После долгих поисков черниговчанин Николай Полулященко нашел в США свою старшую сестру, 65 лет назад, летом 1943 года, вывезенную вместе с матерью в Германию, где их разлучила война
Через 65 лет на погосте села Крехаев Козелецкого района хрупкая стильно одетая американка Надежда Уайт плакала возле могилки своей мамы — простой украинской женщины Екатерины Борисович, и просила прощения, что не смогла разыскать ее при жизни.
Плакали все: муж Надежды Ивановны Джек Уайт, физик из Бостона, их дочь Дебора, братья Николай и Степан, вся вновь обретенная родня. Они жалеют, что не нашли друг друга раньше. Зато теперь счастливы. Старенькая тетя Мария, которой 22 июля исполнилось 85 лет, торжествует: «Я ж казала, що треба шукать!.. »
— Надя родилась еще до войны, в 1938 году, а я — в 1957-м, — рассказывает Николай Полулященко, подполковник милиции в отставке, инвалид Чернобыля, — и долгие годы не знал, что у меня есть сестра. Мы с Надей родные по отцу. Но он, к сожалению, и с моей мамой долго не жил.
А нас у мамы было четверо. Я с первого по восьмой класс воспитывался в школе-интернате в Чернигове, потом учился в строительном ПТУ, служил срочную, учился во Львовской школе милиции, два года работал в Красноярске, женился и окончательно осел в Чернигове. После Чернобыля начались болячки. В родном селе бывал нечасто.
Приехав в Крехаев в 1997 году, узнал, что у отца были еще один сын, мой брат Николай, родившийся в 1941 году, и дочь, умершая в 20 лет от тяжелого порока сердца. О Наде почему-то речи не было.
Лишь во время нашей встречи брат обмолвился, что у нас была еще одна сестричка, которая в войну потерялась, судьба ее неизвестна. Этой информации я не придал значения. Вон сколько народу в войну пропало.
Весной 2003 года после лечения в Киеве по пути домой снова заехал в Крехаев. Пожилая родственница тетя Орина поведала, что в прошлом году односельчанка смотрела телепередачу «Жди меня». И какая-то женщина на иностранном языке рассказывала, что в детстве ее вывезли из Советского Союза в Германию, разлучили с мамой. Кто она и откуда — не знает. Пошли разговоры по селу, что это наша Надя.
Приехал домой, рассказываю жене Тамаре Васильевне. А она: слушай, это же твоя родная кровь… Может, попробовать поискать? Моя Томочка росла одна у родителей, у нее рано умер отец, она, человек очень добрый и общительный, страдала от того, что у нее нет родных братьев и сестер…
Я снова отправился в село. Тети Кати, Надиной мамы, уже не было в живых, умерла, как и отец, в 1986 году. Но нашлись женщины, дружившие с тетей Катей, а у одной сохранилось даже довоенное фото моей маленькой сестры с мамой!
От них я узнал, что летом 1943 года за помощь партизанам наше село фашисты сожгли. До единой хаты. Жителей погнали пешком в Бровары, это километров сорок. Оттуда одних отправили куда-то под Черкассы в концлагерь. А других заперли в товарных вагонах и повезли в Германию. Везли несколько суток, рассказывала тетя Катя, двери не открывали. Ни еды, ни туалета. Пленники теряли сознание.
Когда поезд наконец остановился и обезумевшие, ослепшие от солнечного света люди хлынули на перрон, чтобы вдохнуть свежего воздуха, в толчее кто-то наступил пятилетней Наде на ножку. Тяжелая травма вскоре осложнилась туберкулезом кости.
Какие-то сердобольные немцы устроили девочку в берлинскую клинику, в которой работали лучшие немецкие специалисты, апробировавшие новые методики лечения. Оказывается, при Гитлере в Германии существовала общегосударственная программа борьбы с туберкулезом! К маленькой девочке относились с большим вниманием, сделали несколько операций. Покалеченная ножка стала немного короче. Но удалось избежать ампутации.
Мама работала на железной дороге в полусотне километров от клиники. Каждый день навещать дочь не могла. Зато, когда ее отпускали, немцы давали тете Кате велосипед. Как видите, разные были немцы.
