Новая работа народного художника Украины Людмилы Мешковой, основателя уникальной техники керамической живописи, украсила фасад храма Рождества Христова в Киеве, открывшегося в год празднования 1020-летия Крещения Руси
Колокольный звон нового храма Рождества Христова слышен по всей Оболони, а его золотые купола возносят к небу керамическое панно «Рождение Христа», украшающее фасад здания. В стиле керамической живописи работает только один человек в мире — народный художник Украины Людмила Мешкова. Так совпало, что новая работа художницы увидела свет в канун ее 70-летия и 1020-летия Крещения Руси.
- «Рождение Христа» было очень серьезной и тяжелой работой, — говорит народный художник Украины Людмила Мешкова. — Произведение общей площадью 38 квадратных метров состоит из тысяч керамических плиток, на каждую из которых я наносила контур изображения, затем накладывала на него краски, а сверху — слой глазури. Подготовленную таким образом работу пять раз обжигала в газовой печи в течение восьми часов при температурах от 900 до 1500 градусов, после чего монтировала на специально подготовленной поверхности. Это тяжелый труд, требующий огромных физических сил.
— Но работа удалась! Возле храма всегда многолюдно: здесь прогуливаются мамы с колясками, спешат на службу верующие. Это ли не оценка вашего труда?
— Я очень старалась выполнить работу по всем христианским канонам, передать радость рождения Всевышнего. Еще ни один человек мне не сказал: «Как несимпатично вы все сделали… «Наоборот, говорят: «Спасибо! Мы в храм летим как на крыльях». Похвалил мой труд и патриарх всея Украины Владимир: «Красиво!» — и погладил по голове.
Правда, не обходится без капли дегтя. Некоторые любят подчеркнуть, что храм-то не украинский (церковь Рождества Христова относится к Украинской православной церкви Московского патриархата. — Авт.). Какое это имеет значение? Честно, я даже не знала, чей это храм. Мне никто ничего не говорил, а я и не спрашивала. Просто делала работу для людей, для православных. А гуляющие возле храма семьи с детьми, верующие, приезжающие сюда со всего Киева помолиться, что, не наши, не украинцы?
— Вам не привыкать идти собственным путем, не считаясь с чужим мнением. Помните, как в начале 90-х вас отговаривали делать портрет Владимира Щербицкого?
— По просьбе вдовы Щербицкого Рады Гавриловны я разработала проект памятника Владимиру Васильевичу: стела с керамическим портретом, вмонтированным в капсулу из двухсантиметрового оргстекла, возвышается над гранитной плитой. Правда, керамика под стеклом плохо смотрится. Но что делать, когда на кладбищах процветает вандализм?
Один товарищ, возмущенный моей работой над портретом бывшего партийного лидера республики, пригрозил, что первым бросит в него камень. Между тем не бросил! Сходил на Байковое кладбище, а потом явился ко мне в мастерскую со слезами на глазах: «Людмила, я в этот портрет никогда не брошу камень». Может, кто-то приходит к памятнику Щербицкому с камнем за пазухой, но уходит с другим мнением… Это для меня очень важно…
— Нередко выходящие из церквушки Байкового кладбища останавливаются перед портретом Щербицкого и крестятся: глаза у Владимира Васильевича такие же печальные, как на иконах.
— По глазам на фото Владимира Васильевича я поняла, что он чистый порядочный человек. Да, не повезло нам с Чернобылем… Сейчас можно говорить все что угодно, но Щербицкий, сделавший для Украины очень много, ответить критиканам уже не может. Он был заложником системы. Это я и отразила в портрете…
Правда, для этого следовало сосредоточиться, отключиться. Всуе ничего делать нельзя. Я отрешалась перед фотографией Владимира Васильевича. Со стороны можно было подумать, что человек сошел с ума. Сидит женщина и сама с собой разговаривает: «Владимир Васильевич, я не могу вас рисовать, потому что вы плачете». Выпила коньяку — вроде пошло. Слышу, Щербицкий ко мне обращается: «Я не буду». Так, переговариваясь, я сделала работу, увидев которую, Рада Щербицкая сказала: «Я-то знала, что он такой. Только откуда вы это знали?»
Позже я узнала, что после смерти первого секретаря ЦК Компартии Украины, руководившего республикой в течение 17 лет (!), на его книжке остались 50 тысяч советских рублей, которые почти сразу, после развала СССР, и пропали. Его вдова жила в небольшой трехкомнатной квартире с дочерью, получала мизерную пенсию. Ни дачи, ни автомобиля Владимир Васильевич своей семье не оставил. Как-то Рада Гавриловна призналась мне: «Были времена, когда мне никто не звонил». И я подумала: «Какая я молодец, что все-таки нарисовала портрет Владимира Васильевича!»
