Накануне Дня пограничника и
Несмотря на солидный возраст, Владимир Кузьмич выглядит моложаво, бодр, полон оптимизма, чувства юмора. И когда генерал начинает называть фамилии людей, о которых мы читали в учебниках и энциклопедиях, понимаешь, что перед тобой — живая история. И что прошлое, которое порой кажется таким далеким и поросшим быльем, не такое уж и далекое...
— Серьезное боевое крещение мой отец, патриарх нашей династии пограничников, получил еще в 1920 году, в гражданскую, когда воевал в армии Уборевича, — вспоминает Владимир Гребенник. — После штурма Перекопа войска Южного фронта под командованием Михаила Фрунзе вошли в Крым. И юный командир эскадрона Кузьма Гребенник, выходец из простой шахтерской семьи на Донбассе, получил приказ произвести разведку, в бой с противником не вступать.
Неожиданно за рощицей отец увидел подразделение врангелевцев. Он не собирался с ними драться, но его норовистый конь неожиданно вздыбился, громко заржал и понес всадника на врага. Отцу ничего не оставалось, как выхватить саблю. Эскадрон понесся за ним. Они обратили врангелевцев в бегство, многих порубили. За нарушение приказа наш Кузьма Евдокимович получил чертей от командарма Уборевича и первый орден Красного Знамени. За то, что не растерялся, сумел совладать с ситуацией.
После окончания войны и учебы Кузьма Гребенник служил начальником погранотряда в Ямполе на Виннитчине. Потом в Москве — командиром полка знаменитой Отдельной мотострелковой дивизии особого назначения имени Дзержинского, охранял важнейшие государственные учреждения Москвы, в том числе известное здание на Лубянке.
Отец жил в одном подъезде с заместителем наркома внутренних дел Фриновским — заместителем печально известного наркома Ягоды.
Летом нас, детей командиров НКВД, собирали на так называемой пионерской базе. Педагоги занимались нашим, так сказать, культурным и политическим развитием. Однажды неподалеку на улице остановилась черная машина. Из нее вышел невысокий плотный мужчина в серой шинели. «Дети, это Николай Иванович Ежов!» — почтительно сказал наш руководитель.
В то время мы не знали, сколько при Ягоде и Ежове было загублено людей. Газеты писали о громких процессах над врагами народа.
Отец водил меня на правительственные мероприятия и концерты в Кремль. У меня был пропуск. И однажды я видел Сталина на трибуне. В книгах и на газетных фотографиях он выглядел величественнее, чем в жизни.
Зато меня поразили своими прекрасными голосами на концертах в Большом театре знаменитые уже тогда артисты Иван Паторжинский, Литвиненко-Вольгемут, Донец — участники первой декады украинского искусства в Москве.
В это время волна репрессий нарастала. Отец почувствовал, что и над ним сгущаются тучи, и попросился на Дальний Восток. Его назначили начальником Посьетского погранотряда. А там назревали события возле озера Хасан.
Летом 1938 года я приехал на каникулы к родителям в Посьет из Хабаровска, где учился в школе-интернате для детей комсостава погранвойск. В гарнизонах не было школ. В один из дней мама послала меня на продовольственный склад получить отцов командирский паек. Иду с полной авоськой — пара буханок хлеба, консервы, — когда вдруг увидел маршала Блюхера — высокий такой, рыжие пышные усы... «Кто такой?» — строго спросил меня. Кто-то сказал, что я сын начальника отряда. Он молча пожал мне руку и отвернулся. Ему было явно не до меня. Позже отец рассказывал, что Блюхер считал, что в разжигании конфликта между нашими и японцами виноваты советские пограничники. Прислал комиссию, которая установила, что пограничные столбы переставлены на три метра вперед, в сторону оккупированной японцами Маньчжурии.
