Родители написали отказ от девочки, когда ей было два месяца, вняв словам специалистов: «В домашних условиях за таким ребенком ухаживать невозможно». Спустя три года неожиданно начались судебные разбирательства: маму и папу лишают родительских прав, чтобы тяжелобольную Катю якобы могли… удочерить
Желая понять, почему бабушка ребенка, живущего в детском доме, против усыновления, которое, кажется, нужно только приветствовать в случае, если семья сняла с себя всю ответственность, я первым делом поехала в больницу, где в то время находилась Катюша. Трехлетняя малышка весит всего… шесть килограммов! Ее ножки поджаты из-за того, что Катя не ходит, мышцы атрофировались. Из ее рта постоянно течет слюна…
— Можно ли забрать такого ребенка домой? — спрашиваю ухаживающих за девочкой медсестер.
— Да что вы! — на меня замахали руками. — Несколько раз в день специальным аппаратом мы отсасываем слизь из легких девочки. Иначе она заполнит легкие, и ребенок перестанет дышать. Эту процедуру может делать только специалист. Да Катя больше времени проводит у нас, в больнице, чем в детском доме. У нее раз в месяц останавливается сердце! Часто бывают судороги. У девочки слишком сильно пострадал мозг, из-за чего она не развивается нормально. И, к сожалению, вылечить ее невозможно. Если такого ребенка возьмут домой, возле него должен постоянно находиться врач. Сами родители не смогут оказывать помощь при всем желании.
Побывав в больнице, я убедилась: это тот редкий случай, когда ребенку лучше находиться под присмотром врачей, а не родителей.
— Я ведь ни разу не видела свою единственную внучку, — по дороге в больницу призналась мне бабушка девочки Римма Яковлевна. — Только на фотографиях. Если хоть раз возьму Катю на руки, не смогу оставить в детдоме. Это же моя кровиночка, появления которой мы так ждали! — плечи бабушки сотрясаются от всхлипов. От женщины исходит ощутимая волна боли и страдания. Три года она корит себя за то, что ребенок живет не в семье, хотя ни ее вины, ни вины ее дочери и зятя в случившемся нет.
В детской больнице Римму Яковлевну встречают, как родную. Никто не спрашивает, кому из детей она передает памперсы. «У вашей Катюши все по-прежнему», — сочувственно качает медсестра головой. Мне же дали халат и провели к кроватке малышки.
— Видите в носу девочки катетер? Через него мы вводим перетертую еду: супы, кашки, мясо, — объясняет медсестра, вытирая слюну, которая стекает по подбородку девочки. — Сама Катя глотать не умеет. Иногда девочка издает разные звуки, но на речь, конечно, они не похожи. В ручку Катя ничего не может взять.
Девочка сфокусировала на мне взгляд, ее личико расплылось в улыбке. Бессмысленной и какой-то потусторонней. От нее пошел мороз по коже. Катюша почти не держит голову, причем черепная коробка у нее сплющена от виска к виску. Только увидев эту девочку, можно в полной мере осознать горе ее родителей и родственников.
Римма Яковлевна называет свою внучку «душечкой»: «В этом несчастном тельце только и жива крохотная душа! Сознания нет». По просьбе бабушки мы изменили имена родителей девочки, чтобы не ранить их лишний раз. Но фотографию малышки женщина разрешила опубликовать:
— Неожиданно дочку и зятя вызвали в суд, чтобы лишить родительских прав, хотя они написали отказ от ребенка. Теперь их судят за то, что они сделали по рекомендации врачей. Я хочу, чтобы в наших судах относились к людям по-человечески, — плачет бабушка. — И, честно говоря, боюсь, что нашу девочку могут удочерить. Понимаю, что это невозможно, но боюсь, а вдруг ее заберут, чем и погубят!
Немного успокоившись, Римма Яковлевна рассказала о событиях трехлетней давности.