— Для меня показательным в этом плане стал выбор первой десятки великих украинцев, — говорит Людмила Ивановна. — Вторым после князя Ярослава Мудрого украинцы назвали Николая Амосова, русского до мозга костей, родившегося в России и сохранившего вятское окание до конца жизни. И я была счастлива, что дружила с ним. А наши ура-патриоты сидели у Савика Шустера, будто воды в рот набрали… Показателем для голосовавших стала не национальность, а то, что Николай Михайлович долгое время жил в Украине, основал здесь школу сердечно-сосудистой хирургии, прооперировал пять тысяч больных украинцев, продлив им жизнь.
— 45 лет назад академик Амосов прооперировал и вашу старшую сестру…
— На консультации Николай Михайлович предупредил: «Ей осталось жить не больше года. Так что выбирайте». И мы решились. На второй день после 12-часовой операции я уже сидела возле сестры. Пришедший с обходом Амосов подошел к больной, схватил за воротник халата и начал поднимать: «Вставать! Вставать!» Я опешила: на мой взгляд, сестре следовало лежать как минимум неделю.
На следующее утро я обнаружила сестру еле-еле сидящей на кровати, лежать ей не разрешили. Чтобы ее приободрить, принесла с собой букетик незабудок в маленьком керамическом горшочке (на всю жизнь запомнила категоричность написанного на дверях клиники объявления: «Дорогих подарков врачам не дарить, дорогих букетов не носить! Амосов»). Увидев в палате скромный букетик, Николай Михайлович произнес: «Как красиво!» — «Вам нравится? — обрадовалась я. — Пожалуйста, возьмите». — «А что? И возьму!» — проокал Амосов.
Благодаря Николаю Михайловичу моя сестра жива. Свое восхищение этим человеком я воплотила в портрете. Его образ ассоциируется с сердечно-сосудистой системой, поэтому в работе явно просматривается сходство с напряженной сердечной мышцей. Однажды на телевидении готовилась передача о моем творчестве, где я в прямом эфире должна была показать этот портрет ничего не подозревавшему Николаю Амосову. Чтобы не попасть впросак со своим сюрпризом, я все-таки показала работу томящемуся в ожидании съемок академику. По его улыбке я поняла: работа понравилась, легла на душу.
Короче говоря, режиссеры побегали туда-сюда, а потом провозгласили: «Николай Михайлович, сейчас Людмила Ивановна преподнесет вам сюрприз». Я выношу ему портрет, держа перед собой, будто икону. Академик не промолчал: «Да я его уже видел и, если бы он мне не понравился, как честный человек сразу сказал бы: «Это го-о-овно!» Но портрет хороший». Может быть, кто-то боится называть вещи своими именами, но Амосов в своей прямоте был просто гениален.
Когда Николай Михайлович приходил ко мне в мастерскую, я была счастлива. Маленький с виду, тихий такой, а для меня великий, решительный, гений! В шапочке на макушечке, одни косточки, а голова светлая, рассуждает, дай Бог многим… А вот в Бога не верил, говорил: «Я верю только в то, что могу увидеть, потрогать». Я же к этому вопросу отношусь несколько по-иному. Может быть, поэтому, последний раз придя ко мне в мастерскую, Николай Михайлович сказал: «Ну ладно, я пойду, а то побудешь здесь еще немного — и в Бога начнешь верить!» — и засмеялся. Смеялся он всегда заразительно.
— Иконы в вашем творчестве занимают особое место. Президент Виктор Ющенко, осматривая вашу персональную выставку в Украинском доме, больше всего времени провел у икон. Были ли вы кем-то благословлены на писание ликов святых?
— Однажды на мою персональную выставку, проходившую в 1982 году в Тбилиси, пришел Святейший католикос-патриарх всея Грузии Илия II, — продолжает Людмила Ивановна. — Посмотрев экспозицию (а я в тот период увлекалась абстракцией), святейший Илия II обратился ко мне с неожиданным наставлением: «А теперь делайте иконы!» Ну, сказал и сказал. Я не придала этому значения, но иконы начала писать одну за другой.
— Это тогда патриарх Грузии приехал на вашу выставку раньше первого секретаря ЦК Компартии Грузии Эдуарда Шеварднадзе, тем самым нарушив установленную субординацию?
— О приезде на выставку первого руководителя республики нас предупредили. Поэтому, когда к зданию подъехали черные «Волги», естественно, все заволновались: Шеварднадзе приехал! И вдруг из машины вышел Илия II в окружении свиты. Оказывается, патриарху рассказали о моей выставке, и как человек, интересующийся искусством, предстоятель Грузинской православной церкви опередил первого секретаря ЦК Компартии Грузии. По этикету Эдуард Шеварднадзе уже не мог приехать на мою выставку после патриарха.
Илия II долго ходил по залам, рассматривая работы. Перед уходом подарил мне огромный крест из гагата (т. н. черный янтарь. — Авт.) и написал в книге: «Художник поразительно чувствует сверхземное дыхание. Да благословит вас Господь!»