Маршал все надеялся, что конфликт удастся уладить мирным путем. И когда из Москвы отец получил команду перейти границу и занять сопку Заозерную, Блюхер (он командовал войсками Дальневосточного фронта) приказал не выполнять ее: ввяжешься — будешь расхлебывать. Ведь японцы сосредоточили в Маньчжурии миллионную Квантунскую армию. И все время провоцировали наших. Ходили разговоры, что они хотели отобрать у России всю Сибирь до Урала.
Наконец Блюхеру из Москвы позвонил сам Сталин: «Так вы собираетесь выбивать японцев с нашей территории?» Маршала потом обвинили в нерешительности и арестовали. Во время пыток он умер.
Мы жили далековато от места боев, но я хорошо помню тревожные ночи, как мы с мамой не спали, когда отец уехал туда. Когда же изредка появлялся, в гостиной на стене постоянно трезвонил старенький «Эрикссон», и папа твердым голосом отдавал команды и снова выезжал на границу...
Потом взяли и отца. Его приговорили к расстрелу, он сидел три месяца в камере смертников. Но спасла первая волна реабилитации. Это когда уже и Ежова расстреляли.
— Кузьма Гребенник потом прошел войну, воевал в должности заместителя командира, затем командира стрелковой дивизии, — продолжает генерал. — Участвовал в Курской битве, встречался с маршалами Жуковым, Рокоссовским, другими полководцами. За форсирование Одера ему присвоили звание Героя Советского Союза. А я там получил орден Красной Звезды. С тяжелейшими боями брали Данциг, другие польские и немецкие города.
Однажды на фронте наш Кузьма Гребенник спас мне жизнь. После окончания военно-медицинского училища я,
И вот (это был уже 1945 год) в Восточной Пруссии немцы неожиданно нанесли мощный контрудар силами эсэсовской дивизии, которую Гитлер приказал возглавить лично главарю СС и СД (гестапо) рейхфюреру Гиммлеру.
Наша дивизия оказалась фактически в окружении. У меня в расположении взвода было около двухсот раненых! Как их вывезти? Есть пара грузовиков, но без горючего. Я — к начальнику службы тыла: «Дай бензина!» А тот: «Не могу, остался только НЗ исключительно для подвоза боеприпасов». «Танки сейчас передавят раненых!» — перешел я на крик.
Тыловик сует мне телефонную трубку: «На, звони отцу. Если разрешит, дам... » «Батя, — кричу, — спасай... » А Кузьма Евдокимович: «Ничего, держись, сынок. У меня танки тоже возле КП». И дал команду машинам, подвозящим боеприпасы, в обратный рейс загружаться ранеными.
Вскоре подошел дивизион «катюш» БМ-31. Они как ударили — не только уцелевшие немцы, даже наша передняя линия обороны разбежалась — эсэсовцы наседали, и снаряды ложились слишком близко.
После войны генерал-лейтенанта Кузьму Гребенника, а также двух бывших его сослуживцев, ставших после боев на Хасане первыми пограничниками — Героями Советского Союза — советское правительство направило в Токио, где шел суд над главными японскими военными преступниками, в качестве свидетелей злодеяний милитаристов.
Отцу понадобилось вернуться в Союз чуть раньше. Он плыл морем. А его товарищи летели самолетом. Самолет попал в грозу, и все погибли — люди, выжившие на Хасане, прошедшие войну...
В мирное время Герой Советского Союза генерал-лейтенант Кузьма Евдокимович Гребенник снова служил на границе, командовал войсками Закарпатского, Украинского, Западного округов, советником по пограничным войскам у албанского лидера Энвера Ходжи... Хотя для пограничника понятие «мирное время» вещь весьма условная.
Во время событий 1956 года в Венгрии отца назначили военным комендантом Будапешта, он был контужен в танке.
В конце 50-х-начале
Именем Героя Советского Союза Кузьмы Гребенника названа пограничная застава в городе Очакове.
