В последнее время в России складывается очень непростая ситуация. Это сразу же сказалось на рейтинге президента России Владимира Путина, обвалившемся до исторического минимума. Немаловажным фактором такого падения стали санкции, которые Запад ввел против России. И хотя Кремль пытается хоть как-то исправить положение, прощая огромные долги жителям отдельных регионов, это не сильно помогает стране в целом. Ведь мировые цены на нефть не столь высоки, как хочется Кремлю, что сокращает его возможности в использовании нефтедолларов для улучшения благосостояния россиян.
Такая ситуация, по мнению некоторых аналитиков, уже загнала Кремль в угол. Действительно ли это так и каково сейчас положение дел в России? Способно ли оно привести к смене власти в Кремле? Об этом и многом другом «ФАКТЫ» расспросили известного российского политического обозревателя Дмитрия Галкина.
Фото UKRLIFE
— Какова сейчас ситуация с благосостоянием в России и как на нее повлияли санкции Запада?
— На благосостояние россиян больше повлияли не санкции, а падение цен на нефть, — говорит Дмитрий Галкин. — Санкции, конечно, выполнили свою роль: кредит для российских банков стал дороже и им сложнее занять деньги на Западе. Из-за этого они теперь менее свободно могут распоряжаться финансовыми ресурсами, предоставляя кредиты населению или предприятиям. Это, конечно, повлияло на благосостояние, в частности на доступность кредитов. Но основной фактор — таки снижение мировых цен на нефть. Ведь это сокращение экспортных поступлений, а соответственно, у государства становится меньше денег на поддержку социальной сферы и помощь регионам.
Если на благосостояние санкции не особо повлияли, то на другие сферы они возымели действие. В частности, на развитие отраслей производства, поскольку теперь доступ к технологиям и комплектующим затруднен. Санкции повлияли и на возможность российских корпораций создавать крупные проекты с западными инвесторами, в том числе по добыче полезных ископаемых. Кроме того, они оказали влияние на доступность финансов.
— Это серьезно сказалось на жизни россиян?
— Безусловно. Уровень жизни заметно снизился. Как показывают все социологические исследования, люди воспринимают стабильность, когда живут сегодня не как вчера, а когда есть небольшое, но устойчивое повышение уровня жизни. Поэтому стабильность середины 2000-х годов главным образом связана с тем, что уровень жизни постоянно поднимался. Теперь он, по крайней мере для большинства россиян, не растет после значительного снижения в 2014—2015 годах.
— То есть утверждения некоторых аналитиков, что санкции загнали Кремль в угол, преждевременны?
— По моему мнению, при их введении не было такой цели. Никто не собирается загонять Кремль в угол. У Запада есть цель — создать такие условия, при которых Россия поняла бы, что надо идти на компромисс в украинском вопросе, что нельзя будет добиться решения своих проблем увеличением силового давления на Украину. И вообще, что от этих методов нужно отказываться. Поэтому у Запада и не было цели загнать Россию в угол и вынудить ее капитулировать.
Ситуация более сложная. Ведь от России во многом зависит стабильность в Средней Азии. Кроме того, Россия нужна Западу, в частности США, как определенный противовес в игре с Китаем. Поэтому было бы ошибкой сказать, что есть цель вынудить Россию к капитуляции. Скорее, нужно говорить о том, что существует цель заставить Россию осознать неправильность своей политики в украинском вопросе.
— Российские оппозиционные политики говорят о том, что в России назревает социальный взрыв. Насколько это реально и во что может вылиться?
— Я, честно говоря, совсем не верю в социальный взрыв. Это связано с тем, что российская власть придумала механизм, который позволяет его избежать, — уехать из России. Люди продают свои квартиры, бизнес и перебираются в Европу. Поэтому все социально активные люди, которые могли бы вкладываться деньгами, своими усилиями и возможностями в протестное движение, уезжают. Для власти, конечно, это создает стратегические проблемы, но тактическую, текущую проблему это позволяет успешно решать.
Для того чтобы недовольство перешло в социальный взрыв, нужны люди, способные организовать это недовольство. Которые не будут лениться писать в соцсетях, не будут бояться организовывать протестные акции. Таких людей, которые еще не уехали, не очень много. Из-за этого возможность социального взрыва ограничена. Не стоит также забывать, что в условиях падения уровня жизни и роста безработицы люди начинают думать о выживании. Они попросту боятся потерять рабочее место из-за участия в таких акциях. Тем более что в России огромное количество граждан прямо или косвенно зависят от государства. Ведь, помимо большой армии чиновников и всяких бюджетников, есть еще и гигантские госкорпорации, являющиеся крупными работодателями. Там тоже не станут терпеть человека, который открыто занимается агитационной деятельностью или регулярно участвует в протестных акциях. Так что я не очень верю в возможность социального взрыва.
— Но ведь недовольство граждан нынешней властью есть?
— Есть, но это политическое недовольство. Оно, так или иначе, усиливается. Это видят и люди, принимающие политические решения. Поэтому я думаю, что рано или поздно политическое недовольство перейдет в какие-то политические действия. И тогда мы сможем увидеть трансформацию режима. Но это будет именно трансформация режима, а не его снос в результате массового протестного движения.
— В таком случае может ли идти речь о дворцовом перевороте в Кремле?
— Как раз о дворцовом перевороте речь и может идти. Но не о социальном взрыве, когда миллионы людей вышли на улицы крупных городов и прогнали власть. Вот этого быть не может. А дворцовый переворот вполне возможен. Я думаю, что возможен даже не переворот, а некий дворцовый компромисс. То есть какие-то уступки власти по важным вопросам, поскольку этого требуют представители, опять-таки, ближайшего окружения власти.
— По слухам, в последнее время в Кремле началась подковерная война между спецслужбами. Кто побеждает? Насколько это правдиво и способно ли повлиять на внешнюю политику Кремля?
— Если взять российскую, а также позднесоветскую историю, то она во многом определялась подковерной войной между спецслужбами. Просто сейчас она несколько сместилась в экономическую сферу. Но эта война идет всегда и непрерывно. Там есть несколько группировок, которые принципиально не могут договориться, да и не сильно хотят это делать. Но поскольку сейчас все сместилось в область экономики, то борьба нарастает. Такая война особенно усиливается в период, когда возникают экономические трудности.
Подковерная война шла всегда. И если в 2000-х годах ее не замечали из-за того, что она не сильно выходила на «поверхность», то сейчас мы видим, что проводятся кампании в интернете и медиа. Вот сегодня идет кампания по ослаблению позиций Дмитрия Медведева. Причем явная. До этого была кампания, направленная против Путина. Правда, в отличие от антимедведевской, она, по понятным причинам, не проводилась в крупных СМИ, а в соцсетях и интернет-ресурсах. Однако она также была явной. Такие кампании всегда легче осуществлять, когда есть недовольные. Полагаю, нас ожидают кампании и против других деятелей, которые претендуют на то, чтобы возглавить Россию после 2024 года.
В каждой из этих кампаний есть группировки, связанные со спецслужбами, без которых сейчас в России очень сложно что-то сделать. То есть эта борьба идет постоянно и в ней нет ничего нового.
О том, что санкции серьезно сказались не только на Кремле, но и на простых россиянах, ранее в интервью «ФАКТАМ» говорил и известный оппозиционный российский политик Константин Боровой. Правда, при этом он уверен, что в России таки назревает социальный взрыв, которого боится Кремль. «Практически любое событие в России может вызвать социальный взрыв. Но угадать заранее, какое именно из них взбудоражит народ, практически невозможно», — считает Константин Боровой.