По приглашению патриарха Илии II я побывала в его резиденции. С тех пор считаю Святейшего своим наставником. Мы общаемся.
А Сергей Параджанов каждый день приходил на мою выставку со словами: «Иду сюда, как на исповедь. Я здесь очищаюсь!»
— Выставка в Тбилиси была первой в вашей творческой биографии?
— Моя первая персональная выставка прошла в Москве в 1978 году. На нее одним из первых пришел известный актер и режиссер Ролан Быков. После просмотра он забил меня в угол, приговаривая: «Так, я первый сказал, что ты гений. Ты запомнила?» Потом он познакомил меня с писателем Валентином Распутиным, поэтом Робертом Рождественским и его супругой Аллой, актерами Николаем Губенко и его супругой Жанной Болотовой…
Кстати, в 1991 году на свое 80-летие президент США Рональд Рейган, бывший киноактер, пригласил и советского режиссера Ролана Быкова. Потом Ролан Антонович передо мной извинялся: «Люся, я не нашел лучшего подарка, чем твоя работа. Ничего подобного в его коллекции уж точно нет!» Так мое «Стремление… «оказалось в коллекции у Рейгана.
К моему большому удивлению, Рейган прислал мне письмо с благодарностью за эту работу. Для меня это стало очень большой неожиданностью, потому что ничего подобного от наших руководителей я не получала.
— А самая масштабная ваша работа площадью 55 квадратных метров (!) украшает интерьер здания ЮНЕСКО в Париже…
— В конкурсе на лучший проект, который проходил без девиза, предлагались разноплановые решения. Церетели, например, предоставил эскиз геометрического яйца, итальянец Вазарелли — кубический орнамент. А я говорила о красоте Земли, ее природы, которую мы должны охранять и лелеять…
В Париж я летела в одном самолете с членом жюри конкурса Ильей Глазуновым. Я-то его знала, но не буду же навязываться: «Вы знаете, я Мешкова… «Сижу себе скромно. Встретив меня в жюри, Илья Сергеевич сказал: «А, моя попутчица!» Но, увидев эскизы моего панно, сорвался с места и покинул зал, таким образов выразив свое «фэ». Французы даже выразили протест: как же так, член жюри, представитель СССР ушел, ничего не сказав?.. Дипломатам пришлось выкручиваться: дескать, плохо себя почувствовал. Все может быть, хотя, скорее всего, хвалебные речи в адрес Мешковой известный художник вынести не мог.
При мне отправили Церетели, сказав: «Нет-нет, все, спасибо». Остались француз Бене, итальянец Вазарелли и два его соотечественника. После рассмотрения всех вариантов объявили: «Отдаем предпочтение мадам». Я начала поглядывать по сторонам, разыскивая, кто же тут Мадам, но все почему-то смотрели на меня. Только потом поняла, что имеют в виду меня.
… Без помощи представителя Украины в ЮНЕСКО Анатолия Зленко и заместителя генерального директора ЮНЕСКО Юрия Кочубея мне было бы тяжеловато уложиться в срок.
— Мы с коллегами активно обсуждаем, дадут ли вам звание Героя Украины — такое представление подали Министерство культуры и туризма Украины, еще несколько общественных организаций.
— Дадут или не дадут — дело вторичное. Тем более что до этого еще нужно дожить. Лучше бы перестали выселять меня из мастерской, уменьшили бы стоимость аренды. Ведь от меня требуют 5000 долларов в месяц, приравнивая художественную мастерскую к коммерческой структуре.
Но я рада, что к 70 годам собрала свои работы и выставилась. Хотя выставка не была для меня самоцелью. Я рисую, а Всевышнему, видимо, было угодно, чтобы мои работы не продавались и все вместе, связанные энергетически, воздействовали на людей. Я не работаю на продажу, а подсознательно вкладываю в портреты Шнитке, Растроповича, Башмета, Феллини, Пиросмани, Параджанова, Жерар Филиппа всю свою энергетику. Глядя на портреты гениев, любой может почувствовать себя личностью.
Конечно, иконы, космическая тема стоят особняком. Это материя, которая постоянно изменяется, переходя из одного состояния в другое. Видимо, именно это понятие вечности и прочувствовали люди. Что все их поступки на Земле временны.
У моих работ плакали не только женщины, но и известные мужчины-политики. Но мне особенно запомнился 20-летний юноша, который признался, что хотел по многим причинам уйти из жизни, а, побывав на моей выставке, передумал: «Теперь я буду много работать и стану профессионалом!» «А как же я об этом узнаю?» — удивилась. — «Обязательно дам вам знать!»
… Четыре года назад Екатерина Амосова подготовила меня к сложной операции на сердце. Положение было очень тяжелое. Операция прошла успешно. Спасибо ученику Амосова Василию Урсуленко. Видимо, мне продлили жизнь, чтобы я сделала эту выставку и увидела глаза соотечественников, полные слез, радости и счастья…