— У меня две дочери, младшая, Ольга, вышла замуж раньше старшей и буквально сразу поняла, что ждет ребенка, — рассказывает бабушка. — Как мы все радовались, как я мечтала, что буду нянчить внуков! Оля всю беременность хорошо себя чувствовала, нормально носила ребенка. УЗИ не выявляло никаких отклонений или патологий. Но роды были тяжелыми. Малышка родилась крупной — более четырех килограммов. Сейчас мы понимаем, что, наверное, врачам нельзя было допускать, чтобы Оля рожала сама, необходимо было сделать кесарево сечение. Уже в детской больнице нам объяснили: акушеры тянули ребенка за голову так, что ее… раздавили.
Новорожденную сразу же забрали в реанимацию, затем перевели в детскую больницу, где в отделении интенсивной терапии малышка находилась дольше месяца.
— Заведующая отделением всегда разговаривала с нами в последнюю очередь, причем никогда не смотрела в глаза, — продолжает Римма Яковлевна. — О малышке говорила: «Ребенок нежизнеспособен». Наша девочка не дышала самостоятельно, у нее практически не было сердцебиения, она не могла сосать молоко… Дважды в неделю родителям разрешали заходить к дочке, разговаривать с ней. Через месяц малышку перевели в отделение реабилитации. Оле позволили находиться рядом с ней. У нас появилась надежда, что девочка пошла на поправку.
— Кто давал малышке имя?
— Дочка. Изначально Оля решила, что у нас будет Оксана. Мы уже даже привыкли к этому имени. Но как-то звонит дочь: «Мне приснился сон, в котором незнакомая женщина, выходившая из лифта, сказала: «Вашу девочку будут звать Катериной!» Думаю, это знак, которому нужно следовать». Никто не был против этого имени.
— Что рассказывала дочь о малышке, когда находилась вместе с ней в больнице?
— Девочка все время плакала, практически не спала. Но не это было самым страшным. У ребенка обнаружили полное отсутствие глотательного рефлекса. Чтобы покормить Катюшу, нужно было шприцом впрыскивать в катетер молоко. У Оли было много молока, и она постоянно сцеживалась, надеясь, что девочку вылечат, что она сможет есть самостоятельно…
Представить нервное напряжение, в котором находилась семья в те дни, невозможно. Как-то вечером Римме Яковлевне позвонил зять: «Оля неожиданно приехала из больницы. Она не может ничего объяснить, только громко смеется».
— У нее был нервный срыв, врачи «скорой» ввели Оле сильнодействующие успокоительные препараты, — продолжает Римма Яковлевна. — Оказалось, детские врачи объяснили дочери: вряд ли наступит время, когда Катюшу можно будет забрать домой, ей постоянно будет требоваться профессиональный медицинский уход. Психика моей дочки не могла справиться с таким прогнозом. Я боялась в те дни, что Оля сойдет с ума. Врачи порекомендовали написать отказ от девочки. Чего нам это стоило! Советовались, обсуждали, сомневались… Такой грех на душу брали. Поверьте, я не оправдываюсь. Вы видели ребенка, поэтому можете понять нас.
Отказ от Кати родители написали, когда девочке было два месяца. После этого она почти год находилась в больнице, затем ее определили в детский дом под Киевом.
— Меня терзает то, что мы оставили малышку одну, поэтому проведываю ее все эти годы, — говорит бабушка. — Сначала звоню в детский дом, узнаю, что необходимо нашей Катюше. Как правило, это памперсы и смягчающее детское масло. Также нужны специальные салфетки, чтобы вытирать с личика слюну. Иногда со мной к девочке ездит кто-то из моих сестер. Вот они заходят в палату к малышке. Выходят оттуда в слезах. Да и я после этих визитов, всего лишь поговорив с персоналом, неделю отхожу. Сердце болит за нашу малышку.
