Об известном советском поэте Сергее Михалкове, которому 13 марта исполнилось 95 лет, корреспонденту «ФАКТОВ» рассказал его младший брат Михаил, тоже литератор и лишь недавно рассекреченный бывший советский разведчик
Михаила Владимировича Михалкова я разыскал в Москве, как только вышла их совместная со знаменитым братом книга воспоминаний. Из нее узнал, что автор текстов многих популярных в 50-70-е годы песен Михаил Андронов и Михаил Михалков — одно лицо. Что в годы Второй мировой войны он, военный разведчик, видел в Будапеште знаменитого диверсанта Отто Скорцени, а после Победы допрашивал в Берлине заместителя Геббельса Вальтера Функа, затем работал в разведшколе с известным магом Вольфом Мессингом. Михаил Владимирович рассказал, что племянники Никита и Андрон хотят снять в Голливуде сериал о его судьбе. Мы просидели с этим высоким худощавым и чрезвычайно интересным 83-летним мужчиной в его холодной, заваленной книгами и лекарствами холостяцкой квартире с девяти утра до позднего вечера.
Мне надо было бежать на поезд. А собеседник, внешностью и трескучим фальцетом очень напоминавший старшего брата, казалось, спешит выговориться. Через полгода после пятого(!) инфаркта он умер. Но остались диктофонные записи его рассказов о себе и своем знаменитом брате.
— Наш отец Владимир Михалков, потомок древнего дворянского рода, был известным адвокатом, коннозаводчиком, акционером крупнейших банков юга России, — рассказывал Михаил Владимирович Михалков. — После революции родину не покинул. Однажды его вызвали в Смольный. Ленин решил расстрелять большую группу бывших царских генералов и сановников. Но прежде решил посоветоваться с отцом. Папа сказал Ленину, что уничтожать военных и гражданских специалистов — преступление, и поручился за десятерых генералов и чиновников. Если бы хоть один из них переметнулся к белым, отца расстреляли бы. Вот такой был уговор.
Среди спасенных оказался генерал по фамилии Лермонтов, внучатый племянник великого поэта. До революции он служил в охране семьи царя. Отец знал его по Пятигорску. Там у родителей был дом, в котором они с приходом большевиков организовали пансионат для отдыха и лечения красных командиров.
Но позвольте забежать немного вперед. В послевоенные годы я пять лет отсидел в Лефортовской тюрьме. Смершевцы считали меня затаившимся фашистским диверсантом. А я ведь действительно «дослужился» в танковой дивизии СС «Мертвая голова» до командира танковой роты. Ни черта не смысля в танках, усиленно проводил с солдатами и офицерами политзанятия по изучению «Майн кампф», сочинил гимн нашей роты, который понравился генералу и его начала распевать вся дивизия! Это, конечно, не гимн Советского Союза, который Сережа с Эль-Регистаном написали, но мне он помог утвердиться у немцев в офицерской среде. (Собеседник вдруг, не вставая, вытянулся и с пафосом, бодро, в ритме марша, запел по-немецки: «Где фюрер — там победа!.. »)
Из тюрьмы я вышел совершенным доходягой, и Сергей отправил меня подлечиться в Пятигорск. А я ведь тоже писал стихи! Только Сережа не велел подписываться нашей фамилией: дескать, все будут думать, что меня старший брат продвигает. Поэтому я подписывался псевдонимом. Сначала «В. Луговских». Потом Сергей нарек меня (в честь своего старшенького, моего племянника Андрона) Михаилом Андроновым.
В редакции «Пятигорской правды» я познакомился со старичком, который тоже писал стихи. Он оказался генералом, одним из тех самых — спасенных нашим отцом. Ютился старик со своей старухой в сыром полуподвале. Питались одной картошкой. Лермонтов рассказал о своей судьбе. В годы гражданской он служил в Красной Армии заместителем Тухачевского, хорошо знал Ворошилова, Буденного. Лермонтов сказал: «Вот говорят, что Буденный командовал Первой конной… Неправда!» И стал показывать мне старые фотографии: на одной он в шинели, с шашкой, идет впереди, а Буденный за ним. На другой — военспец-командарм Лермонтов сидит в центре, с четырьмя орденами Красного Знамени, а Буденный и Ворошилов — по бокам, и у каждого лишь по одному ордену… Оказывается, Ворошилов и Буденный состояли при нем как бы надзирателями, чтобы не удрал к белым. В боевых донесениях всю славу присваивали себе. Подобных случаев в годы гражданской было много.
