень пострадал Ванечка. Несмотря на то что и моя мама, и Лиза с рук его не спускали, материнской ласки ему не хватало. Тревогу взрослых ребенок очень тонко чувствует. Ваня не умел смеяться, как все дети, только улыбался. Лишь этим летом, в три года, научился хохотать и впервые сказал мне: «Я тебя люблю».
Родителям, в чьи семьи приходит беда, хочу сказать очень важную вещь: не опускайте руки, боритесь за ребенка и ищите для него дело, которым он увлечется. Нам просто повезло, что рядом оказалась Катя Сапожкова, с которой и сейчас мы постоянно общаемся. Но в других городах тоже есть неравнодушные люди, готовые учить вашего ребенка тому хорошему, интересному, что умеют сами.
С Екатериной Сапожковой меня познакомил известный психотерапевт, доктор медицинских наук Михаил Матяш, занимающийся психологической реабилитацией людей, попавших в сложные условия, в том числе воинов АТО, членов их семей. Он пригласил Катю поучаствовать в конференции волонтеров. В Украинском доме были выставлены работы Ани Безкоровайной и самой Екатерины Сапожковой.
— То, что делает Екатерина для онкобольных детей и их родителей, трудно переоценить, — сказал Михаил Николаевич. — Семьи, в которых болен ребенок, очень нуждаются в психологической поддержке. Мысли — положительные и отрицательные — часто становятся материальными. Направить их в правильное русло может профессиональный психолог или неравнодушный, отзывчивый человек, который действует на уровне интуиции. Но, если этот человек еще и учитель по натуре, обладает особыми знаниями, умениями, это ценно вдвойне. Я многие годы работаю в Киевской областной больнице и уже больше десяти лет вижу, каких результатов добивается Катя Сапожкова. Она не просто учит детей рисовать. Катя учит бороться с болезнью и думать о будущем. Дети осваивают азы профессии художника, дизайнера, и те, кто открыл в себе такие способности, обычно поступают в художественные училища, в вузы, становятся успешными, востребованными людьми.
Зайдя на страничку благотворительного фонда «Цветные ладошки» в «Фейсбуке», можно увидеть фотографии детей, нуждающихся в помощи и поддержке, а также замечательные работы ребят, выставленные на продажу. Я посмотрела, какие же картины Ани Безкоровайной представлены на страничке. Это яркие попугайчики, чудесный натюрморт — пирамида из чашечек с сидящей наверху бабочкой, фантастический пейзаж, цветочный букет. Здесь же фотографии девочки — с мамой и младшим братом. Многие дети сфотографированы в медицинских масках.
— В отделении дети проходят очень сложное лечение, у них страдает иммунитет, и контакт с посторонним человеком «с улицы» может быть опасен, — говорит Екатерина Сапожкова. — Если обычная маска снижает этот риск, ее обязательно надо надевать. Рисовать ведь она не мешает… Но некоторым детям после химиотерапии врачи не разрешают покидать бокс, и тогда их родители просят меня вести себя потише, чтобы дети не расстроились из-за того, что не смогут участвовать в наших занятиях. Тогда я пробираюсь в холл тихонько, буквально на цыпочках. И надеюсь, что в следующий раз эти малыши уже будут рисовать с нами. Детям так нужны положительные эмоции!
* Екатерина Сапожкова: «Когда дети, которые лечатся в онкоотделении, начинают рисовать, у них загорается огонек творчества — и болезнь отступает». Фото Сергея ТУШИНСКОГО, «ФАКТЫ»
— Катя, вы приходите в это отделение уже 13 лет. С чего все началось?
— С того, что мои родители заболели раком. И мама, и папа. С разницей в несколько месяцев они оказались в стенах онкологического отделения. Мне был тогда 31 год. Так случилось, что, когда я была совсем маленькой, родители развелись и затем долгие годы не виделись, воевали друг с другом. Однажды маме приснился отец, и она попросила меня с ним связаться. Я нашла его через справочное бюро, узнала телефон, позвонила. Папа оказался в беде: парализован, у него была огромная опухоль в позвоночнике. Врачи дали ему две недели жизни… Но я не могла с этим смириться, и мы начали лечение, курсы химиотерапии. Неожиданно папе стало легче, он даже начал понемногу ходить. Но тут заболела мама: рак поджелудочной железы. И опять операция, химиотерапия, облучение. Однажды мама сказала мне: «Здесь много детей, которых лечат от рака…» А я даже не подозревала, что от этой болезни страдают и дети. Когда родителей не стало, начала пытаться чем-то помочь именно детскому отделению. Сначала приносила деньги, затем сдавала кровь. Но деньги быстро закончились, кровь невозможно сдавать бесконечно. Я же чувствовала, что должна помогать то ли в память о своих близких, то ли, мне казалось, это их последняя воля… И знакомый волонтер мне сказал: «Ты же художник, а этому отделению очень нужны учителя — те, кто сможет заниматься с детьми арт-терапией. Ведь лечение длится долго — минимум девять месяцев». И я стала приходить.
— Краски, холсты, кисти и другие материалы вы покупаете сами?
— Мне очень помогают неравнодушные люди. Есть две чудесные успешные девушки, благодаря которым я могу покупать хорошие материалы для занятий. Очень тяжело было прийти в первый раз. Но дети мне так обрадовались! Я думала, их хватит максимум на час-два, но меня обычно подолгу не отпускают. Когда ребенок говорит: «Мне сейчас надо пункцию сделать, но после нее я сразу вернусь. Ты не уходи…» Ну как уйти? Те, кому почти целый день надо капать препараты, приходят на занятия прямо с капельницей на штативе. Она им не мешает. Тем, кто должен находиться в палате, даю холст и краски, а затем захожу к каждому по очереди. В конце занятия меня целуют, обнимают и обещают через неделю ждать в коридоре. Мы обсуждаем, что будем рисовать, балуемся, смеемся.
— А как возникают темы рисунков?
— Тема может быть общей или личной. Словом, как ребенок хочет, так мы и делаем. Накануне я беседую с врачами отделения. Они замечательные — добрые, тонко чувствующие. Например, рассказывают мне, какие темы запрещено затрагивать, общаясь с тем или иным ребенком. С одним не надо говорить о папе или о доме, с другим — о домашних животных. Иначе начнет плакать, а расстраиваться ему нельзя. И возраст у всех разный, и результаты анализов — надо все учесть.
— Дети не всегда выздоравливают…
— Это страшно. И смириться невозможно. Только над собой надо работать, иначе наступит эмоциональное выгорание. Но ведь бывают и чудеса! Та же Анечка Безкоровайная: ей многие врачи не давали шансов на жизнь, а она такая умница, со всем справилась. И рисует просто замечательно!
Я вижу, когда у ребенка начинает загораться в глазах огонек творчества, когда он увлечен, сосредоточен не на болезни, а на своих картинах! Два года назад у меня была группа очень тяжелых детей. Врачи считали, что за полгода могут все уйти… Но дети так увлеклись, такие картины создавали, как будто у всех выросли крылья за спиной! За год ушел один ребенок, но остальные выжили! Если есть малейший шанс спасти ребенка, если арт-терапия помогает врачам успешно лечить маленьких пациентов, я буду приходить, потому что вижу в этом высший смысл. А врачи говорят, что после занятий творчеством у детей улучшаются анализы.