— У вас же еще могут быть внуки…
— Не знаю, когда это произойдет. Почти год Оля приходила в себя после рождения Катюши. Ее лечили психотерапевты, она принимала лекарственные препараты. Несмотря на это у нее иногда происходили нервные срывы, она впадала в депрессию. Зятю тоже это все далось очень нелегко. Да и как иначе? Сознательно отказаться от своего желанного первенца, понимая, что помочь ему невозможно! Дочке даже не говорю, что езжу к Катюше. Стараюсь сделать все, чтобы она и зять забыли о пережитом. Чуть больше года назад Оля поняла, что снова беременна. Проверилась. Все было нормально. Мы боялись даже обсуждать этот вопрос. Но произошел выкидыш… Врачи говорят, это связано с тем, что Ольга недостаточно окрепла после пережитого стресса.
Несмотря на написанный по всем правилам отказ от ребенка, несколько недель назад зять Риммы Яковлевны достал из почтового ящика повестку в суд. Оказывается, их с женой приглашают на судебное заседание, чтобы… лишить родительских прав.
— Мы боимся даже представить, что будет с Ольгой, если она об этом узнает, — говорит Римма Яковлевна. — На зяте лица нет. Он старается держаться, но сам на грани нервного срыва. Как выяснилось, иск в суд подали представители опекунского совета. Основная цель заседаний: лишить родительских прав моих детей, чтобы девочку могли… удочерить! Я съездила в опекунский совет, сказала: «Готова забрать нашего ребенка домой, если вы считаете, что это можно сделать. Но это же не так!» Попросила вызывать на суды только меня, чтобы не бередить душу дочке и зятю. За что судят моих детей, кто вправе их осуждать? Мы не устраивали разбирательства с врачами, которые, скажем прямо, навредили нашей девочке. За это теперь страдают родители несчастной малышки.
Бабушка показала копию решения суда. В нем есть несколько неточностей, которые больно ранят Римму Яковлевну.
— Сказано, что родители ни разу не виделись с дочкой, отказались от нее прямо в роддоме, никто не проведывал девочку в больнице и детском доме, хотя там меня знают все нянечки и медсестры, — показывает подчеркнутые места в официальной бумаге Римма Яковлевна. — Но самая ужасная фраза: «Суд в первую очередь учитывает интересы малолетней Екатерины, которые имеют определяющее значение, и принимает во внимание, что ребенок даже с такими тяжелыми патологиями развития, как у нее, может быть усыновлен». А дату рождения поставили неправильную, — горько добавляет бабушка.
— Я считаю, в такой ситуации никакого суда быть не должно, — представитель опекунского совета попросила не называть ее имени. — Родители написали отказ от ребенка, значит, больше к ним вопросов нет. Но существует юридический казус. Если ребенок не сирота, значит, его статус нужно определить в суде, то есть лишить родителей прав на него. Причем формулировка «с целью возможного усыновления» обязательна. Просто наши законы несовершенны, в них не просчитаны различные жизненные ситуации. Мне искренне жаль семью Катюши. Римма Яковлевна и ее зять приходили ко мне. Мы договорились: суд лишит их родительских прав, но алименты высчитываться не будут, чтобы на работе у мужчины не знали о трагедии. Кроме того, в официальных бумагах мы напишем: «Без возможности усыновления».
P. S. Реаниматолог Киевской детской клинической больницы Ь 1 Ирина Александровна Стадник не сразу вспомнила Катюшу.
— Я вижу детей только в острый, самый критический момент их жизни, когда им требуется помощь реаниматологов, — говорит врач. — Каждый год к нам поступают тяжелые пациенты, которым помочь практически невозможно. Поражения мозга — врожденные или полученные при рождении — бывают настолько глубокими, что, кроме протезирования дыхания и внутривенного питания, малышу ничего не назначишь. Но где должны находиться такие дети, как вести себя с их родителями, для которых эта ситуация становится трагедией, остается нерешенным.