В годы репрессий Лермонтова арестовали. Изображение врага народа убрали со всех официальных фотографий. Словом, человека вычеркнули из истории. От расстрела его спас зять, работавший прокурором Грозного. Всю войну старик провел в ссылке. На фронт потом не взяли по возрасту.
Три сына Лермонтова были повешены фашистами за то, что партизанили в Белоруссии. Зато уцелел на войне его внук — молоденький лейтенант-танкист.
Фотографии, которые мне показывал Лермонтов, я взял с собой в Москву и показал Сергею. Брат был вхож в Кремль, знаком с маршалом Ворошиловым, который в 1943-м возглавлял государственную комиссию, руководившую работой по созданию гимна СССР. Хотелось, чтобы он помог старику. Конечно, мы не очень надеялись. Ведь, когда в 1937-м тучи сгущались, Ворошилов и Буденный не спасли своего командира.
Однако Климент Ефремович обрадовался, узнав, что Лермонтов жив, распорядился доставить его в Москву, очень тепло встретил и поставил на Политбюро вопрос о реабилитации. Сталин подарил потомку поэта особняк в Пятигорске, велел сшить мундир генерал-полковника, назначил хорошую пенсию.
В доме Лермонтова висели увеличенные до двух метров (тоже по распоряжению Сталина) упомянутые фотографии с Буденным и Ворошиловым, а также снимок, где царь Николай Второй вручает генералу орден Святой Анны. Висело в одной из комнат и родословное древо, где были перечислены и великий поэт Михаил Лермонтов, и сам генерал, и его сыновья-партизаны, и внук лейтенант-танкист…
— Неужто Ворошилов, активный участник репрессий, раньше не знал о судьбе своего сослуживца?
— А вы у него спросите. Может, это он приложил руку к аресту, чтобы Лермонтов не рассказал правду. Когда орлы Берии и Абакумова меня арестовали, родные не знали, где я. Потом Сергей узнал, но, даже несмотря на близость к Сталину, ничего сделать не мог. Вон и Молотов просил у Сталина освободить свою жену, старую большевичку Полину Жемчужину, и получил отрицательный ответ! Спасибо, что не расстреляли.
Именно поэтому, когда в конце 20-х начались репрессии, наш отец почувствовал, что его тоже могут забрать, и уехал из Москвы в Пятигорск, подальше от греха. Там занялся промышленным птицеводством, причем весьма успешно. Даже стал изобретателем первого советского инкубатора…
— Литературные способности у Сергея обнаружились лет в девять, — вспоминал Михаил Михалков. — Отец послал несколько стихотворений сына известному поэту Александру Безыменскому.
Тот ответил: «У мальчика есть способности, однако трудно сказать, будет ли он поэтом. Могу только посоветовать: пусть побольше читает и продолжает писать стихи… »
Окончив школу, брат уехал в Москву. Работал на ткацкой фабрике, в геологоразведочной экспедиции на Алтае, в изыскательской партии на Волге. И писал стихи. Потом поступил в Литературный институт.
После смерти отца, умершего от воспаления легких, немного недожив до 50 лет, Сергей забрал нас со средним братом Сашей (он долгие годы работал журналистом в «Вечерней Москве», а несколько лет назад умер) к себе в Москву. Жили в коммуналке. Сергей работал в каморке на чердаке. По московским редакциям он разъезжал на велосипеде.
Однажды брат познакомился с девушкой по имени Светлана. «Хочешь, посвящу тебе стихотворение и завтра опубликую в газете?» — спросил он. Тогда уже знал, что его стихи стояли на полосе завтрашних «Известий». «Попробуй!» — иронично улыбнулась девушка. Сергей, сославшись на дела, попрощался и помчался в редакцию. Там в верстке название стихотворения «Колыбельная» заменил на «Светлана». Девушка, конечно, была приятно удивлена. Но снискать ее благосклонность благодаря стихотворению не удалось. Зато оно понравилось другому человеку. Сталину! Сергей понятия не имел, что у вождя есть дочь, которую зовут Светланой! Его, беспартийного, вызвали в ЦК и спросили, в чем он нуждается.
Однажды ночью к нам заявился Сережин знакомый наборщик с гранками какого-то указа. Услыхав спросонок слово «ордер», мы с Сашей подумали, что речь идет о долгожданной квартире, и завопили: «Сколько комнат, сколько комнат?» «Ид-дио-о-ты!