В 1945 году участились налеты на Берлин советской и американской авиации. Однажды тетя Катя приехала навестить Надю — а клинику, оказывается, куда-то эвакуировали. Ходили даже слухи, что поезд, в котором людей вывозили из больницы, разбомбили.
В чужой стране малограмотная сельская женщина, не знающая языков, пыталась искать дочурку. Но вскоре после освобождения советские власти отправили всех на Родину. Тете Кате сказали, что Надя, скорее всего, погибла. Женщина вернулась в Крехаев, вышла замуж, родила сына Степана — Надиного брата, всю жизнь занималась тяжким крестьянским трудом.
— С фотографией Нади и мамы, которую мне дали в селе, я пошел в компьютерный клуб, — продолжает Николай Полулященко. — Ребята помогли найти сайт телепередачи «Жди меня». Тетя Мария не могла вспомнить, в каком месяце смотрела телевизор, нам пришлось перелопатить всю информацию, помещенную с начала года. В конце концов нашли похожую историю женщины. Но она была вывезена в Германию из Прибалтики…
Решил сам выступить в этой телепередаче, запись ее в Украине ведется на телеканале «Интер». Только попасть туда не получилось.
В январе 2005 года, находясь на лечении в Киеве, сходил в посольство Германии. Там мне велели заполнить анкету и дали адрес немецкого Красного Креста. Я отправил пакет в Германию. Прошел год. Никакого ответа не было.
Тогда я узнал адрес Национального комитета Общества Красного Креста Украины. Сотрудница отдела розыска Наталья Ивановна Думик тоже дала заполнить анкету, попросила фотографию Нади. Наконец в 2007 году я получил из Германии письмо с просьбой подтвердить степень моего родства с Надеждой, дать сведения о других родственниках… Немцы — люди скрупулезные. Написал. Шли месяцы. Надежда начала угасать.
И вдруг 9 января этого года мне позвонила Наталья Ивановна из Красного Креста: «Николай Иванович, ваша сестра с вами связывалась?» Я чуть трубку не уронил: «Неужели нашлась?» — «Да, нашлась, живет в Америке, запишите: штат Массачусетс, город Мидлтон, недалеко от Бостона, телефон… »
Господи, думаю, Надюша захочет приехать. Я вспомнил, как страдал, когда однажды мама из-за болезни девять месяцев не могла приехать ко мне в интернат, и подумал: а сестричке моей, наверное, было еще тяжелее — без мамы и родни всю жизнь!..
Когда мы первый раз звонили в Штаты, на радостях не учли семичасовую разницу во времени и разбудили наших родственников. У нас был вечер, а у них — три часа ночи. Но Надя и ее муж обрадовались. Оказалось, что за долгие годы жизни на чужбине Надя совершенно забыла родной язык. Попытался мобилизовать свои знания английского мой младший сын Дима, одиннадцатиклассник. Он неплохо учился. Но языковой практики у него никакой…
Мы составили на английском языке письмо: дескать, неплохо было бы, если бы у них нашелся человек, владеющий русским или украинским. Дима зачитал. «О'кей», — сказал Надин муж Джек. У него на работе есть такой человек». Мы начали общаться с помощью веб-камеры, электронной почты.
Надя сообщила, что из военного детства помнит лишь дни эвакуации их клиники вглубь Германии. И что маму звали Катей. Вспоминает, как после войны Надю хотел забрать советский офицер, но она убежала от него.
Лечение туберкулеза кости продолжалось до 1951 года. Затем по линии американской программы поддержки людей, вывезенных фашистами в рабство, девочку забрали в Америку. Поскольку она не была ни католичкой, ни протестанткой, ее определили в иудейскую общину. Сначала она жила в семье фермера. Но там к ней относились не очень хорошо. Все время давали понять, что она приемыш. Позже Надю отправили в Кливленд. Там она училась в школе при общине, в свободное время работала на «скорой помощи». После школы подруга устроила Надю на телевидение секретарем-машинисткой. По вечерам девушка училась на бухгалтера.