Через двадцать пять лет после событий на Хасане меня тоже послали служить на советско-китайскую границу, начальником того же Посьетского (теперь он назывался Хасанским) погранотряда. Каково же было мое изумление, когда я увидел целехоньким тот же старый командирский домик с удобствами во дворе, в котором мы жили, а внутри — ту же старинную добротную мебель из карельской березы, оставшуюся еще с дореволюционных времен от какого-то купца.
В
— Мне позвонили из Хабаровска, что к нам едет командующий Сухопутными войсками СССР маршал Советского Союза, дважды Герой Советского Союза Василий Иванович Чуйков, знаменитый сталинградец, который вместе с Рокоссовским принимал капитуляцию генерал-фельдмаршала фон Паулюса, — продолжает рассказ генерал-майор в отставке Владимир Гребенник. — Господи, как встречать, угощать такого высокого гостя? Мне сказали кормить тем, чем сами питаемся. Сварили солдатский борщ, кашу... Приехал маршал. «Ну что, — говорит, — поехали на границу». А сам — золотые звезды, погоны, фуражка — все блестит на солнце! «Нет, — говорю, — товарищ маршал, не могу вас пустить на границу... » «Как? Ты что это?» — видно, что не привык к возражениям. «Наденьте, пожалуйста, плащ-палатку, замаскируйтесь... » — сказал я.
Приехали в Краскино. Туда только прибыли воинские части, стали разворачивать палаточный городок. После дождя грязь, лужи... Подбежал командир полка, доложил: «Товарищ генерал... извините, товарищ маршал... » «Подожди, — растягивая слова, остановил его Василий Иванович, — какой я тебе еще маршал?» Отошел, стал в центре огромной лужи: «А теперь подойди!»
Бедный офицер прошлепал сапогами по воде и остановился перед главкомом. «Какой же я тебе маршал? Я адмирал, видишь?» Мы, офицеры помоложе, замерли. Генералы засмеялись. «Ну так вот, буду ехать обратно — если эту лужу не уберешь, сам будешь в ней адмиралом!.. »
Обедать Чуйков отказался, сослался на отсутствие времени. Я приглашал высоких гостей поохотиться на глухарей. Они поблагодарили и уехали. А охота в тех местах была знатная. Грибные места, женьшень...
Кстати, раньше, в
Я рад, что мои сыновья тоже стали пограничниками, оба полковники. В любой семье должны быть традиции и преемственность. Причем Сергей и Игорь никогда не пользовались моей протекцией и именем знаменитого деда. Наоборот... Сергею после Московского высшего погранучилища дали направление в Таллинн. А в Ленинграде в штабе округа сказали: «Ты внук Гребенника? Ну так поезжай в Заполярье». Говорят, русские пьяницы. Вы не видели финнов, опустошающих наши магазины, в которых не было ничего, кроме конфет-подушечек, ржавой селедки и водки... И Сергей поехал, шесть лет там отслужил, а потом — в других отдаленных гарнизонах.
Все мы с ними видели — и южную жару в Закавказье, и на Сахалине и острове Кунашир, случалось, в горы от цунами драпали. Перед цунами на несколько часов наступает тишина. Бурлящее море успокаивается, становится гладеньким-гладеньким, незаметно отходит от берега — невидимая стихия как бы отсасывает воду, чтобы сформировать гигантскую волну, а потом неожиданно ударить. Так и на границе: если воцаряется тишина, непременно жди неприятностей.
Однажды, как рассказывал Сергей, командование решило использовать пограничников в качестве спецназа. Так собака не выдержала, испустила дух. А люди выдержали.
Игорь начинал службу рядовым солдатом-пограничником. Затем его перевели в КГБ, которому подчинялись погранвойска. Нынче сотрудник Главного управления СБУ по борьбе с коррупцией и организованной преступностью. Тоже участочек дай Бог. Границу нравственности на карте не нарисуешь и колючей проволокой не обнесешь.