Д-дураки! Не ордер, а орден! Орден Ленина!» — закричал обалдевший Сергей.
Наутро брат купил газету с указом и отправился к председателю Моссовета: «Председатель Моссовета! Помогите вы поэту. Нет у бедного поэта для работы кабинета! Он работает с трудом, дайте въехать в новый дом!» Тот рассмеялся и вручил ордер на трехкомнатную квартиру на улице Горького.
— Да-с! Наконец она сдалась. С Натальей Петровной Кончаловской, дочерью известного художника Петра Кончаловского и внучкой великого Василия Сурикова, Сережа познакомился в одной из редакций, когда ему был 21 год. Она переводила на русский зарубежную поэзию, сама писала замечательные стихи, поэмы и разглядела в Сергее талант.
Кроме того, Наталья была чертовски красива, обворожительна. Брат безумно влюбился в нее. Она ответила взаимностью. Но замуж выходить не хотела. Боялась разницы в возрасте — была старше Сергея на десять лет. У нее росла девочка от первого брака. Она потом стала женой писателя Юлиана Семенова. Да и жить им было негде.
Но вот, слава Богу, все решилось. Перед тем как ехать в загс, Сергей и Наташа зашли в забегаловку, выпили водки. После регистрации купили белого вина и пошли отмечать событие к другу.
В 1937-м у них родился Андрон, будущий кинорежиссер с мировым именем, в 1945-м — Никита Михалков, тоже будущий известный актер, режиссер.
Наташа была для Сергея не только женой, но и другом, советчиком, критиком. Они прожили вместе 53 года. Наталья Петровна умерла в 1988 году, похоронена на Новодевичьем кладбище.
Потом шли годы. Одиночество тяготило брата. И в 1997-м в 84 года Сергей женился на Юленьке — 36-летней Юлии Валериевне Субботиной, дочери академика Субботина. Юля по образованию физик, но по натуре скорее лирик, она работала у Сергея литературным секретарем. И дружба переросла в любовь.
Конечно, старость не радость. Наш патриарх перенес переломы обоих бедер, две операции. Одну сделали в Финляндии, другую в Германии. До этого была операция по устранению ущемления нерва. Ходит с палочкой, его поддерживает супруга. Главное — не сдаваться! Он и сейчас умеет весело и едко шутить. Самуил Маршак сказал когда-то, что Михалкову вечно двенадцать лет. Так оно и есть!
— Одной из самых ярких страниц жизни Сергея Владимировича была, пожалуй, работа над гимном Советского Союза…
— Это произошло во время войны. В армию Сергея призвали еще в 1939 году. Освобождал от белополяков Западную Украину. Во время обороны Одессы был контужен. Отступал с войсками Южного фронта до Сталинграда. Военный журналист Михалков награжден тремя боевыми орденами.
Не все знают, что эпитафия на могиле Неизвестного солдата у Кремлевской стены «Имя твое неизвестно, подвиг твой бессмертен» принадлежит перу Михалкова. В 1943 году, когда правительство приняло решение о создании нового гимна СССР (ранее им был «Интернационал»), Сергей служил военным корреспондентом газеты ВВС «Сталинский сокол». Поскольку у него сложилось реноме детского писателя, участвовать в конкурсе его не пригласили. Да и о самом конкурсе Михалков узнал случайно, встретив в московском ресторане «Арагви» знакомых поэтов. Словом, текст гимна поручили создавать известным поэтам-песенникам.
Но давний друг и коллега Сергея Габо (Габриэль Аркадьевич Уреклян, армянин, печатавшийся под псевдонимом Г. Эль-Регистан) уговорил брата вместе попробовать себя в новом жанре. И первые слова будущего гимна — «Великая Русь», «Дружба народов», «Ленин… » Габо написал прямо на гостиничном счете.
— Потом писал Сергей, а Габо вносил предложения, редактировал формулировки, — рассказывал Михаил Владимирович. — И вскоре текст послали по почте композитору Дмитрию Шостаковичу. Тот написал музыку.
Все представленные варианты гимна еженедельно прослушивала в зале Большого театра высокая комиссия во главе с Ворошиловым. И всякий раз выносила вердикт: «Представленные варианты не соответствуют необходимым требованиям. Надо продолжать работу».