Трижды в неделю Надя подрабатывала официанткой в кафе. Там и познакомилась с Джеком, тогда еще студентом, пришедшим в их кафе пообедать с друзьями. Джек теперь работает на фирме, где создается оборудование для производства полупроводников. А Надя, несмотря на солидный возраст, продолжает работать бухгалтером ассоциации больниц штата. Ведь в Америке чем больше стаж, тем больше пенсия. У них с Джеком взрослые сын, тоже Джек, и дочь Дебора (Деби), живущая в Атланте. Есть и внуки…
— Надин муж знает свою родословную до седьмого колена, — продолжает Николай Полулященко. — А Надя всю жизнь страдала. Помнила, что она из Советского Союза, что зовут ее Надежда Борисович. И все. В клинике при ней была медицинская карточка, в которой были указаны ее имя, год рождения, фамилия мамы и название их лагеря. В 16 лет Надя передала информацию о себе в американский Красный Крест. Позже, когда вышла замуж, Джек попросил проходившего у них на фирме практику советского студента передать Надины данные в московский Красный Крест.
Я пригласил Надю и Джека к себе в Чернигов. Предлагал им остановиться в моей двухкомнатной квартирке. Но деликатные Джек и Надя написали, что поживут в гостинице. Они прилетели в начале этого лета — Надя, Джек, их дочь Дебора. Хотел и муж Дэби Джон, но был очень занят по работе. Во время встречи все, конечно, плакали. Правда, в аэропорту куда-то запропастился багаж. Джеку пришлось заполнять кучу бумаг. Когда он из-за незнания языка портил бланк, наши чиновники выдавали ему новый с явным неудовольствием. Джек стоически улыбался. Багаж нашелся лишь на второй день. Но это не омрачило нашу радость.
После длительного перелета гости устали. Тем не менее с большим интересом ездили на экскурсии по нашему древнему городу. Гости были в восторге и от пикника. Мы сварили уху, поджарили шашлыки. Несмотря на то что я принял меры пожарной безопасности, американцев поразило то, что мы разожгли в лесу костер. У них там его вместе с нами уже давно залил бы водой вертолет, а лес оцепили бы полицейские.
Дома моя супруга Тамара потчевала гостей борщом. Им любая наша еда нравится. Ведь в Америке они питаются в основном полуфабрикатами. Зато, когда после пикника заехали в Деснянку и Галя надоила прямо в кружку парного молока, Дэби, попробовав, радостно воскликнула: «О, капучино!.. » А буханку нашего черного хлеба, уезжая, они взяли с собой в Америку. И еще рискнули взять с собой в ручную кладь двухсотграммовую бутылочку… моей самогоночки.
В один из дней Надя и Джек пригласили нас на «шопинг» по черниговским магазинам. И предложили каждому выбрать себе подарок. Мне стало не по себе. Они и так, видя, что я пенсионер, львиную долю расходов взяли на себя и подарков понавезли. Но были непреклонны. Поскольку часто лежу в больницах, мне подарили маленький телевизор, невестке — колечко, а моей жене — красивые сережки…
Понравились им и наши подарки. Моя покойная теща еще после войны выткала льняное полотно. Каждому взрослому гостю мы подарили по большому отрезу. Поразили их и вышитый тещей рушник — память для детей и внуков, домотканая скатерть, обереги… А сестре Джека Морин, которой самой первой позвонили из Красного Креста и которая подтвердила личность Нади, мы передали вышитую в народном стиле салфетку. Дэби пишет по электронке, что ее мужа и мальчиков невозможно оторвать от подаренных нами мультиков «Ну, погоди!.. » и «Капитошка». Мы счастливы, что после кошмаров войны и послевоенных невзгод Бог наградил Надю любящим мужем. Джек близок нам по духу, у него искренняя, добрая душа. Осенью поздравим сестричку с 70-летним юбилеем.
Наш младший сын Дима поступил в вуз, совершенствует свой английский. А Надины внучата изучают подаренный нами украинский букварь. Однажды Джек спросил, как звали Надиных дедушку и бабушку. «Иосиф и Варвара», — сказали ему наши. «Вар-р-р-вар-ра», — три дня рычала Дэби, учась произносить имя своей прабабки. Она быстро выучила слова «хлеб», «булка», «колбаса», «шашлык» и другие. Их все интересует. Теперь регулярно общаемся. И благодарны всем, кто помог нам найти друг друга.