Военные журналисты Сергей Михалков и Эль-Регистан не могли долго находиться в Москве и улетели на фронт. Неожиданно получили приказ срочно вернуться в столицу. В Кремль, к Ворошилову! Говорят, однажды на прогулке шутки ради Сталин спросил этого сатрапа, может ли он ради него застрелить любимую собаку. Тот взял и застрелил! А сколько людей погубил! Знаете, как судьба потом его наказала? К старости он полностью оглох…
Словом, не один месяц, до конца октября 1943 года, Сережа и Габо дорабатывали текст. Потом его утвердило Политбюро. Но музыку взяли Александрова, от старого партийного гимна.
Интересно, что в день окончательного утверждения гимна для сравнения симфонический оркестр Большого театра, военный духовой оркестр и Ансамбль песни и пляски Красной Армии по очереди исполняли гимны иностранных держав и даже старый русский гимн «Боже, царя храни!»
Когда авторы текста вместе с Берией выходили из кабинета Сталина в приемную, Лаврентий Палыч пошутил: «А что если мы вас отсюда не выпустим?» Вот такие у них были шуточки.
— Зато кто мог подумать, что этот гимн через годы с незначительными поправками останется гимном России! Неплохо бы и эту историю узнать…
— Вы знаете, не успели мы еще как-то об этом поговорить. Теперь встречаемся просто так, ради общения, все реже. То у меня инфаркт за инфарктом, то у Сережи проблемы, то они с Юлей заняты очередной книгой.
Но ничего. У патриарха нашей семьи и патриарха российской литературы нынче 10 внуков и 8 правнуков.
Однажды на пресс-конференции в Италии Сергея спросили, почему он, известный при Сталине человек, уцелел. «Даже самые злостные браконьеры не могут отстрелять всех птиц!» — ответил поэт.
«ФАКТЫ» позвонили в Москву, в исполком Международного сообщества писательских союзов СНГ, правопреемника Союза писателей СССР. Помощник Сергея Владимировича Михалкова Людмила Салтыкова сообщила, что юбиляр пребывает в прекрасной физической форме, находился на отдыхе за границей, а в Москву вернулся 12 марта, накануне торжественного вечера, который состоялся 13 марта в его честь. Праздничные мероприятия продлятся до 17 марта.
— Ну а в будни Сергей Владимирович, как обычно, ходит на работу — сюда, в исполком, секретарем и председателем которого является вот уже 50 лет, — рассказала Людмила Салтыкова. — Пытался подавать в отставку, дескать, возраст, но писатели ее не приняли.
Михалков — действующий руководитель! Очень энергично ругается с московскими чиновниками, у нас сейчас суды с бизнесменами, желающими отобрать у писателей помещения. Словом, полон сил.
Непременно сообщу Сергею Владимировичу о вашем звонке. Ему будет приятно, что его помнят в Украине. Низкий поклон всем украинцам.
Мы не собирались лепить слащавый предъюбилейный образ героя нашего рассказа. О нем приходилось слышать не только хорошее. Что и произошло, когда мы позвонили известному писателю Юрию Бондареву.
Юрий Васильевич, обычно человек очень занятой, неожиданно охотно рассказал о своем участии во время войны в качестве командира батареи противотанковых пушек в боях за освобождение Киева, Житомира, Львова, что его мама — украинка, полтавчанка Клавдия Гришоенко, что он тоже очень любит Украину.
— Весной 1944-го в городке Санок у меня неожиданно разболелся зуб, — рассказывает Юрий Васильевич. — Боль была невыносимая. Господи, не дай Бог поступит приказ: «Батарея, к бою!»… Мои бойцы нашли какого-то поляка. Он почему-то повел меня в костел и там безо всякой анестезии вырвал больной зуб. Потом велел выпить полстакана какой-то жидкости. Я выпил. Это оказалась водка. Так хорошо стало!..
… Когда я заикнулся насчет телефона Михалкова, голос Бондарева стал похож на голос артиллериста, увидевшего танки противника:
— Дело ваше, конечно. Поздравляйте. Но у меня телефон Михалкова никогда не спрашивайте.
Накануне юбилея мы не стали допытываться о причине конфликта двух титанов. Что ж, великие писатели — люди разные. Даже в таком разнообразии, наверное, заключается прелесть литературы.
В газете «СОБЫТИЯ» за 17-24 марта читайте фрагменты недавно вышедших мемуаров Сергея Михалкова «Что такое счастье».